И вот уже Истинный лежит в невидимости, выкинув рацию аж на двадцать метров от себя, проверив связь с батальоном и миномётом. Чего лежит, кого ждет? Да тут как раз понятно — ждет начала ложного наката на посёлок, чтоб потом поднять в воздух «птичку». Совсем не дурак Белый, не зря он погнал бойцов днем в атаку. Чего-чего, а дронов всех типов у нациков хватает, в том числе тех, что работают ночью по тепловизору. И тогда люди, засевшие в траве и кустах становятся видны как на ладони. А вот так днем, когда жарит словно на пляжу́в Сочи, никакого преимущества, и пойди разгляди обычным порядком зеленых человечков в зеленой траве.
Батальон не в полном составе и не дуром попрёт, пойдут штурмовыми группами, если их не засекут и не откроют огонь, до ближайшей к посёлку пересеченки, где можно будет залечь. а там слегка окопаются и откроют беспокоящий огонь по ВСУшникам. А если засекут? А тогда Серёга подключится к работе, его задача как раз наводить миномёт на огневые точки. Именно от него будет зависеть, насколько сильно попадут сослуживцы под раздачу. Гражданскому человеку такой расклад может показаться бредовым, но уж какой есть. Нельзя вскрыть оборону противника, не подставившись под огонь. Во всяком случае сейчас именно так. Вот если бы у батальона имелся дивизион сто пятидесяти двухмиллиметровых орудий и избыток снарядов, тогда да. Можно было бы просто закидать все развалины осколочно-фугасными снарядами, а потом пройтись по оглушенным врагам батальоном как асфальтоукладчиком. Но чего нет, того нет. И так наэкономили за неделю тридцать мин для сегодняшнего шоу. Если прицельно класть, то тоже хорошо получится.
Первый этап прошёл хорошо, бойцы скрытно вышли на назначенный рубеж. Или противник не показал, что засёк их, такое тоже может быть. Серёга в соответствии со своей «партитурой», как выразился Белый, вышел из невидимости и запустил свой дрон. Несколько минут, и он поднял «птичку» на четыреста метров.
— Резкий на поле, подавайте!
— Ястр… Резкий, начинаем, мы готовы!
А потом у Серёги резко начались проблемы. Вернее, всего одна, но какая! Серёга на экране планшета увидел какое-то движение и инстинктивно дёрнул джостиком. Как оказалось, это на какие-то секунды спасло его «Маверик» от гибели. Потому «птичку» его именно что атаковали. Атакующих дронов Санталов разглядел аж две штуки, они были очень быстрыми, так что даже пытаться сбежать Серёга не стал. ЭФПиВишки заточены под скорость, их движки выжимают заряд из аккумуляторов достаточно быстро, долгая и счастливая жизнь не про них. Если Серёга сможет уворачиваться своим разведчиком от этих камикадзе минут десять-пятнадцать, то шансы спасти дрон появятся. «Ага — сам себе ответил Санталов, — или появятся новые дроны-убийцы». Нужды в новой паре квадрокоптеров-комикадзе у украинских вояк не случилось, уже через минуту в Серегину машинку врезался один из аппаратов противника. Да так неудачно, что сигнал и картинка улетели сразу. Серёга моментом ушел в невидимость, чтоб не стать второй целью дронов.
Через несколько секунд в стороне раздался несильный взрыв — это подорвался от удара об землю тот истребитель, который столкнулся с его дроном-разведчиком. Человек-разведчик в это время лежал невидимый и неслышимый, боясь лишний раз качнуть ветку или траву. Было слышно, как вокруг его перелеска нарезал круги второй дрон-камикадзе. Одноразовый инструмент войны не мог закончить свою жизнь никак иначе, кроме как подрывом. Сейчас он искал оператора, то есть того, кто стал причиной своего пробуждения. Серёга не волновался за себя лично, он понимал всю тщетность попыток поиска. Проблема была в другом.
— Белый, меня уронили.
— Совсем? Как сам?
— Наглухо. Сам в норме. Ждите теперь.
— Повтори!
— Ждите!
Да чего тут непонятного, рассердился Серёга. Раз по нашим не начали лупить, значит или не видят всё еще, или ждут более удобного момента. Например, когда русские подползут поближе. Если не свою арту ждут. Торопиться нельзя, медлить нельзя, а что можно? Можно аккуратно идти в сторону противника, чтоб по движению травы его сверху не вычислили. Еще нужно срочно искать новую позицию. Это «птичка» сверху со своим приближением в шестьдесят четыре раза может за три километра давать целеуказание. С биноклем и с земли он должен будет подбираться вплотную. Раз должен, значит так и сделает. И Серёга пошел к посёлку, попутно слушая рацию на выделенном ему канале. В режиме невидимости подвешенная на теле рация, что называется, слышала, не могла она только «говорить».
«Грехи наши тяжкие» — любил кряхтеть отец, залезая куда-нибудь повыше. Серёга так и не выяснил, что означает эта явная цитата, откуда она взялась. Он даже так и не понял, на самом ли деле его батя боится высоты, или просто придуривается. Но сейчас он шептал именно эти слова, залезая на развесистую березу. Растроенный ствол, нетипичный для русской красавицы, создавал из одного дерева прямо скульптурную группу «Три подружки» в низинке рядом с посёлком. Внешне тонкие сучья на самом деле были весьма упруги и выдерживали нашего героя, если не ставить ногу далеко от ствола. Так или иначе, но метров на десять над ровной поверхностью он залезть смог, где угнездился с применением одного из ремней. Было не очень комфортно, но вполне безопасно, если никто не начнет стрелять по невидимке на дереве.
Вы спросите, почему Серёга пришёл пешком, почему не на невидимом мотоцикле? Просто он вовремя сообразил, что исправный ухоженный байк, брошенный возле посёлка и кем-то обнаруженный, может навести врага на неудобные мысли. Искать начнут, стрелять в разные стороны. Да и жалко свой транспорт, не раскурочают, так уведут гады. Рацию по-хорошему надо бы поднять повыше, чтоб связь была лучше, но Серёга опасался лезть еще выше — и так ветки как бы намекают, что он достиг «потолка». Так что рация, наоборот, висела метров на шесть ниже него.
— Белый, я готов, играйте!
— Сбоев не будет? А то ребята переживают, им без зрителей неуютно.
— Картинка нормальная, всё путём будет.
Бойцы не видели, что их товарищ и корректировщик засел справа от линии условной атаки и гораздо ближе них к позициям противника. Интересно, как бы они могли его увидеть, сильного Истинного в стелсе? Серёга очень надеялся, что его не заденут ни вражеским, ни дружественным огнем, место выбиралось именно такое, в сторонке. Разве что шальная пуля прожужжит. В отдельные моменты он даже без бинокля видел спины парней, ёрзающих в своих укрытиях. Но основное его внимание было приковано к посёлку, солнце удачно стояло сзади и сбоку, так что бликов от его оптики не будет, а вот вражеские стёклышки, если они покажутся, могут и заблестеть.
Начали одноразовые гранатомёты, сразу два. Бойцы отползли подальше от своих, высунулись, неприцельно жахнули по домам посёлка, тут же пригнувшись побежали назад и в сторону, уходя от ответного огня. Гранатомёт, это такая шутка, которая при всех своих плюсах имеет один серьёзный недостаток — демаскирует владельца при применении совершенно бессовестным образом. Так что буквально нельзя сидеть на месте, если у противника есть оружие. Оружие у противника имелось, это стало ясно после первых очередей, выпущенных русскими бойцами. У кого-то на той стороне не выдержали нервы, и противник открыл ответный огонь.
А вот теперь можно и Серёге подключаться: «Садок, дай пристрелочный по посёлку. Вижу! Даю корректировку». А дальше пошла работа.
Наши штурмовики переползали с места на место, потихоньку двигаясь в сторону противника, имитация наката по непонятной причине превратилась в настоящий штурм. Миномет закидывал по посёлку в точном соответствии с целеуказанием разведки, машина войны работала с завораживающей методичностью и надёжностью, перемалывая жизни, время и пространство.
Наблюдать в бинокль достаточно близкие разрывы, вживую слышимые тобой, и корректировать огонь арты в таком режиме — это совсем не то, что по картинке с дрона. Серёга забыл, что он сидит на ветке как ястреб-переросток, мозг игнорировал сигналы недовольства, поступающие от его задницы. Весь он был там, в поселке, он мысленно проделывал вместе с минами недолгий их путь, падал вместе с ними и восставал серыми дымными разрывами, радуясь удачным попаданиям и сожалея о бесцельно упавших тушках. Один раз он почувствовал, что мина вовсе не взорвалась, тогда стало особенно жалко потраченного выстрела.
