– Приятно познакомиться – жена!
Не поверили. Показала обручальное кольцо. Сравнивали всем консилиумом мое кольцо с таким же кольцом Ника. С лупой в руках и сверяя результат чуть ли не микроскопом. Пустили. Правда, у охраны потом долго и дотошно допытывались: сколько, интересно, Казидис выпил, когда на мне женился?
Охрана сказала, что на трезвую голову.
Тогда медсестры посмотрели на меня повнимательней и дружно решили – курил!
Охрана снова возмущенно опровергла.
Тогда медперсонал понял: сотрясение мозга было не первым! И сразу успокоился.
И неудивительно. Выглядела я… фурией. С опаленными волосами, укороченными вдвое и торчащими в разные стороны, разводами сажи по всему организму и с бешеными глазами. Ага. Мне даже помощь предлагали… психотерапевта. Я отказалась. Сказала – дескать, страховка мое безумие не покрывает, а остаток оплатить смогу только натурой. Верите ли? – ни один доктор ко мне больше не подходил! Даже практикант.
Потом ко мне приставала полиция. Надоедали, правда, недолго. Я же мстительная… Завела по новой долгий и подробный рассказ о своем боевом ранении в бедро – и от меня в момент отбедрались желающие.
О! Еще послали к психотерапевту.
Дальше было… смотри выше.
Так что я оставалась в гордом и спокойном одиночестве, сидя в маленьком ответвлении пустынного и гулкого холла четвертого этажа, пока не приехала моя команда.
– Ты уверена? – в миллион тридцать первый раз спросила Марча, забирая подписанные мной бумаги. – Ты действительно именно этого добиваешься?
– ДА!!!
Мой вопль резанул уши. Сестрички с пустой каталкой испуганно шарахнулись. Врач со стетоскопом удивленно оглянулся, прежде чем пойти дальше.
Марча, в глубоком волнении сминая изумрудно-зеленое кружевное жабо блузки, продолжила уговаривать:
– Милая, мы всегда за тебя. Не торопись! С Казидисом все в порядке. Мне кажется, дело терпит. Может, перенесем решение столь важного вопроса хотя бы на неделю?
– НЕТ!!! – радостно заорала я, углядев подстреленного Йоргоса в кресле-коляске и Рыжую, работающую поводырем. – Привет!
После слезы ангела Йоргос сам не поймет, когда успел выздороветь. Гуд. Зер гут. Муй бьен. Оттимаментэ[24]. Йоргос остро понадобится Нику в самое ближайшее время.
– Привет! – Дуэтом.
– Джул! – очень твердо сказал Георгиос бархатным голосом. – Я безмерно благодарен тебе за спасение Никоса…
Ой, что-то мне подсказывает о продолжении!
Эсбэшник сверкнул глазами и проскрежетал:
– Хотя не надо было сначала его до этого доводить!
Я нервно кашлянула и попятилась.
– Но учти! – продолжал Йоргос, медленно приближаясь и уставясь на меня, как в дуло заряженного револьвера: – Если ты его хоть раз обидишь…
Какой чуткий, сволочь! Ну вот что ты скажешь?!
Я продолжала пятиться по диванчику, пока не уперлась спиной в стену.
– Запомни! – На меня нацелился обвиняющий перст. – Обидишь брата – я тебя из-под земли найду и к Никосу наручниками прикую, поняла? На год! А то и на два. – Йоргос совсем не шутил, видно было по напряженной позе и холодному, хмурому лицу.
Я тоже:
– Так оно и будет, Гося. Так оно и будет…
– Я тебе не Гося! – зло рявкнул Йоргос. Кому-то для выработки хороших манер поможет только ампутация. Башки!
– Прости, Гося! – в который раз повинилась жена шефа и сползла, приседая рядом на корточки. Заглянула в синие бешеные глаза. – А теперь послушай меня внимательно. Это очень важно!
– Чего ты опять натворила, зараза белобрысая? – уже почти беззлобно сказал Георгиос.
Все дружно посмотрели на мою шатенистую прическу и решили, что у мужика тяжелые последствия травмы головы. Переубеждать я никого не стала – времени оставалось в обрез.
– Все присутствующие здесь поставлены в известность о переходе моего бизнеса под начало Никоса, – по-американски улыбнулась я всеми зубами не на шутку встревоженному Йоргосу. – Соответствующие документы подготовлены и подписаны. Закладные аннулированы и больше не имеют законной силы.
– Что-то я не пойму – с чего вдруг такая щедрость? – пробормотал пораженный грек. Чувствует! Точно, чувствует! Еще немного – и креститься станет, изгоняя нечистую силу.
Неправда, я чистая! Местами…
– Потом поймешь, – сладко пообещала я. Вызверилась: – А пока помолчи, мужчина, когда женщина говорит!
– Дождусь твоей старости… – мстительно сказал Йоргос, смакуя каждое слово. – И стакан воды заменю на раствор виагры! А вставные челюсти спрячу!
– Конечно, – снова улыбнулась я. – Именно так ты и сделаешь! – Улыбка перешла в оскал. – А еще ты будешь рядом с другом и удержишь его от роковых поступков… – Сделала свой взгляд опасным. – Потому что ты не захочешь иметь дело со мной… в гневе… Ведь так?..
– Так и есть! Матерь Божья, бедный Никос! Снова что-то пакостное надумала! – взволнованно выдал по-гречески побледневший эсбэшник. Пробормотал, ни к кому конкретно не обращаясь: – И почему мне все это кажется подозрительным?!
– Профессия у тебя такая… беспокойная! – отрезала я, поднимаясь с пола.
От усталости меня повело. Еще бы! В этом теле уже сутки без сна и отдыха. И все время на ногах. Рон успел вовремя подхватить за плечи.
– Как ты, милая? – Марша погладила по руке, пытаясь оказать моральную поддержку.
Я стояла, не владея дрожащими коленями, и смотрела на безукоризненный костюм и высокие каблуки. Дресс-код руководителя, чтоб его! Заставили-таки принять душ и переодеться. Даже причесали… с боем. И воем. Моим.
Повернулась к своей команде:
– Все все поняли?
– Да! – раздался нестройный хор голосов.
– Кто-то может объяснить мне хоть что-нибудь?! – одиноко взывал с коляски Йоргос, шаря взглядом по растерянным лицам моих подчиненных.
– Мистер Казидис очнулся! – шлепая легкими тапочками, выскочила к нам молоденькая волоокая медсестра. – Можете к нему зайти.
– Да, конечно, – кивнула я ей. – Спасибо! – И снова к своим: – Сейчас я пойду к мужу и проведу с ним пару часов. Потом он будет в вашем распоряжении. – Поменяла интонацию и тихо пригрозила: – И не дай бог вам нарушить мои приказы!
Обвела всех строгим взглядом, улыбнулась и пошла к двери в палату.
– Джулиэн, – тихонько позвала Анна. – Счастья тебе!
– Джул! – поправила ее я. – Джул Казидис! И… спасибо!
Через предбанник с обрадованно суетящейся медсестрой и бравой охраной в черном я стремительно прошагала в VIP-палату.
Внутри на больничной койке лежал муж. Бледный, опутанный трубками и проводами, подключенный к попискивающим приборам и датчикам, Никос напряженно всматривался в отворяющуюся дверь. Классический вид кусачего животного в клетке! Вот уже и скалиться на визитеров приготовился.
– Тише, милый, это я!
Белая повязка на голове мужа делала его похожим на раненого бойца греческого Сопротивления. Швы на лбу выглядели немного непривычно, не уродуя, а делая забавным. Левая бровь у него вверху приподнялась, и кончик ее слегка недоуменно изогнулся, будто хозяин безмолвно спрашивал, подшучивая над собеседником: «В самом деле?»
Оттопыренное ухо хулиганисто торчало из-под повязки, как у беспородного щенка. Левая нога в гипсе, правая рука – тоже. Грудь в бинтах. Остальное спрятано под одеялом.
– Как ты себя чувствуешь? – тихо прикрыла я створку.
В ответ мне досталась микроулыбка, зато теплом глаз можно было топить льды Антарктиды.
– Средне паршиво, – кривясь, признался Ник. Передернул плечами и пожаловался все с той же тенью внутреннего смеха: – Детей делать в ближайшее время точно не смогу. – Потянулся ко мне и беззвучно охнул, отбрасываемый назад пластиковыми путами. – Могу только надеяться, что к тому времени, как поправлюсь, все еще буду тебя интересовать.
Я присела около его кровати и осторожно взяла за руку:
– Будешь.
Он с трудом улыбнулся и спросил:
– Мне сказали, что ко мне рвется жена. Ты наконец решила рассекретиться?
– Что-то вроде того. – Я погладила такую сильную и такую слабую сейчас руку. – Я поняла – есть что-то большее, нежели амбиции.
– Что же это? – Он сжал горячие пальцы, охватывая мою узкую ладонь и пронзая меня тревожным взглядом.
– Любовь, – нежно улыбнулась я. – Просто любовь…
– Джул! – рванулся он ко мне опять и тут же откинулся со стоном на подушки. Ласково попенял: – Умеешь же ты найти место и время!
– Я готовилась. – Я не сводила глаз с человека, ради которого отрекалась от всего. Искренне надеюсь – не напрасно.
– Теперь ты останешься со мной? – Голос Никоса становился глуше, невнятнее, сказывались усталость и лекарства. Переспросил: – Ты будешь рядом, любимая?
– Я теперь всегда буду рядом, – пообещала я. – Всю твою жизнь. И тебе не избавиться от меня.
Сомкнулись полукружья темных ресниц. Он уснул. Уснул, успокоенный и ободренный. Уснул, еще не зная, что отныне мы всю жизнь будем вместе и врозь, как солнце и луна.
