Бочонок трещит у меня в ладонях. Сейчас ты у меня попрыгаешь. Быстро и высоко, как в игре у Шелдона.
— Ты пропустишь свою вагонетку, — говорит Альбус.
Прежде чем я успеваю ответить, сбоку ко мне с обеспокоенным видом подходит Седрик. В уголках губ у него зеленоватые следы от пива, они шевелятся, как слизни. У меня от одного взгляда на них глаза ломит.
— Надо идти, шеф, — поторапливает он меня. — Шелдон прошел до конца свой уровень, и теперь паникует.
— Что с принцессой?
— Ее в последнем замке не было. Он раскрыл секретный сектор, а у него осталась всего одна жизнь.
— Когда я им вплотную займусь, у него останется еще меньше, — бурчу я, направляясь в общем направлении на выход.
Шелдон сидит, взгромоздясь на мое место, и наяривает по своему планшету обеими руками. Судя по его энтузиазму и тому, как бегают его пальцы, можно подумать, что он таки нашел принцессу. Ни гам в таверне, ни увещевания Седрика не в силах его отвлечь. От вида его азарта я вдруг чувствую себя очень уставшим. Я поднимаю было кулак, задумываюсь и чешу в голове, отчего лавиной сыплется гравий. Гномы научились укрываться, когда у меня чесотка. И Седрик тоже. До Шелдона явно никогда не дойдет, но меня это не волнует.
На землю вокруг него обрушивается град гальки. Одна из них отскакивает от его планшета, и он подпрыгивает.
— Пошли, парни, — говорю я, кидая треснувший бочонок на стойку, прежде чем сплющить его одним ударом.
На сей раз никто и не пикнул.
До остановочной платформы на восьмой линии час ходьбы — чуть больше, если считать зигзаги. По мере того как мы углубляемся в слегка наклонную поперечную галерею, гвалт гномов стихает и дает проявить себя во всей красе грохоту под моим черепом. Мальчики плетутся, волоча ноги. Они слабо понимают, куда мы идем, а мне неохота им объяснять.
Они-то прибыли по главному стволу, через грузовой лифт, и, чтобы попасть в южные районы, наверняка планировали двигаться по поверхности и столкнуться с опасностями, которые подстерегают путешественников в это время года. Глубины — это такое место, с правилами которого они незнакомы. А я знаком.
Я держу веки полуприкрытыми и прислушиваюсь к камню, который неприметно дрожит вокруг меня. У нас, у троллей, не выходит заглядывать кому-то в глаза. Смотреть в глаза гномам — даже думать нечего. Я мог бы, согнувшись, переглядываться с людьми, но они вечно отворачивают головы. Остается только скала, пласты сланца, гранита или кремня, лицо мира в его первозданной наготе — до того, как жизнь покрыла его своей плесенью.
От задержки в таверне я проголодался. Когда мои ноздри щекочет восхитительный запах, я замираю и тянусь пальцем к потолку. Бережно поддеваю ногтем краешек камня, который с треском отрывается. В центре — пригоршня гранатов. Не самые мои любимые, но я не привередничаю.
Седрик благоразумно отступил назад, когда увидел, как я поднимаю руку. Шелдон последовал за ним, чуть запоздав. Я глотаю кристалл за кристаллом, не утруждаясь их смаковать.
— Вы действительно собираетесь съесть их все? — спрашивает Шелдон, перешагивая через осколки породы, усеявшие землю вокруг меня.
— А что, ты тоже хотел?
— Нет, но я подумал, что гномы ради них и копают. Чтобы сложить в их сокровищнице и любоваться своим богатством.
— Теперь это зовется складским хранением. А гномы копают потому, что им нравится копать. Не просто для того, чтобы что-то найти, но еще чтобы каждый закоулок простучать своими мотыгами. Видишь камушки на земле? — (Он кивает.) — Это все равно как если бы я повесил табличку. Через пару часов здесь повсюду будут коротышки, бурящие дырки в потолке, чтобы вскрыть остатки залежи. Попутно они угрохают мне всю инвентаризацию, но тут ничего не поделать.
Мы, тролли, с самоцветами на одной волне. Они вызывают у нас голод, поэтому мы примечаем их издалека, сквозь любую толщу породы. Потом только и остается, что разрабатывать жилу. В те времена, когда меня тянуло ночью встать и перекусить, мы чуть не запороли норму. С тех пор я держу рядом с кроватью небольшую кучку необработанных алмазов, чтобы утолять аппетит.
Вот зачем они берут нас на шахты, — заканчиваю я. — И еще потому, что им очень нравится держать нас где-нибудь поглубже, подальше с глаз.
Гранатов едва хватило, чтобы унять мою изжогу. Я колеблюсь, не вырезать ли себе еще один бутерброд из гранита, но долг зовет. Не слишком торопясь, я снова трогаюсь в путь сквозь темноту, едва прореженную светящимися метинами лишайника на каждом перекрестке. Сумка Седрика стукается о стены с металлическим звяканьем, от которого у меня ноют зубы. К счастью, он держит рот закрытым — за исключением моментов, когда воздух становится слишком тяжелым от рудничного газа. Обычно, когда я забираюсь так глубоко, я беру с собой канарейку, но и стажер — почти так же неплохо.
— Вы хотите, чтобы мы отправлялись вот на этом вот? — мямлит Шелдон.
Он не выпускает из рук планшет, хотя и перестал возиться с ним на ходу после встречи со вторым сталактитом. Он облизывает разбитые губы и добавляет:
— Мы могли бы дойти туда пешком, знаете ли. Туда всего три недели марша.
Я, не отвечая, выхожу на платформу. В вагонетке едва хватает места для нас троих. Я пихаю сумку Седрика на дно, прижимаю ее мизинцем ноги и помогаю обоим хомо перелезть через ржавый порог. Затем отпускаю тормоз, прежде чем с силой налечь на причальную тумбу. Колеса начинают вращаться с душераздирающим скрежетом. Я наклоняюсь вперед, чтобы немного разогнаться.
— Почему так темно? — спрашивает Седрик. — Могли бы и фары установить.
— Лучше не надо, — ворчу я.
— Но почему?
— Потому…
Мы резко клюем носами. Я ловлю Шелдона за подошву ботинка, а Седрика — вообще за непонятно что. Вагонетка ринулась вдоль первого спуска, и ее слегка потряхивает. Я ритмично переношу вес туда-сюда, чтобы мы не слетели с путей, а вопли мальцов, отскакивая от стен пропасти, разгоняют полчища гигантских летучих мышей, которые кружат вокруг нас.
Благодаря моей тяжести мы не теряем контакта с рельсами. Так что реальной опасности нет.
Воздух обтекает вагонетку с шипением кастрированного дракона. Я бы по звуку сказал, что мы достигли крейсерской скорости. Планшет Шелдона внезапно вспыхивает, и он светит им, как прожектором, по сторонам. Зрелище, предстающее нашим глазам, смахивает на преисподнюю.
Расщелина залита по низу озером раскаленной красной магмы. Колея, едва держащаяся на шеренге витых столбов, описывает спираль чуть не впритирку со стенами, ощетинившимися базальтовыми зубами. Рубиновые глаза летучих мышей выстраиваются в непоседливые созвездия на небе пещеры, прежде чем они с писком пикируют на нас.
И повсюду кишат гномы, и они все копают и копают…
— Кабы я знал, что вы хотели рассматривать пейзажи, я бы выбрал туристический маршрут!
Я накреняюсь всем весом вправо, едва избегая поворота на дефектную ветку, который ведет к участку пути, обвалившемуся как раз над потоком лавы. Действие железненой воды ослабевает. Надо было взять бочонок с собой в дорогу.
Шелдон размахивает во все стороны планшетом и ногами. Если бы я его не придерживал, он бы давно улетел.
— Скоро мы доберемся? — спрашивает Седрик дрожащим голосом.
— Это только первый уровень. Тебе бы лучше держаться покрепче, сейчас ожидается турбулентность.
Судя по звукам, которые от него доносятся, его пиво решило поискать дорогу наружу. Колея проседает на одну сторону, и я механически компенсирую это, смещая свою здоровенную… Ну, я компенсирую, в общем.
— А можно мне поуправлять??
Глаза у Шелдона горят не хуже его планшета. Этот парень определенно со странностями.
— Подрасти немного!
— Зачем вы так говорите, — негодует он. — Хочется испытать все аспекты игровой ситуации, когда предоставилась возможность, и ничего детского в этом желании нет.
