Александр Торин - Особенности международной рыбалки

— Завтра едем на рыбалку, и никаких возражений, — решительно заявил Шурик. Он завернулся в полотенце и вполне мог сойти за римского патриция, вылезшего из терм. В правой руке Шурик держал пластиковый стаканчик с водкой, между указательным и средним пальцами левой было зажато нечто, напоминающее гигантскую сигару.

— Будем здоровы, — уклончиво ответил я.

— А ты как-то скромно. Закусывай, — Шурик протянул мне сигарообразный объект, оказавшийся маринованным огурчиком, с любовью обернутым пластом начинающей сереть ветчины.

— Спасибо, я не хочу.

— Обижаешь. Кто не с нами, тот против нас. А ты с кем? — Шурик слегка покачивался.

— Это как понимать? — я попытался сфокусировать убегающие мысли на многозначных трактовках заданного вопроса, но сознание витало над сиюминутным, судорожно выхватывая дрожащие лоскуты фрагментов из целостной картины бытия. Все мы были видны как на ладони. Так, наверное, бывает, когда душа отделяется от тела.

С высоты духовного полета бытие выглядело весьма непривлекательно. Несколько мокрых, весьма нетрезвых мужиков, вылезших из бассейна, отчаянно парили. Сильнее всего почему-то пар шел от меня.

В феврале вода в Калифорнии остывает до двенадцати градусов. В трезвом состоянии мы бы купаться не полезли, но Серега с Шуриком уронили именинника в бассейн. Дурной пример заразителен, и мы около получаса с увлечением плескались и кидались друг в друга детским мячиком.

На кухне горел свет, и было шумно: женщины наслаждались тортом домашнего приготовления с ромовой пропиткой. В соседней комнате единственным источником света был экран компьютера. Там сидели подрастающие цветы наших жизней, по очереди пытаясь сбить протонными ракетами корабль зловредных пришельцев.

— Значит, завтра едем на рыбалку, — Шурик безжалостно вернул меня на землю. — Твоя очередь баранку крутить. Встаем часа в четыре, как обычно, и — вперед.

— Сбавь обороты, я еще не осознал зияющей глубины твоей идеи.

— Все уже на мази, — чокнулся со мной Шурик. — И не вздумай откалываться от коллектива.

— Эй, вы что, охренели? Так и замерзнуть можно, февраль на дворе, честное слово! Давайте, давайте, — Илларион, он же Лариосик, хозяин дома и именинник, бродил с пузатой бутылкой, пытаясь облагодетельствовать гостей.

— Давно пора, — Шурик откусил половину огурчика в ветчинной упаковке. — Я считаю, что пора выпить за прекрасных дам.

— Саша, тебе, кажется, уже хватит! — Жена рыжебородого любителя рыбной ловли высунула голову на улицу.

— Дорогая, — Шурик выдержал паузу, дожидаясь, пока Марина исчезнет в комнате. — Ты замечал, что у жен чутье необыкновенное? То-то и оно. Женская интуиция. Мы этого дара лишены.

— Так что ты там про рыбалку говорил?

— Едем на Лох-Ломонд, милейшее горное озеро. Название, впрочем, шотландское, что твой Лох-Несс. Я где-то читал, что шотландцы грузины. Или евреи. Илларилон! Именинник!

— Понял, — Лариосик не расставался с бутылкой «Столичной». Как радушный грузинский хозяин, он не мог допустить, чтобы кто-нибудь из гостей хоть на секунду протрезвел. — Можете не продолжать. Я чувствую душой все ваши сокровенные желания. Вот просплюсь, вспомню, какая падла меня в бассейн уронила, и…

— И что?

— И скажу все, что думаю.

— Лариосик, лучше скажи нам, как кавказский человек. Шотландцы — они евреи, или грузины?

— Грузины! — убежденно ответил именинник. — А Сталин шотландец.

— Совсем ты охренел, Лариосик. При чем здесь Сталин?

— Замнем для ясности. В общем, выпьем за дружбу народов…

— Саша! — жена Шурика снова выглянула на улицу. Ее взгляд не оставлял никаких сомнений в серьезности назревающей ситуации.

— Значит так, мужики, — Шурик поставил стаканчик на догорающие в жаровне угли. Водка вспыхнула, выпустив реактивные языки пламени в звездные небеса. Запахло горелой пластмассой.

— Ты чего творишь, пиротехник хренов!

— Все, братцы, завязал. Не корысти ради, а токмо волею.

— Все женщины одинаковы, — я по обыкновению стремился к обобщениям. — Они хотят поддерживать очаг, укреплять гнездышко и продолжать род. Они испытывают беспокойство при виде принявшего внутрь мужчины. Потому что, если именно этой ночью на пещеру нападет соседнее племя людоедов, или на свет костра забредет саблезубый тигр… Или, скажем, появится молодая, стройная самка, никогда не носившая детей, и бесстыдно начнет танцевать около костра, сбросив с себя засаленные медвежьи шкуры.

— Знаешь, а ты в чем-то прав, — согласился Шурик. — Он тяжко задумался, и думал минуты полторы, видимо, представляя себе соблазнительных неандерталок и вымерших пещерных медведей. — Короче, давай на посошок… — Он снова замолк. — И на озеро! — Шурик потерял равновесие и рухнул в бассейн. Лысина его скрылась под водой, безжизненные руки изобразили распятие в невесомости, ноги пару раз дернулись, и спазматически напряглись.

Шурик опускался на дно, подсвеченный голубыми бликами, и пускал маленькие, серебристые пузырьки.

— О, Господи! — Марина бросилась к воде. — Он же тонет! Да что вы все стоите, он захлебнется!

— Сейчас, — мне стало смешно. — На счет три! Раз. Два.

Голова Шурика всплыла над поверхностью, отфыркалась, и энергично проревела: «И на Тихом океане свой закончили поход!».

Более всего в тот момент Шурик напоминал пьяного морского льва.

Водитель на рыбалке должен встать раньше всех и объезжать рыбаков, зачастую забывших о своем опрометчивом решении, стучаться в двери, вызывая ненависть заспанных жен, вытряхивать приятелей из постелей. Водитель вынужден оставаться трезвым до самого вечера. А ловить рыбу в трезвом состоянии хуже, чем нюхать розы в противогазе, это откровение в прошлом году снизошло на Серегу.

К моему удивлению, Сергей стоял на улице в условленном месте. Он был похмельно-мрачен и нервно курил.

— Живой? — осторожно осведомился я, открыв дверцу.

— Знаешь, какое самое ужасное воплощение американского образа жизни? Водяные кровати. Они так раскачиваются, что самый убежденный трезвенник мгновенно получает приступ морской болезни. Пиво есть?

— В багажнике, как всегда.

— Уфф, — Серега перелез через заднее сиденье микроавтобуса. Вернулся он просветленным.

— Нас утро встречает прохладой, — саркастически заметил я.

— Слушай, что ты так неровно ведешь? — перевел Сергей тему.

— В смысле?

— То ускоряешься, то останавливаешься. Растрясешь всего.

— Нет, ты подумай только, какие мы нежные! А светофоры?

— Ночь же еще, ни одной машины нет.

— Нет уж, Серый, извини. А фотокамеры? Потом пришлют квитанцию по почте, и пиши — пропало.

— Полицейское государство, — сделал вывод Серега.

— Ты знаешь, я много думал об этом. И пришел к выводу, что любое государство — это насилие.

— А дома снегом все занесло, тишина… — после третьей бутылки пива Серега проник в небесный астрал.

Вторым на очереди был Женька. На звонки в дверь он не отвечал, а жена его на прошлой неделе улетела в Москву, так что мне пришлось несколько раз нажать на гудок.

— Ну что ты делаешь, честное слово! Клаксон, твою мать! Всю улицу перебудишь, — высунулся усатый из окна. — Езжайте без меня.

— Давай, давай, вылезай скорее.

— Я передумал. Имею право.

— Не имеешь!

— Я лучше посплю!

— Помнишь, ты в прошлом году проспал, а мы поймали здоровущего сома. Смотри, потом локти кусать будешь.

— Да ну его на хрен, — Женька сделал попытку сползти на пол. Когда его усы поравнялись с уровнем подоконника, пришлось прибегнуть к крайнему средству убеждения: я достал из-под сиденья термос и многозначительно потряс им в воздухе.

— Ну и что это должно означать? — растерянно спросил Женька.

— Сам знаешь…

— Роса? — сглотнул он слюну.

Крепкий кофе был примерно наполовину разбавлен хорошим коньяком. Гремучая эта смесь была любимым похмельным напитком Женьки под кодовым названием «Утренняя роса».

— Сейчас, — Женька начал суетиться. — Вы без меня не пейте. Я быстренько, только куртку найду.

Добыча уже прочно сидела на крючке. Аккуратно подвести ее к дверце микроавтобуса теперь не представляло никакого труда.

У Шурика дома горел свет. Там назревал семейный скандал.

— Господи, за что это мне! — возмущалась Маринка. — Опять ты со своей рыбалкой, а сам уже третью неделю обещаешь, что спилишь засохшую ветку на пальме. Дождешься, она свалится соседям на голову, и нас засудят!

— Девочка, ты же знаешь, как я тебя люблю, — расслабленно отвечал Шурик.

— Знаю, знаю. А вы мне все до смерти надоели, слышите! — Маринка, хотя и ругалась, запихивала в сумку теплую рубашку. — Ведь он вчера, когда со дня рождения приехал, все стонал, что простудился насмерть, потом выжрал полбутылки коньяка и всю ночь храпел, как питекантроп. Сколько это может продолжаться?