Юрий Коваль - Суер-Выер. Пергамент

Тёмный крепдешин ночи окутал жидкое тело океана.

Наш старый фрегат «Лавр Георгиевич» тихо покачивался на волнах, нарушая тишину тропической ночи только скрипом своей ватерлинии.

– Грот-фок на гитовы! – раздалось с капитанского мостика.

Вмиг оборвалось шестнадцать храпов, и тридцать три мозолистых подошвы выбили на палубе утреннюю зорю.

Только мадам Френкель не выбила зорю. Она плотнее закуталась в своё одеяло.

Служил у нас на «Лавре Георгиевиче» вперёдсмотрящий. Ящиков.

А мы решили завести ещё и назадсмотрящего. Ну мало ли что бывает. Короче – надо. Завели, а фамилию ему давать не стали. Ну на кой, простите, пёс, назадсмотрящему-то фамилия?

А он говорит:

– Ну дайте же хоть какую-нибудь. Ну хоть бы – Бунин.

Никакого, конечно, Бунина мы ему не дали. А он назад оглянулся и как рявкнет:

– Идёт шторм!

– Шторм? – удивился наш капитан сэр Суер-Выер. – Так ведь он умер.

– Кто умер?

– Шторм умер. Апполинарий Брамсович.

– А это другой шторм идёт, – пояснил вперёдтеперьужесмотрящий Ящиков.

– И другой умер, – сказал Суер. – Через два года.

– Знаете что, капитан, – который Бунина просил говорит, – свищите скорей всех наверх.

– Рак, – пояснил капитан то ли про первого, то ли про второго Шторма.

– А ну вас всех, прости меня Господи, – сказал назадсмотрящий, – понасели на «Лавра Георгиевича» и плывут незнамо куда, гады!

– У обоих, – продолжил Суер свою предыдущую мысль.

Перед бурей утихли волны. В тишине слышался скрип нашей ватерлинии и какие-то клетчатые звуки. Это мадам Френкель ещё плотнее закуталась в своё одеяло.

– Со всеми этими штормами и сошестерениями, – сказал как-то наш капитан Суер-Выер, – нам Острова Истины не открыть. Да вон, кстати, какой-то островок виднеется. Не Истины ли? Эй, Пахомыч! Суши вёсла и обрасопь там, что надо обрасопить!

– Надоело обрасопливать, сэр, – проворчал старпом. – Обрасопливаешь, обрасопливаешь… а толку?

– Давай, давай, обрасопливай без долгих разговоров.

Вскорости Пахомыч обрасопил всё, что надо, мы кинули якорь, сели в шлюпку и поплыли к острову, виднеющемуся невдалеке. Он был невелик, целиком умещался в подзорную трубу. На нём не было видно ни души. Песок, песок да ещё какие-то кочки, торчащие из песка.

Шлюпка уткнулась носом в берег, и тут же кочечки зашевелились и каким-то образом нахлобучили на себя велюровые шляпы. Тут и стало ясно, что это не кочки, а человеческие головы в шляпах, которые торчат из пещерок.

Крупная, но фетровая шляпа заколебалась, и из пещерки вылез цельный человек. Сняв шляпу, он приветливо помахал ею и сказал:

– Добро пожаловать, дорогие Валерьян Борисычи!

Мы невольно переглянулись, только Суер поклонился и сказал:

– Здравствуйте, братья по разуму!

Шляпы в норках загудели:

– Здравствуйте, здравствуйте, дорогие Валерьян Борисычи! А первый в крупной фетровой обнял Суера и расцеловал.

– Ну, как вы добрались до нас? – спрашивал он. – Легко ли? Тяжело? Все ли Валерьян Борисычи здоровы?

– Слава Богу, здоровы, – кланялся Суер.

Меня всегда поражала догадливость капитана и его житейская мудрость. Но какого чёрта? Какие мы Валерьян Борисычи? Никакие мы не Валерьян Борисычи! Но спорить с туземцами не хотелось, и я подумал: если капитан прикажет, мы все до единого дружно станем Валерьян Борисычами.

Между тем шляпа номер один продолжала махать когтистой лапой и весело лопотала:

– Мы так радуемся, когда на остров прибывает очередная партия Валерьян Борисычей, что просто не знаем, как выразить своё счастье!

– И мы тоже счастье выражаем, – сказал Суер и, обернувшись к нам, предложил: – Давайте, ребята, выразим своё счастье громкими кличами.

Мы не стали спорить с капитаном и издали несколько кличей, впрочем, вполне приличных. Кроме Пахомыча, который орал:

– Борисычи! А где же магарыч?

– Я надеюсь, – сказала шляпа номер один, – среди вас все истинные Валерьян Борисычи? Нет ни одного, скажем, Андриан или Мартемьян Борисыча? Не так ли?

– Ручаюсь, – сказал капитан, придирчиво осматривая нас. – Верно, хлопцы?

– Да, да, это так, – поддержали мы капитана. – Мы все неподдельные Валерьян Борисычи.

– Но мы маленькие Валерьян Борисычи, – влез в разговор лоцман Кацман, – небольшие Валерьян Борисычи, скромные.

Капитан недовольно поморщился. Лоцману следовало бы помолчать. Он сроду не бывал никаким Валерьян Борисычем, а, как раз напротив, по паспорту читался Борис Валерьяныч.

– Мы-то маленькие, – продолжал болтливый лоцман. – А вот он, – и лоцман указал на Суера, – он величайший из Валерьян Борисычей мира.

Суер поклонился, и мы ударили в ладонь.

Самое, конечно, глупое, самое тупое заключалось в том, что я и вправду почувствовал себя Валерьян Борисычем и раскланивался на все стороны, как истинный Валерьян Борисыч.

– Дорогой Валерьян Борисыч, – сказал Суер, обращаясь к главной шляпе. – Позвольте и мне задать вопрос. Скажите, а вот эти люди, которые сидят в норках, все ли они истинные Валерьян Борисычи?

– Валерьян Борисыч, дорогой, – отвечала шляпа, – мы понимаем вашу бдительность и ответим на неё дружно, по-Валерьян-Борисычски. Эй, вэбы, отвечайте!

Тут все Валерьян Борисычи зашевелились в норках и хотели было вылезать, но Главношляпый крикнул:

– Сидеть на месте! Кто выскочит – пуля в лоб! Начинайте.

И один носатый из ближайшей норы неожиданно и гнусаво запел:

А хор из норок подхватил:

Гнусавое запевало выползло тем временем на второй куплет:

И они высунули из норок когтистые лапки. Все невольно отшатнулись, и даже Суер заметно побледнел. Он быстро оглядел нас и впёр свои брови в меня.

– Валерьян Борисыч, – сказал он, похлопывая меня по плечу, – возьми руку друга из норы.

– Кэп, меня тошнит.

Валерьян Борисычи в норках зашептались, заприметив наши пререканья.

– Иди, скотина Валерьян Борисыч, – толкнул меня в спину Пахомыч. – Иди, а то меня пошлют.

В этот момент меня покинуло чувство, что я немного Валерьян Борисыч, но – подчинился капитану. Я уважал Суера, вам, впрочем, этого не понять.

Любезно гримасничая, как это сделал бы на моём месте истинный Валерьян Борисыч, я тронулся с места и пошёл некоторым челночным зигзагом.

– Он очень стеснительный, – пояснял Кацман, – но истинный, хотя и мелковатый, Валерьян Борисыч[2].

Подойдя к ближайшей кочке-шляпе, я схватил за руку какого-то Валерьян Борисыча и принялся тресть.

– Здорово, старый хрен Валера! – заорал я. – Ну как ты тут? Всё в норке сидишь? А мы тут плавали-плавали и на вас нарвались! Да ты сам-то хоть откуда? Я-то из Измайлова!

Схваченный мною Валерьян Борисыч тихо поскуливал.

– Ты с какого года? – орал я.

– С тридцать седьмого, – отвечал задёрганный мною Валерьян Борисыч.

– А я с тридцать восьмого! Ты всего на год и старше, а вон уже какой бугай вымахал!

Валерьян Борисыч призадумался и наморщил лобик.

– Ты знаешь чего, – сказал он, – копай норку рядом со мной, мы ведь почти ровесники. К тому же я из Сокольников.

– Да! Да! Да! – закричал Главный Шляпоголовый. – Копайте все себе норки! Здесь очень хороший песочек, легко копается. И мы все будем дружно сидеть в норках.

И тут я подумал, что это неплохая идея, и мне давным-давно пора выкопать себе норку в тёплом песке, и хватит вообще шляться по белу свету.

«Заведу себе велюровую шляпу, – думал я. – Стану истинным Валерьян Борисычем, а там – разберёмся». И я опустился на колени и стал двумя руками загребать песочек, выкапывая норку. Песок струился с моих ладоней, и суть его, копая, я пытался постичь.

«В чём же суть этого песка? – напряжённо думал я. – Эту вечную загадку я и стану разгадывать, сидя в норке».

Струился, струился песок с моих ладоней, тянул к себе и засасывал.

Вдруг кто-то сильно дёрнул меня за шиворот и выволок из норы.

– Ты что делаешь? – сказал Суер, щипая меня повыше локтя. – Опомнись!

– Норку копаю. А вы разве не будете, кэп?

– Будем, но позднее.

– Позвольте, позвольте, – встрял Главный Шляподержатель, – откладывать копание не полагается. Копайте сразу.

Тут я заметил, что Валерьян Борисычи в норках надулись и смотрели на нас очень обиженно.

– Копайте норки, а то поздно будет, – приговаривали некоторые.