– Нам нужно вначале осмотреть достопримечательности, – отвечал Суер-Выер. – А уж потом будем копать.
– Какие ещё достопримечательности? Здесь только песок да Валерьян Борисычи.
– А где же музей восточных культур? – спросил Суер.
– Мы его разграбили, – мрачно ответил Главный Валерьян Борисыч. – А вы, я вижу, не хотите норок копать. Бей их, ребята! Это поддельные Валерьян Борисычи! Их подослали Григорий Петровичи!
– Вот ведь хреновина, – устало сказал Суер. – Только приплываем на какой-нибудь остров – нас сразу начинают бить.
Головной Валерьян Борисыч снял вдруг шляпу и метнул её в капитана. Шляпа летела, вертясь и свища.
Капитан присел, и шляпа попала в лоцмана. Кацман рухнул, а шляпа, как бумеранг, вернулась к владельцу.
Все прочие Валерьян Борисычи засвистели по-узбекски и стали принакручивать шляпами. Через миг несметное количество шляп загудело над нашими головами.
Волоча за собой, как чайку, подбитого лоцмана, мы отступили к шлюпке. Над нами завывали смертоносные шляпы.
Пахомыч изловчился, поймал одну за тулью, зажал её между коленей, но шляпа вырвалась, схватила корзину с финиками, которая стояла на корме, и понеслась обратно на остров.
Эти финики спасли нам жизнь. Валерьян Борисычи, как только увидели финики, выскочили из норок. Они катались по песку, стараясь ухватить побольше фиников.
– А мне Валерьян Борисычи даже чем-то понравились, – смеялся Суер-Выер, выводя нашу шлюпку на правильный траверз. – Наивные, как дети, хотели нас шляпами закидать.
Тут в воздухе появилась новая огромная шляпа. Она летела книзу дном тяжело и медленно.
Долетев до нас, шляпа перевернулась, вылила на капитана ведро помоев и скрылась в тумане.
Главы IX-X. Развлечение боцмана
На следующий за Валерьян Борисычами остров для забавы мы взяли с собой боцмана Чугайло. Он уже несколько месяцев не сходил с борта и совершенно озверевал.
– Хочу развлечений! – ревел он иногда в своей каюте. Правда, ещё издали было видно, что особых развлечений на этом острове не состоится. Прямо посредине его стояло какое-то сухое дерево, а вокруг сплошной камень.
– Это ничего, – говорил Суер, – походит вокруг дерева, глядишь – и развлечётся.
Ну, мы сошли на берег и открыли остров. А потом сели на камушек, а боцмана пустили ходить вокруг сухого дерева. И он начал ходить, а мы смотрели, как он ходит, и перемигивались.
– Неплохо ходит, холера!
– Медленно как-то. Вяло.
– Господин Чугайло! – кричал Пахомыч. – Да вы побыстрее ходите, а то не развлечётесь.
– Сам знаю, как хожу! – ревел боцман. – Развлекаюсь, как умею.
– Чепуха, – сказал лоцман Кацман, – так он не развлечётся никогда в жизни. Давайте потихоньку сядем в шлюпку и уплывём, вот тут он и развлечётся.
И мы сели в шлюпку и отплыли на три кабельтова.
Боцман Чугайло вначале не заметил нашего манёвра и ходил, тупо глядя в землю, а когда заметил – забегал вокруг дерева, то и дело падая на колени.
– Вы куда? – орал он. – Вы куда?
Ничего не мог он придумать, кроме этой моржовой фразы. Ясно куда: на «Лавра».
– Не покидайте меня, братцы, – орал Чугайло в пространство, а мы посмеивались и делали вид, что навеки уплываем.
– А что? – сказал Суер. – Может, и вправду оставить его на острове? Надоел ужасно. Ходит всюду, плюётся и сморкается. Всего «Лавра Георгиевича» заплевал.
– Давайте оставим, – сказал Пахомыч.
Думали мы, думали и решили оставить боцмана на острове. Хрен с ним, пускай развлекается.
Главы XI-XII. Самсон-Сеногной
Лоцман Кацман разрыдался однажды у мачты, на которой к празднику мы развесили кренделя.
– Жалко Чугайлу, – всхлипывал он. – Давайте вернёмся, капитан. Заберём его на «Лавра».
А, наверно, уж с полгода прошло, как мы оставили боцмана на острове.
– Ладно, – сказал наш простосердечный капитан, – вот откушаем праздничного суфле и назад поплывём.
Ну, откушали мы суфле, поплыли назад. Смотрим – Чугайло жив-здоров, бегает по острову вокруг сухого дерева.
– Неужто ещё не развлёкся? – удивился Суер.
А боцман, как увидел нашу шлюпку, стал камнями кидаться. Во многих он тогда попал.
Высадились мы на остров, связали боцмана, сели под дерево и рассуждаем: что же дальше делать? Забросает же камнями, ватрушка!
Сидим эдак, вдруг слышим, Кацман кричит:
– Почки!
Лоцман кричит:
– Почки!
И пузырьки какие-то лопаются!
Батюшки-барашки! На ветвях-то сухого дерева появились настоящие растительные почки! И лопаются, а из них листочки выскакивают. Растительные!
– Боцман! – Суер кричит. – Откуда почки?
– Не знаю, – мычит боцман, мы-то ему в рот кляп засунули, чтоб не плевался. – Не знаю, – мычит.
Вынули мы кляп, а боцман всё равно ничего не знает. Засунули обратно, и капитан спрашивает:
– Живёте на острове, а про почки не знаете. Как же так?
– Они раньше не лопались, – через кляп мычит.
– Развиваются! – закричал Кацман, и мы увидели, что листочки позеленели, а из-под них цветы расцвели.
Бросили мы боцмана, кинулись цветы нюхать. Только нанюхались – цветы все опали.
– Что же теперь делать? – спрашиваем капитана. – Опали наши цветочки!
– Ждать появления плодов, – размыслил Суер.
И плоды не заставили себя ждать. Вначале-то появились такие маленькие, зелёненькие, похожие на собачью мордочку, а потом стали наливаться, наливаться. Лоцман цоп с ветки плодочек – и жрёт!
Капитан хлопнул его по рукам:
– Незрелое!
– Я люблю незрелое! Люблю! – плакал лоцман и жадно, как лягушонок, хватал плодочки.
Связали мы лоцмана и стали ждать, когда плоды созреют. И вот они созрели прямо на глазах.
– Неужели груши? – восхищался Пахомыч.
– Ранет бергамотный?! – мычал через кляп боцман. Накидали мы целую шлюпку груш, развязали боцмана с лоцманом и отбыли на «Лавра».
Потом-то, уже на борту, мы долго размышляли, с чего это сухая груша столько вдруг всего наплодоносила.
– Она расцвела от наших благородных поступков, – сказал Кацман.
– Каких же это таких?
– Ну вот, мы бросили боцмана на острове. Какой это был поступок: благородный или не благородный?
– Благородный, – сказал Пахомыч. – Он нам всего «Лавра Георгиевича» заплевал.
Сэр Суер-Выер засмеялся и выдал старпому особо спелую и гордую грушу.
– Ну нет, – сказал он, – благородный поступок был, когда мы за ним приехали. И груше это явно понравилось.
– Ерунда, кэп, – сказал боцман, вынимая изо рта очередной кляп свой. – Пока я бегал по острову, я ей все корни обтоптал.
Разгорячённый грушами лоцман запел и заплясал, и боцман, раскидывая кляпы, затопал каблуком. Мы обнялись и долго танцевали у двери мадам Френкель:
Мадам! Спасите наши души!
От поедания плодов!
А то мы будем кушать груши
До наступленья холодов!
Эх, и хороший же тогда у нас получился праздник! Ну, прямо – Самсон-Сеногной!
Глава XIII. Славная кончина
Я совсем забыл сказать, что с нами тогда на борту был адмиралиссимус. Звали его Онисим.
И многим не нравилось поведение адмиралиссимуса. Герой Босфора, мученик Дарданелл, он совсем уже выжил из ума, бесконечно онанировал и выкрикивал порой бессвязные команды, вроде:
– Тришка! Подай сюда графин какао, сукин кот!
В другой раз он беспокойно хлопал себя по лысинке, спрашивая:
– Где мой какаду? Где мой какаду?
Чаще же всего он сидел на полубаке и шептал в пространство:
– Как дам по уху – тогда узнаешь!
Матросы не обижали старика, а Суер по-отечески его жалел.
Один раз Суер велел боцману переодеться Тришкой и подать Онисиму графин какао. Какао, как и Тришка, было поддельным – жёлуди да жжёный овёс, кокосовый жмых, дуст, немного мышьяка – но адмирал выпил весь графин.
– Где моё какаду? – распаренно расспрашивал он. Суер-Выер велел нам тогда поймать на каком-нибудь острове какаду. Ну, мы поймали, понесли мученику и герою.
– Вот ваше какаду, экселенс! – орали мы, подсовывая попугая старому морепроходцу.
Адмиралиссимус восхитился, хлопал какаду по плечам и кричал:
– Как дам по уху – тогда узнаешь!
Стали мы подкладыватъ лоцмана Кацмана, чтоб адмиралиссимус ему по уху дал. Но лоцман отнекивался, некогда ему, он фарватер смотрит. А какой там был фарватер – смех один: буи да створы.
Навалились мы на лоцмана, повели до адмиралиссимуса.
Старик Онисим размахнулся да так маханул, что сам за борт и вылетел.
– Вот кончина, достойная адмиралиссимуса, – сказал наш капитан Суер-Выер. Потом уже на специально открытом острове мы поставили памятный камень с подобающей к случаю эпитафией:
Адмиралиссимус Онисим
Был справедлив, но – онанисим.
Глава XIV. Хренов и Семёнов
Издали мы заметили клубы и клоки великого дыма, которые подымались над океаном.
– Это горит танкер «Кентукки», сэр, – докладывал капитану механик Семёнов. – Надо держаться в стороне.