Фома не стал возражать, тем более что профессор-гигант, не дожидаясь ответа, бесцеремонно обхватил его своими огромными лапами за плечи, развернул вокруг оси на сколько было нужно градусов и принялся подгонять перед собой по коридору. Через какое-то время Яким Рангелов остановился перед обитой черным дверью без опознавательных знаков и вытащил огромную связку ключей; поначалу замок решил было не сдаваться, но профессор быстро сломил его сопротивление, и спустя мгновение оба вошли в кабинет. На вид кабинет был точь-в-точь, как у Герасима Иванова - огромный письменный стол, кожаный диван для посетителей, фикус в углу… Только на стене над столом, вместо общепринятого в институте канонического портрета Мирослава Мирославова-Груши, висел плакат. Плакат такой Фома видел впервые: изображен на нем был, естественно, все тот же М.М.-Г., но стоял он здесь, выпрямившись во весь рост, вперив перед собой страшный взгляд и показывая рукой вперед на диван для посетителей. Под ним большими буквами было написано: «А ТЫ ЧТО СДЕЛАЛ ДЛЯ ПОВЫШЕНИЯ КОЛМОГОРОВСКОЙ ЭНТРОПИИ?»42
Профессор Рангелов с трудом втиснулся в пространство за столом и расплылся за ним, сложив пополам брошенную на стол газету.
- Итак, - сказал он торжественно после того, как Фома устроился на диване, - подойдем к проблеме. О хаосе. Вы, коллега, молоды, не достаточно вошли в курс дел, но все же знаете, что пункт первый - переход к хаосу - выполнен, и даже перевыполнен, причем качественно и досрочно; сценаристы давно получили свои гонорары, и актерам по кой-какой награде подбросили: кому - за главную роль, кому - за второстепенную… Теперь же наступила очередь пункта второго - предсказание и управление хаосом. Здесь вам, вероятно, не все ясно, но хаос определенно поддается моделированию, а значит и прогнозированию - до определенных горизонтов, естественно… Ну, а от прогнозирования до управления только один шаг. Управлять, разумеется, может лишь тот, у кого в руках есть для этого какие-то рычаги, но даже если их нет, но есть модель хаотической системы, она в некотором смысле становится для него не хаотической, а детерминированной… В этом-то и состоит деликатный момент: моделировать хаос, выявить его скрытую динамику, представить его как совокупность управляемых процессов… нет, не марковских, - это технология прошлого века, а мы в настоящий момент приближаемся к следующему. Ключевое слово здесь - «нейронные сети». Теоретически нейронная сеть может в неявном виде моделировать любой процесс, каким бы сложным он ни был; примером такой сети с почти бескрайними возможностями для неявной, неформальной обработки информации может служить человеческий мозг… А вы знаете, почему нейронные сети объявили чуждой валютному совету лженаукой? Очень просто. Вспомните, какой хорошо развитый хаос наблюдается в экономике, политике, финансах. Тот, кто может моделировать и управлять этим хаосом, все равно что держит у себя в руках золотую мину. Проблема состоит в том, что построение модели - адски тяжелая процедура, поглощающая уйму компьютерного времени. До сих пор эти вычисления было просто невозможно выполнять… И тут на сцене появляется ваш суперкомпьютер - немыслимо мощная машина. Почему, как вы думаете, вам дали на нее столько денег от «Ятагана»? Да потому что он и ожидает от вас именно такую модель, дающую ориентиры для управления финансовым хаосом… А сейчас внимание: существенные моменты. Машина, ясное дело, одна, а группировок - много. «Ятаганцам», которые дали на это деньги, ничуть не хочется, чтобы результаты от этой модели достались кому-то другому; других же трясет страх, что ятаганцы сделаются слишком всемогущи и неуязвимы, а потому любыми путями пытаются прехватить у вас инициативу. И вот какому-то идиоту взбрело в голову объявить вас врагами валютного совета. Почему, по-вашему, машина все еще мотается по таможням, комитетам и полицейским участкам? Да потому что в разведке и службах госбезопасности усекли шанс: под видом борьбы за дело валютного совета держать на поводке вашу команду, а следовательно - иметь уверенность, что финансовый хаос останется неуправляемым. Хотя, если задуматься, афишируемой целью валютного совета как раз и является управление хаосом, а также управление при помощи хаоса…
Тут Яким Рангелов открыл серый металлический сейф, достал оттуда желтую пластмассовую папку, и подал ее через стол Фоме. Фома хотел тут же раскрыть ее, но профессор не дал.
- Не сейчас, - сказал он. - Внутри, к вашему сведению, находятся параметры и характеристики хаоса в самых доходных областях. По ним, имея суперкомпьютер, можно легко вскрыть управляющие процессы… - Профессор неловко прокашлялся и продолжал: - Проблема только в том, что по нашим, то есть, вашим, то есть, по данным «Ятагана», в страну уже нелегально ввезен второй суперкомпьютер. Говорят, будто его замаскировали под ящики с ливанским виски… Интересно вот только, кто же обслуживает вторую машину? Во всей стране специалистов по теории хаоса - раз, два и обчелся, и профессор Дамгов собрал их всех у себя в отделе - не потому, что они ему понадобились для чего-то полезного, а просто ятаганцам хотелось заранее держать их под присмотром. Те, другие, видать, набрали людей из Сербии, а то из Македонии…
Тут на столе у профессора запиликал какой-то электронный сигнал. Он вздрогнул, посмотрел на часы и, медленно выбираясь из-за стола, сказал, что через пять минут у него была договоренность о важной встрече, так что пора закругляться. Фома понял, что разговор окончен, поблагодарил Якима Рангелова за интересные разъяснения и, бросив прощальный взгляд на дубовый стол и пыльный фикус рядом с ним, выбрался наружу. Как только дверь захлопнулась, изнутри явственно донесся звук поворачиваемого в замке ключа.
Смутно ощущая, что здесь что-то не так, Фома добрался до ближайшей лестничной площадки и раскрыл желтую папку.
Чутье его не подвело. Папка была сверху-донизу набита вырезками из рубрики «Футбольный юмор» газеты «Меридиан мач».
«Все же совсем другое дело, когда с тобой случается что-то знакомое, - думал Фома, спускаясь вниз по лестнице. - Чувствуешь себя как-то уверенно, на своем поле, что ли, - ничего, что само по себе это знакомое до того странно и запутанно, что дальше некуда…»
И в этот момент перед его взглядом очутился некролог.
Он был наклеен на стеклянную дверь Управления: «Тридцатого числа прошлого месяца, в понедельник, внезапно скончался член-корреспондент профессор Герасим Иванов, директор ИБД… Поклонимся его светлой памяти.» Фома ощутил, как по спине у него поползли мурашки.
Назойливый телефонный звонок безжалостно врезался в остатки сна Фомы. Сначала он никак не реагировал, только перевернулся под одеялом на другой бок, ожидая, что телефон вот-вот смолкнет, но после десятого или пятнадцатого звонка он вытащил голову из-под подушки, огляделся, куда поставил с вечера аппарат - тот оказался под столом, с обмотанным вокруг одной ножки шнуром, - дополз до него и поднял трубку.
- Фома, жми сейчас же сюда! - Это был голос Ивайло, возбужденный и ликующий. - В пол-одиннадцатого придет Трутень - если прозеваешь, век себе потом не простишь…
- Идиот, - спросонья пробормотал Фома, - нашел время звонить, не видишь, что ли, что я сплю еще?
- Это ты идиот! Я ж говорю: спонсор придет! Сам Трутень - Геннадий Симеонов, ятаганский шеф, не соображаешь? Решил собственноручно в нашем отделе премии раздать. Ты же помнишь, что мы и тебя в список включили? А Трутень не любит, когда от встречи с ним бегают… Сейчас без пяти десять, если вовремя не придешь, то черт знает, что он подумает.
Тут только Фома окончательно проснулся: иначе и быть не могло - имя страхового босса поднимало и мертвых, хотя, строго говоря, он был вовсе не шефом «Ятагана», как сказал Ивайло, а лишь пятым в иерархии объединения. Фома сейчас же пообещал своему коллеге прийти вовремя, наскоро умылся, влез в джинсы и старую рубашку и бросился к остановке.
Автобус, слава богу, подошел почти сразу, но был набит до отказа, и за пять остановок, которые Фома ехал прижатым где-то у двери, ему показалось, что от толкотни и давки на локтях у него натерлись мозоли. Наконец толпа выплюнула его, помятого и измусоленного, на остановку у института, где его тут же встретил Ивайло, подстерегавший под козырьком ближайшего ресторана.
- Ты что, поприличней одеться не мог? - первым делом спросил Ивайло, и Фома только тут заметил, что коллега его одет в безупречный черный костюм, до блеска отполированные туфли из красной кожи, снежно-белую рубашку и галстук с носорогами.
- Ой, забыл, - смутился он, - заторопился. Да и нет у меня дома костюма…
На дальнейшие разговоры времени не оставалось, Ивайло бросил взгляд себе на часы, и оба чуть не бегом припустили к институту. У входа Ивайло, запыхавшись, спросил у вахтера: «Пришел?» - и, только узнав, что «не пришел», успокоился.
