— Ну, за палец! — провозгласил Иволгин.
— Это правильно, я бы больше сказал — верно! — добавил прокурор. — Пойдём ещё на рыбалку? Палец почти не болит. Мне очень понравилось, я даже не подозревал такого азарта…
— Потом, — решил Иволгин. — Нужно норму выполнить по пельменям.
— С этими пельменями мы надолго засели, — тихо вздохнул егерь.
Лёва и Семёнов переглянулись.
С веранды доносилась тихая песня про чёрного ворона, который не устаёт виться над седою головой…
Сергей Олегович лежал на мостках пирса, наклонившись к воде и заглядывая в тёмную глубину.
От дома отъехала милицейская машина. Тихо и осторожно, без включённых мигалок и сирены…
— Эй!.. — осторожно позвал он. Тишина. Усмехнулся: надо же, какая ерунда может в голову прийти!
Под мостками плеснуло, след плывущего под водой тела потянулся к ближайшим камышам у берега. Сергей Олегович отпрянул, растерянно оглянулся на веранду — там в полном разгаре шло гулянье. Он быстро побежал к камышовым зарослям. Пробрался через путаницу стеблей.
— Эй! Простите, вы здесь? — осторожно спросил он.
Над камышинками поднялась чудная девичья головка. На Сергея Олеговича внимательно посмотрели серые глаза. Как ни с гранно, но волосы были не зелёного цвета, а скорее песочного. Они лишь чуть-чуть прикрывали удивительно красивой формы грудь.
— Здравствуйте! Меня Серёжей зовут… — подсевшим голосом представился он.
Его молча разглядывали.
— Вы меня не бойтесь… А вам хвост не мешает… на берегу не мешает?
Обладательница серых глаз прыснула и прошелестела через камыши к деревянной будке. Та стояла на сваях в мелководье, и вели к ней хлипкие мостки. Хлопнула дверь. Сергей Олегович странно улыбнулся. Улыбка получилась до слащавости романтическая…
— Серёга, ты чего? — окликнул с веранды Кузьмич Сергея Олеговича.
Тот судорожно собирал по окрестностям букет полевых цветов.
Кузьмич стоял в облаке мучной пыли: процесс лепки пельменей продолжался. Не было только Семёнова и Лёвы.
Сергей Олегович ничего не ответил, нетерпеливо отмахнулся.
С букетом цветов он помчался к будке. Проскрипел по шатким доскам настила.
Перевёл дыхание, пригладил волосы. Вежливо постучал в дверь. Тишина. Постучал ещё раз, потом приоткрыл дверцу, заглянул в темноту проёма…
— Это снова я… Не хочу показаться назойливым, но вы меня сразили на месте… — он протянул букет цветов в проём двери. — Я раньше даже предположить не мог, что существуют подобные…
От страшного грохота все вскочили на веранде. Внизу будка на мгновение ярко осветилась, посыпались искры, вверх поднимались клубы разогретого пара, был слышен истошный вопль.
Свет на веранде мигнул и погас.
— Трансформатор полетел! — заключил Кузьмич.
Сергея Олеговича оттащили от дощатой трансформаторной будки. В руке он сжимал обгоревший остов букета.
— Ерунда, — успокоил всех Кузьмич, — у меня тут небольшое напряжение. — Надо будку перенести в другое место, а то всё время с туалетом пугают или с пляжной кабинкой… Сезона не было, чтобы пару-тройку не жахнуло…
— Наяда… глаза серые… я же с самыми чистыми намерениями… а меня так ударить! Нехорошо!.. Нехорошо! — лёжа на траве, вещал пострадавший.
— О чём это он? — не понял Кузьмич. — Серёга, ты о чём?
— Такая красивая и глаза добрые… Я вежливо, с букетом, без низменных мыслей, с чисто профессиональным интересом, а меня так грубо! А ещё русалка!
— Серёжа, ты меня огорчаешь, — склонился над ним генерал. — Скажи, за каким… ты полез в трансформаторную будку? Тут и надпись есть: «Не лезь — ударит!» А ты — как ребёнок маленький… Хорошо, что в резиновых сапогах был…
— Михалыч, там русалка, а может, наяда… от меня жена ушла на Кипр, а она меня поцеловала… — начал историю своего мартиролога Сергей Олегович.
— Какая она, русалка? — заинтересованно спросил прокурор. — Улыбалась? — он попытался изобразить, как улыбалась.
— Улыбалась и смеялась… а потом ударила… — бормотал Сергей Олегович.
Генерал помог ему подняться, повёл к дому.
— С тех пор как мы его с бревна сняли, он явно не в себе, — тихо сказал Лёве Кузьмич. — Ему какие-то русалки мерещатся, у меня всё допытывался — много ли их тут…
— И как, много? — заинтересовался прокурор.
Кузьмич подозрительно посмотрел на него, но по его глазам было не понятно, шутит или нет.
— Ты — материалист? — осторожно спросил егерь.
— Раньше был… насильственным материалистом, — признался Чердынцев. — Так что, это не считается…
— Я-то им давно не являюсь. Понимаешь, постоянное общение с природой, с прекрасным, позволяет иначе, шире, посмотреть на мир…
— Кузьмич, короче?
— Ты можешь смеяться, — вздохнул егерь, — но они есть. Я понимаю, в это трудно поверить, но существуют…
Чердынцев замер, глядя на Куэьмича.
— Ты не веришь? — усмехнулся егерь.
Прокурор помотал головой, но почему-то попросил:
— Познакомь, Кузьмич? Хотя бы с одной…
* * *
Из леса выскочил милицейский «УАЗ». Почти одновременно над хозяйством Кузьмича появился военный вертолёт. Он стал осторожно снижаться. Семёнов остановил машину прямо у воды, быстро выскочил наружу. В руке он держал рацию.
— К приёму готов! — заорал он, перекрикивая шум вертолёта.
С неба в воду упала одна коробка, потом вторая…
— Готово! — крикнул в рацию Семёнов. — Спасибо!..
Он залез в лодку и, быстро размахивая вёслами, поплыл доставать плавающий неподалёку груз. Через несколько минут коробки уже стояли на белом от муки столе. Семёнов рьяно распечатывал посылку вертолётчиков. Он доставал из коробки какие-то упаковки и торжественно выкладывал их на стол.
— Что это такое?! — на веранде раздался грозный голос Иволгина.
— Пельмени, — после секундного размышления сказал сержант.
— Это равиоли! — показал надпись на упаковках Иволгин.
На столе перед генералом лежала огромная груда готового полуфабриката. Он своим командирским чутьём почувствовал некий «пельменный заговор»…
— Но они же — пельмени, — поддержал милиционера Соловейчик.
— Да. Но всё же — равиоли… — стоял на своём генерал.
— Но главное — пельмени, — упорствовал Лёва. — А потом уже всё остальное. Ведь — пельмени?!
— Пельмени, — вынужден был признаться генерал.
— Молодец, Семёнов! — похвалил егерь, присаживаясь рядом с милиционером. — Если бы не ты — мы бы до утра их лепили… без отдыха.
Луна была до неприличия огромной. Висела на ясном небе, и казалось, что именно от неё так светло вокруг.
Генерал Иволгин и егерь Кузьмич сидели в беседке для любования луной и задумчиво взирали на небесное светило. Молчали. Они наслаждались разлитой в природе гармонией.
На веранде дома затихало застолье. Бумажные китайские фонарики, помахивая ленточками, проливали красный свет на белую скатерть стола, вокруг слабых огоньков вились ночные мотыльки.
Сергей Олегович задумчиво смотрел на воду.
Семёнов с прокурором спали прямо на веранде, валетом разместившись на диванчике.
Донёсся дальний звук поезда, а может быть, и не поезда… Просто — звук из другого мира.
Корабли, большие и маленькие, выстроились вдоль пирса. Большие противолодочные крейсера, ракетные крейсера, плавучий госпиталь, дизельные подводные лодки, десантные корабли, танкеры, посыльные катера, рейдовые катера, малые ракетные катера…
Пахло металлом и морем. Пронзительно кричали чайки, а прямо у тралов кораблей спали большие рыжие собаки.
Кузьмич, идя по пирсу, среди обилия серых корпусов подбирал нужное ему; следом с рыболовными снастями шёл Соловейчик. Замыкал шествие Сергей Олегович, который нёс в руке компактный автомобильный холодильник. Внутри него что-то позвякивало.
Егерь остановил свой выбор на малом ракетном катере. Малым он называется вовсе не из-за размеров, а потому что меньше, чем тяжёлый крейсер или авианосец.
— Этот… — осмотрел катер Кузьмич. Решительно вступил на трал. Следом потянулись остальные, задевая рыболовными снастями за поручни.
Семёнова разбудило солнце. Жутко и нестерпимо больно палило голову.
Прокурор Чердынцев копал поле за домом — искал червей.
Семёнов добрался до стола, взял одну открытую бутылку и зашипел от боли — стекло раскалилось на солнце. Тогда он ухватил бутылку полотенцем, вылил всё, что в ней осталось, в стакан.
Долго выдыхал воздух, готовя свой организм к приёму.
Чердынцев упорно вскапывал огород. Иногда нагибался, руками разминая комья земли…
Семёнов в последний раз выдохнул, как ныряльщик перед погружением в неизведанные глубины, опрокинул стакан…
