– А др. – это кто? (спросила я).
– А любой! (сказал дядька). Хоть Маркс!
Я говорю ему (шепотом):
– У меня есть одна дама, затейница, она хочет именно Ленина, но чтобы там…
Дядька тоже наклонился и говорит:
– Эт как?
– А чтобы бородка клинышком как раз на то место приходилась, а остальное – лицо чтоб было… Ну, на животе физиономия Ленина чтобы была расположена.
Дядька говорит:
– Ну, эт я не знаю. Вроде как кощунство считается. Не знаю даже…
Я говорю:
– Ну нет так нет, я ей передам, она сама стесняется переговорить. Тогда я хотела бы себе лично на правой груди – Ленина, а на левой – Сталина. И чтоб нос к носу, профилями повернуты друг к другу. А когда декольте будет у меня, чтобы они как бы целовались. Можно?
Дядька говорит опять интимно мне, наклоняясь ко мне:
– Пройдемте в палатку, я грудь посмотрю, я безо всяких, я просто пойму, как рисунок расположить.
Потом подмигнул мне и говорит:
– Я так понимаю, та дама – это вы и есть? Хотите, чтобы Ленин был и на груди и там?
Я потупилась:
– У меня муж – коммунист плюс художник, любит, чтоб на теле был коммунистический…
– Креатив?
– Ну типа.
Мужик говорит:
– Да я сам – коммунист, достали эти все либералы, Сочи загадили. Но, скажу вам по секрету, хотя мне заработать надо, что все же Ленин сразу в двух местах – это слишком. Несексуально. Советую вам на одном сделать.
Ходила по делишкам и зашла в сувениры и подарки на Кузнецком.
А там – кроме всего прочего – есть интереснейшие сувениры!
Например, миниатюрные, крошечные мышки (величиной с ноготь) позолоченные. И девушка говорит как-то утробно малость, подвывая при этом: «Мышечки, мышечки, всего сто рублей за штуку: денежку в дом принесут, или долг кто-то отдаст, о котором вы давно забыли, или в лотерею выиграете, или…» (ну, в общем, понятно).
И тут смотрю, рядом стендик такой небольшой, а на нем – роскошные магнитики: Ленин и Сталин.
Я говорю:
– О! Вот это да!
Продавщица сделала стойку: может, купит хоть это, думает (их вообще-то жалко, не идет торговля, залы пустые) и говорит:
– Прекрасные магнитики, на любой вкус, кто, к примеру, любит политику, тот может свой холодильник украсить, и на кухне сразу уютнее, веселее станет!
Я говорю:
– Ой ли? Раньше за это, что на холодильник портрет вождя, могли и… того… в лагеря типо.
Продавшица (из тех, кто свою голову не захламляет) говорит:
– Ну и че? Зато порядок был. А в лагере тоже не страшно – там тоже был порядок.
Я говорю:
– Ну и в Освенциме был порядок, зубы отдельно, волосы – отдельно.
Продавщица вдруг:
– Ну, да порядок же нужен! Они и щас, немцы, мусор сортируют, молодцы они!
Я говорю:
– А тогда людей сортировали, кому в газовую камеру, кому на работу по 16 часов в сутки.
Продавщица говорит раздраженно:
– Так вы Сталина покупать будете?
Я говорю:
– Да я бы Гитлера лучше купила – не бывает у вас?
Она – в сердцах:
– Да ничо бы вы не купили! Я таких, как вы, за версту вижу, провокаторов! Придут, чтобы поболтать, и ничего не купят! Щас я вам Гитлера бы вынесла со склада, вы бы опять начали какую-нить ерунду молоть и ниче бы не купили бы!
Тут подбегает старшая, заметила, что продавщица грубит.
Сладко улыбается и говорит:
– Что случилось?
Продавщица говорит:
– Да вот женщине магнитики не нравятся! Ленина не надо ей, Сталина не надо ей, Гитлера ей подавай, а где я его возьму? У нас продукция с завода одного: может, там Гитлера не производят?
Старшая темнеет лицом и говорит:
– Пройдемте. К выходу. Без скандалов, пожалуйста.
Я говорю:
– Да я и не скандалю. Просто сравнила Сталина с Гитлером, вот и все.
Старшая вдруг наклоняется ко мне и говорит:
– Сдались они вам, Сталин этот, Гитлер… Что тот, что этот, один черт, стоишь тут, как собака, заводы у нас в городе закрыли, продаешь эту чушь, и еще скандалы эти… Покупатели требуют, чтобы магнитики были качественные: а они, наверно, китайские, и этот Сталин все время отклеивается… В прошлый раз магнит отклеился, так дед один приходил, орал страшно, что он типа ветеран и все такое… Еле успокоили.
И потом вдруг интимно мне шепчет:
– А вы правда хотите магнитик с Гитлером? Так я вас научу их делать, дело несложное. Берете фотку… (ну и так далее).
Эх.
Певица Лолита спела, что Ленин всегда живой.
Мама говорит:
– Ей виднее. Она, может, в Мавзолей сходила, и он ей подмигнул? Тетка-то корпулентная, почти как ты – ну, Ленин и не выдержал, проснулся. Что он, не мужчина, что ли? Тебе вот тоже как-то снился секс с ним: тебе можно, а ей нельзя?
– Я-то тут при чем? У меня все по Фрейду, мне друг умный объяснил: Ленин типа отец всех отцов. Вот и снится в неприглядном виде.
– Ну да (мама хихикнула), голый Ленин плюс всегда живой – страшновато. Не напела бы, не нагадала бы себе эта Лолита: вот придет к ней мумия ночью, будет знать.
Вот что сегодня было: день… подвалов.
Сначала я искала элитный корм для своего кота.
Один мрачный мужик сказал мне таинственно:
– Туда иди. Подвал там.
Но вначале я попала совсем в другой подвал, откуда меня поперла огромная тетка в белом халате, – там страшно воняло несвежей курятиной.
Тетка так и сказала:
– Ишь, ходят тут, вынюхивают!
– Оно само нюхается (сказала я ей примирительно). Даже и вынюхивать не надо.
– А вы не принюхивайтесь! (выкрикнула тетка).
Наконец я нашла какой-то другой подвал, где сидели два парня-кавказца и курили.
Я спросила:
– А где тут можно купить элитный корм?
Один парень мне сказал:
– Для кого? Для себя?
– Я – не элита (как мне неоднократно намекают все подряд). Я селедку с картошкой все больше…
– Ви просто азирбайджанской кухни ни пробовалы (сказал мне парень задумчиво).
Тут в подвале вдруг раздались крики:
– Эй, идите сюда! Тут элита!
Мне сразу расхотелось идти на зов (а вдруг там сидят наши олигархи – они же у нас элита), но я, как сомнамбула, на зов пошла. И купила «Хиллс».
Но на этом подвальные истории не кончились.
Вечером пошли мы с подружкой в театр. И тут незадолго до конца спектакля мне, извините, захотелось в туалет.
Администраторша почему-то повела нас за кулисы (в РАМТе так устроено – если уходишь раньше, то почему-то не через главный выход) и завела опять-таки в какой-то подвал, откуда вышел фашист (игравший такового в спектакле) со свастикой на рукаве и грозно сказал:
– А вы что тут делаете?
Из этого подвала мы с подругой и администраторшей еле выбрались: причем я по дури чуть не вышла на сцену, условно изображавшую еврейское гетто. Подруга сказала, что я таким образом могла бы подпортить им всю концепцию, на что я возразила, что с голоду иногда и пухнут.
После чего мы с подругой пошли в кафе, которое называлось «Стакан».
Зайдя в этот «Стакан», мы пошли не в ту сторону и опять попали в страшный подвал.
На что подруга сказала, что, наверно, тут будет продолжение спектакля и что так, очевидно, и задумано мною.
Ну и наконец придя домой, я встретила радостную консьержку Раю, которая рассказала мне, что сегодня обнаружила в подвале собр. соч. Ленина. 50 томов.
Секрет пхали (продолжение)
Консьержка Рая потом опять зашла.
– Ты извини, но я кое-что от тебя скрыла (сказала она, потупившись). Понимаешь, на этом собрании сочинений Ленина спал бомж. Поэтому я тебе сразу его не предложила.
– Кого, бомжа?
– Нет, бомж оказался Антониной, женщиной, и его, то есть ее, увезли в ночлежку. Собрание сочинений не предложила. Я же знаю, ты книги любишь.
Я ловко выкрутилась:
– А я Ленина в Интернете читаю!
– В Интернете – не то. Книгу всегда приятно взять в руки.
– Как писатель Ленин – не очень-то (сказала я осторожно).
– А как политический деятель? (спросила Рая).
– Тоже так себе.
– А кто лучше? Сталин? (она Сталина уважает – потому что, говорит, ее родители его уважали).
– Еще хуже.
Рая вдруг говорит:
– У меня в Киргизии есть собрание сочинений Сталина! Как бы мне тебе его привезти?
– Да не надо! Я его тоже в Интернете почитаю!
– Какая ты умная! Все читаешь: и Ленина, и Сталина! И Интернетом умеешь пользоваться!
– У меня еще есть книга Ким Чен Ира «О киноискусстве». Киноискусство и чучхе (сказала я).
– А что такое чучхе? (спросила Рая).
– Скрепы (сказала я). Корейские скрепы.
Тут вышла мама и стала хихикать.
– Это вроде моркови (сказала мама). С уксусом.
– А при чем тут киноискусство? (спросила удивленная Рая).
– А этого никто не знает (сказала мама). Знал только Ким Чен Ир. Но он умер.
– Я видела (сказала Рая), как корейцы рыдали, когда он умер. И че они так убивались? Хороший человек был, наверно?
