Ознакомительная версия.
— Твой приятель попался, парень. Как миленький попался.
Йоссариан похолодел и потерял сознание, а придя в себя, задрожал от холодной испарины и спросил у капеллана, в которого превратился подполковник Корн:
— Кто мой приятель?
— Может быть, я? — предположил капеллан.
Но Йоссариан не услышал его слов и закрыл глаза. Кто-то дал ему напиться и вышел на цыпочках за дверь. Йоссариан уснул и, проснувшись, прекрасно себя чувствовал, пока не повернул голову, чтобы улыбнуться капеллану, а увидел вместо него Аафрея. Хихикнув, Аафрей спросил его, как он себя чувствует, и ему стало тошно, лицо у него страдальчески искривилось, и он болезненно застонал, но все же поинтересовался, почему Аафрей не в тюрьме, чем очень того озадачил. Йоссариан закрыл глаза, чтобы Аафрей сгинул. Когда он их открыл, на месте Аафрея сидел капеллан. Увидев его радостную улыбку, Йоссариан от всей души расхохотался и весело спросил, чему это он так радуется.
— Я радуюсь за вас, — искрясь чистосердечным счастьем, ответил ему капеллан. — Мне сказали в штабе полка, что вы тяжело ранены и что, если вам удастся выкарабкаться, вас отправят домой. Подполковник Корн опасался за вашу жизнь. Но здесь я узнал от какого-то врача, что рана у вас легкая и вы, возможно, через день-другой выпишетесь. Неплохо, верно?
— Да просто хорошо! — выслушав капеллана с огромным облегчением, воскликнул Йоссариан.
— Да, — сказал смущенно раскрасневшийся от бескорыстной радости капеллан, — да, это хорошо.
Йоссариану сразу вспомнилась их первая встреча, и он снова расхохотался, а потом сказал:
— Мы ведь первый раз встретились с вами в госпитале, помните? И вот я опять оказался в госпитале. Что-то мы последнее время только в госпитале и видимся. Где это вы пропадаете?
— Я теперь много молюсь, — неловко пожав плечами, признался капеллан. — И редко выхожу из своей палатки. Правда, молюсь я, только когда сержант Уиткум куда-нибудь уезжает — мне не хотелось бы, чтоб он застал меня за молитвой.
— И хорошо вам от этого?
— Молитва помогает избавиться от тяжелых мыслей, — снова пожав плечами, ответил капеллан. — Ну, и дает какое-то занятие.
— Так это же хорошо!
— Да-да, — с воодушевлением подхватил капеллан, как будто Йоссариан неожиданно открыл ему удивительную истину, — да, это, наверно, хорошо! — Он порывисто пригнулся вперед и с неуклюжей заботливостью спросил: — Йоссариан, может, вам что-нибудь нужно, пока вы здесь лежите, может, я что-нибудь могу вам принести?
— Вроде сигарет или конфет… или, к примеру, игрушек? — весело поддразнил его Йоссариан.
— Да нет, я не про это, — застенчиво зардевшись, проговорил капеллан и уважительно добавил: — Я про книги… или… ну, в общем, про что-нибудь серьезное. Эх, Йоссариан, как бы мне хотелось хоть чем-то вас порадовать! Мы ведь все по-настоящему вами гордимся!
— Гордитесь?
— Конечно! Вы же рисковали жизнью, когда преградили дорогу этому нацистскому убийце. Вы поступили воистину благородно!
— Какому еще нацистскому убийце?
— Тому, который пробрался сюда, чтобы убить полковника Кошкарта и подполковника Корна. А вы их спасли. Он же мог вас прикончить, когда вы схватились с ним на галерее! Слава богу, что вам повезло остаться в живых.
— Да не было там никакого нацистского убийцы, — хмуро пробормотал, сообразив наконец, о чем речь, Йоссариан и криво ухмыльнулся.
— Как это не было? Подполковник Корн все нам рассказал.
— Это была девица Нетли. И она хотела прирезать меня, а вовсе не Кошкарта и Корна. Она охотится за мной с тех пор, как я выложил ей про смерть Нетли.
— Да не может этого быть! — оскорбленно возразил сбитый с толку и возмущенный до глубины души капеллан. — Они оба видели, как он удирал, — и полковник Кошкарт, и подполковник Корн. В официальном рапорте черным по белому написано, что вы спасли их от нацистского убийцы.
— Да не верьте вы официальным рапортам, — кисло сказал Йоссариан. — Они входят в нашу сделку.
— Какую такую сделку?
— Ту самую, которую я заключил с полковником Кошкартом и подполковником Корном. Они отправят меня домой как великого героя, если я буду их везде прославлять и никому не скажу, что они заставляют моих однополчан летать на боевые задания, пока их не угробят.
— Но это же ужасно! Это постыдная, возмутительная сделка! — испуганно полупривскочив со стула, вскрикнул капеллан. Он был мятежно разгневан и смятенно потрясен.
— Гнусная сделка, — уточнил Йоссариан, тупо глядя в потолок. — Кажется, мы с подполковником Корном назвали ее именно так.
— Да как же вы могли на нее согласиться?
— В случае отказа меня ждал военный трибунал.
— О боже! — с горестным раскаянием воскликнул капеллан, в ужасе прижав тыльную сторону ладони ко рту. Он опять неловко присел на стул. — Я не должен был вас упрекать, — проговорил он.
— Они загнали бы меня в тюрьму, чтоб я сидел там с уголовниками и бандитами.
— Д-д-да… Вы, конечно, должны поступить, как считаете правильным. — Капеллан кивнул головой, словно завершая сам с собой немой спор, и страдальчески умолк.
— Не печальтесь, капеллан, — грустно рассмеявшись, сказал после паузы Йоссариан. — Сделка не состоится.
— Да нет, вам необходимо на нее пойти, — настойчиво возразил капеллан и в тревоге склонился к Йоссариану. — Действительно необходимо. У меня нет никакого права вас упрекать. Или хотя бы давать советы.
— Так вы меня и не упрекали. — Йоссариан повернулся на бок и с мрачной самоиздевкой покачал головой. — Господи, капеллан, ну можно ли придумать грех страшней, чем спасение жизни полковнику Кошкарту? Вот уж за такое преступление в моем послужном списке я проклял бы себя навеки.
— Ну а что же вам делать? — раздумчиво и серьезно сказал капеллан. — Вы не должны позволить им засадить вас в тюрьму!
— Придется, наверно, летать. А впрочем, я, возможно, дезертирую и дам им себя поймать. Они, я думаю, будут рады.
— И упекут вас за решетку. Вы же не хотите сидеть в тюрьме, правда?
— Значит, буду летать до конца войны. Ведь кто-то из нас должен все-таки выжить?
— Но вас могут убить.
— Значит, не буду летать.
— А что же вам остается?
— Не знаю, капеллан.
— Так, может, согласиться на отправку домой?
— Я не знаю, капеллан. Что-то здесь очень жарко. Видно, жаркая тут у них зима.
— Да нет, Йоссариан, погода стоит очень холодная.
— А знаете, капеллан, — сказал Йоссариан, — со мной произошел странный случай… или, может, мне пригрезилось? У меня такое ощущение, что сюда явился недавно какой-то тип и сказал мне, что мой приятель попался. Интересно все же — пригрезилось или нет?
— Думаю, что нет, — решил капеллан. — Вы начали мне о нем рассказывать, когда я был у вас в прошлый раз.
— Ах вон что? Стало быть, не пригрезилось. Он сказал: «Твой приятель попался, парень. Как миленький попался». Более злобной морды я, пожалуй, в жизни своей не видел. Так про кого, интересно, он говорил?
— По-моему, про меня, — с робкой искренностью предположил капеллан. — Я ведь и правда по-настоящему попался — как кролик удаву. Они все обо мне знают, они день и ночь за мной следят, я целиком и полностью в их власти, Йоссариан. Вон что они сказали мне на допросе.
— Нет, капеллан, вряд ли он говорил про вас, — возразил Йоссариан. — Я думаю, он имел в виду кого-нибудь вроде Нетли или Дэнбара, кого-нибудь погибшего на этой войне — Клевинджера, Орра, Доббза, Кроху Сэмпсона или Маквота. — Йоссариан с трудом перевел дыхание и покачал головой. — Как же я раньше-то не понимал? — удивился он. — Они же все попались, все мои друзья. Нас осталось только двое — я да Обжора Джо. — Капеллан побледнел, и Йоссариан задрожал от страха. — Что с вами, капеллан?
— Обжора Джо тоже…
— О господи! Сбит при бомбардировке?
— Он умер во сне, и возможно, от кошмара. Его нашли мертвым с кошкой Хьюпла на лице.
— Бедный ублюдок, — пробормотал Йоссариан и заплакал, стараясь прикрыться плечом. Капеллан молча ушел, он даже не решился сказать ему «до свидания». Йоссариан нехотя поел и уснул. Чья-то рука грубо вытряхнула его среди ночи из сна. Он открыл глаза и увидел костлявого, как скелет, человека в госпитальной одежде, который склонился над ним и, самодовольно ухмыляясь, прокаркал:
— Твой приятель попался, парень! Как миленький попался.
— Что за дьявольщину ты тут несешь? — панически всхрипнул Йоссариан.
— Скоро узнаешь, парень. Скоро узнаешь.
Йоссариан вскинул руку, чтобы схватить ночного мучителя за горло, но тот легко уклонился и со зловещим хихиканьем выскочил в коридор. Йоссариана сотрясал бешено бьющийся пульс. Тело покрылось липкой ледяной испариной. Кем же был его приятель? Сонный госпиталь затопила темная тишина. У Йоссариана не было часов, чтобы определить время. Сон безнадежно ушел, и он понимал, что ему предстоит томиться, как узнику ночи, прикованному цепью бессонного бессилия к своей койке, целую вечность, пока его не спасет рассвет. Ознобная дрожь всползала по его ногам к животу и спине. Ему стало холодно, и он вспомнил Снегги, который не был его приятелем — он и в знакомые-то ему не навязывался, замерзая до смерти на дюралевом полу в лужице слепящего солнечного света, безжалостно озарявшего его бледное лицо, когда Йоссариан, по мольбе Доббза: «Помоги стрелку, пожалуйста, помоги!», оказался, пробравшись над бомбовым отсеком, в хвосте самолета, где лежал Снегги. При взгляде на Снегги ему стало худо, и он, не в силах справиться с отвращением, замер на четвереньках у рифленой коробки, в которой хранилась санитарная сумка. Снегги безжизненно лежал на спине, словно бы придавленный к серебристому полу громоздкими доспехами летного снаряжения — бронежилетом и спасательным жилетом, в котором не было баллончиков для надувки, парашютной сбруей и тяжелой каской. Неподалеку от Снегги, тоже на полу, лежал мелкорослый хвостовой стрелок — и тоже без всяких признаков жизни. У Снегги на внешней стороне бедра зияла огромная глубокая рана, куда поместился бы футбольный мяч, как почудилось в первое мгновение Йоссариану. Пропитанные кровью клочья комбинезона ничем не отличались от оголенных мышц.
Ознакомительная версия.
