Раздался звонок в дверь, потом еще один, и еще. Звонки не прекращались. Я швырнула трубку. Доминик! Это Доминик! Он пришел сказать, что совершил чудовищную ошибку. Пришел умолять о прощении. Готов год ходить в рубище, в мешке из-под картошки и посыпать голову пеплом, только бы я взяла его обратно. Отерев слезы, я рванула вниз по лестнице. Доминик! Доминик! Конечно, я приму тебя! Забудем прошлое, Доминик! У нас все получится. Я распахнула дверь.
— Домин… О!.. Эмбер?!
— Минти! — простонала она, шатаясь, зашла в дом и упала в мои объятия. — О, Минти, — рыдала кузина. — Это было так ужасно.
— Да-да, — подхватила я. — Это был кошмар. Она всхлипывала, уткнувшись мне в плечо:
— Не знаю, как он мог так поступить.
— Понимаю.
— Я была в шоке.
— Мне можешь не рассказывать!
— Это чудовищно.
— Да, знаю. Чудовищно.
— Дурак!
О боже, с ней был Педро, ее попугай. И тут я подумала: «Зачем она притащила с собой Педро? И что она здесь делает в десять часов вечера с попугаем и дорожной сумкой?»
— Эмбер, что случилось?
— Это… это Чарли, — прохныкала она. — Что с ним произошло?
— С ним ничего не произошло, — ревела Эмбер. — Произошло со мной. О, Минти, Минти, он меня бросил!
Нет лучшего лекарства от собственного несчастья, чем чужая боль. Не очень приятно в этом признаваться, но, глядя на мучения Эмбер, я сразу воспряла духом. Только не поймите неправильно. Я знаю ее с пеленок и безумно люблю. С трудом, держась на ногах, она вошла в квартиру и втащила за собой свои вещи, а потом, всхлипывая, уселась на кухне. Педро кричал в гостиной. Я решила оставить его там: нервы у нас и так были на пределе, а Педро — ужасно горластая птица.
Роняя крупные слезы, Эмбер поведала мне, что случилось. Виной всему была я. Точнее, то, что произошло в церкви. Сработал эффект домино или, скорее, эффект Доминика.
— Когда Чарли услышал, как Дом говорит тебе все эти ужасные вещи… Ну, про то, что не может взять на себя обязательства… он… он… на него это сильно подействовало. — Ее слова то и дело прерывались всхлипами и рыданиями. — Он сказал, что понял… что тоже не может… взять обязательства… передо мной.
— Но мне казалось, что у вас все замечательно.
— Я тоже так думала! — выла она, заламывая руки от горя. — Я была счастлива… с ним.
— Понимаю.
— Но Чарли… Он был в таком шоке, когда Дом… На следующий день его как прорвало… Он сказал… мы тоже должны расстаться.
— Но почему?
— Потому что он не может… не может так ужасно поступить со мной. Сказал… нужно покончить… сейчас… пока не зашло далеко… потому что… потому что… у нас нет будущего. — Ее огромные зеленые глаза наполнились слезами, и она снова расплакалась.
— Какого черта он так сказал? — Я была заинтригована.
— Из-за детей, — призналась она.
— Каких детей?
— Детей, которых я не хочу!
А… Вот в чем дело. Проблема в детях. Для Эмбер это больной вопрос. Точнее, не вопрос: Эмбер никогда не хотела иметь детей.
— Но он же знал, как ты относишься к детям.
— О да, — ответила она, промокая мокрым от слез платком распухшие, красные, как у кролика, глаза. — Он всегда знал, но надеялся, что я передумаю. А я не передумаю. И он должен уважать мое решение, мой выбор. Но он этого не понимает, — застонала она. — Потому что он такой эгоист! Говорит, что хочет завести семью. Ублюдок!
— М-м-м… вообще-то, это очень важно… — робко произнесла я. — Но мне всегда казалось, что он ничего не имеет против.
— Оказалось, имеет. Он всегда был против. А ведь мы встречаемся уже два года. Если я по-прежнему не хочу иметь детей, заявил он, нам придется прекратить отношения. Он собирается найти ту, что родит ему ребенка.
— Я не совсем…
— Мы крупно поссорились, — продолжала она плаксиво. — Я не машина для размножения. И он должен любить меня такой, какая я есть!
— Понимаю…
— Но он не хочет с этим мириться. И я сказала, что в таком случае он может убираться, — делилась Эмбер. — А он заявил: «Но это моя квартира».
— О да! Это действительно его квартира.
— Так что я приехала прямо к тебе, Минти. Мне нужно где-то остановиться. Ничего, если я поживу у тебя немного?
— М-м-м… конечно.
— Спасибо, Минт. — Ее истерика прекратилась. — Боже, как у тебя чисто!
Я всегда удивлялась, почему Эмбер до сих пор не купила квартиру. Ей давно стоило это сделать. И деньги у нее есть. У нас обеих полно наличных. Понимаете, наша бабушка денег не считала. Книги принесли ей состояние, и после ее смерти каждому из внуков досталось по восемьдесят тысяч. Роберт на эти деньги обосновался в Австралии; я купила квартиру. Но Эмбер с умом вложила свою долю, чтобы жить на проценты, не работать и свободно делать писательскую карьеру. Она, как и бабушка, строчит романы. По одному в год. И хотя кузине всего тридцать три, у нее уже вышло восемь книг. Бабушка ваяла романтическую прозу, но писания Эмбер не укладываются в рамки тривиальных жанров. Ее последний роман «Общественная польза» — что-то вроде политического детектива. Книга вышла шесть недель назад, но не думаю, что она продается бойко. Эмбер уже наполовину закончила девятый роман — его выпустят в следующем июне. Это любовная история, действие которой разворачивается на скотобойне. До того как Эмбер поселилась у Чарли, она снимала квартиру, поэтому сейчас ей понадобилось временное пристанище.
У меня места хватит, квартира довольно просторная. В любом случае, я ни за что бы не отказала Эмбер. Она мне двоюродная сестра, но все равно, что родная, потому что наши матери — близнецы. Правда, по виду не скажешь, что мы сестры. Эмбер — сексуальная штучка и потрясающая красавица: копна медово-золотых волос, огромные светло-зеленые глаза, высокие скулы, точеный подбородок. Стройная, как я, но намного выше ростом. В ней целых шесть футов один дюйм. Ей нравится быть высокой. Она этим горда — никогда не горбится, не сутулится. Эмбер очень независимая. И очень умная. В своем роде. Кроме того, она хорошо начитанна, в разговорах так и сыплет цитатами из Теккерея, доктора Джонсона, Уильяма Хэзлитта. «Как сказал Бальзак…» Время от времени она пишет рецензии на книги. Огромных гонораров это не приносит, но позволяет поддерживать контакты с издательскими кругами. Тем, что Доминик называет литературным бизнесом.
Я поселила Эмбер в свободной комнате — маловата, но в качестве временного пристанища сойдет. Там же устроился Педро. Они с Эмбер неразлучны. Эта птица способна святого довести до белого каления, но я ее люблю. Педро напоминает мне о бабушке. Не только потому, что долго жил с ней. Попугай говорит в точности как она. «О, супер, дорогая!» — любит повторять он. А еще: «Не может быть! Да ты что!» — возмущенным тоном. «Ничего себе!» — вопит он иногда, точь-в-точь как комик Терри Томас. Или: «Вот умора!» — бабушка всегда так говорила. Педро перенял и ее каркающий смех. Один к одному. Поразительно! Так, похоже, что я иногда забываюсь и спрашиваю: «Что смешного, бабуля?», хотя она умерла шесть лет назад. Стоит зазвонить телефону, как Педро вопит: «Алло», потом спрашивает: «Как поживаете?» — и бессвязно продолжает: «Да… да… да…» Он разговаривает сам с собой по телефону, свистит, издает скрипучие звуки. Но больше всего мне действует на нервы его манера лаять, когда трезвонят в дверь. Он заливается визгливым тявканьем, которому научился у бабушкиного йоркширского терьера Одри. Педро — амазонский попугай, чуть больше фута длиной, с ярко-зеленым оперением, сине-красным хохолком и пылающей малиновой грудкой, которая видна, лишь когда он расправляет крылья. Бабушка купила его в 1955 году в Колумбии, где собирала материал для романа «Амазонские приключения». В маленьком городке Летисия, на границе с Перу и Бразилией, какой-то тип торговал на рынке молодыми попугаями. Увидев битком набитые птицами клетки, бабушка пришла в такой ужас, что купила Педро и привезла его домой на самолете. В то время он замечательно говорил по-испански, набрался разных слов на рынке. Выкрикивал: «Loros! Hermosos loros! Comprenme a mi!» («Попугайчики! Красивые попугайчики! Покупайте, не проходите мимо!»). И еще: «Page uno, lleve dos!» («Купите одного, второго получите бесплатно!»), «Cuidado que pica!» («Куда лезешь?»), «Cuan-to me dijo? Tan саго!» («Сколько стоит? Да ты что, с ума сошел?»). Сейчас он уже почти все забыл, но, думаю, если поучить, опять заговорит по-испански. Педро любит властные женские голоса — как у Маргарет Тэтчер. Когда она выступала по телевизору, попугай визжал от восторга и хлопал крыльями. Сейчас его любимица — Эстер Рэнтцен [29]. Бабушка не расставалась с Педро почти сорок лет. Когда она умерла, мы думали, попугай не переживет. Но в своем завещании бабуля отписала Педро Эмбер, «амазонского попугая — амазонке». К счастью, птица быстро привыкла к новой хозяйке (обычно попугаи привязываются только к одному человеку). Педро и Эмбер души друг в друге не чаят. Ему нравится кататься у нее на плече, теребить ее светлые волосы и слушать, как она читает отрывки из своей новой книги.
