- И сам знаешь, - сурово сказал Фоме очкастый, пока тот растирал себе покрасневшие глаза, - в течение получаса из кабинета ни шагу. В противном случае несдобровать тебе. А сейчас отворачиваешься к окну и, не оглядываясь назад, считаешь до ста. Ясно?
Под впечатлением от дыма и «боевика» с пчелами, Фома послушно досчитал до скольки от него потребовали и лишь после этого обернулся, несмотря на то, что шаги уходящих полицейских и звук захлопываемой двери послышались намного раньше. В кабинете все еще ощущался едкий запах дыма, но в остальном царил порядок: папки, которыми разгоняли пчел, были разложены по местам, даже лежавший на столе фирменный табель-календарь «Ятагана» был открыт на той же самой странице, на которой Фому застали врасплох люди в масках.
На сегодня он планировал продолжить написание диссертации, но работа эта, как-никак, требует внимания, сосредоточенности и душевного спокойствия, а Фома ощущал себя сейчас чересчур взбудораженным и выведенным из равновесия, чтобы суметь хоть что-нибудь сочинить. Поэтому он запустил на компьютере игру «Перестройка», приник к клавиатуре и полностью сосредоточился на событиях на экране.
Поначалу игра у Фомы не шла: чувствовалось, что нервы у него натянуты сильнее, чем нужно, а для хороших результатов в «Перестройке» необходима спокойная и вместе с тем быстрая и сосредоточенная мысль. Но постепенно дело пошло, в следующей игре он набрал уже несколько сотен тысяч очков, да еще и получил двух «соратников», - то бишь, две жизни, - чтобы достичь последнего Этапа Большого Пути, но тут, во время короткой паузы, он услышал доносящийся от двери кабинета тихий, но неприятный и какой-то подозрительное скрежет.
Фома остановил игру и прислушался повнимательнее: да, действительно, кто-то или что-то скребется снаружи по двери. Недоумевая, что бы это могло быть, он встал и, стараясь не шуметь, приблизился вплотную к двери; скрежет не прекращался. Тогда Фома ухватился за ручку, резким движением распахнул дверь, одновременно отпрянув назад, чтобы его не ударили по голове чем-нибудь тяжелым.
Отскакивать, впрочем, оказалось излишним, так как с другой стороны двери не было ни «бугаев», ни полицейских, а всего лишь его коллега из соседнего отдела коммуникационной техники - Сима Добрев.
- А, Фома… Ты там, что ли, был? - виновато спросил Сима и спрятал за спину правую руку, в которой был зажат какой-то острый, похожий на шило, предмет.
Фома, меньше всего ожидавший увидеть этого своего коллегу, бросил взгляд на дверь: на медной табличке, после имени Его Величества, была прицарапана еще одна вертикальная черта, так что теперь оно читалось как Симеон III, а снизу скотчем был прилеплен белый листочек с корявой надписью: «Симеон III - в комнате 213». В комнате 213 размещался, естественно, Сима Добрев.
- Это ты, что ли, приклеил, идиот этакий? - разъярился Фома и сорвал листочек.
- Что? Вот это? - разыграл удивление Сима. - Да нет, я просто шел мимо - гляжу…
- Шеф узнает - пристукнет тебя, - сказал Фома. - Ишь, как табличку изуродовал!
- Да, ладно, хватит тебе - что ты, деньги на нее сдавал, что ли, на табличку эту? Не бери в голову. Пошли-ка лучше, пивом тебя где-нибудь угощу, я ведь деньги сегодня получил.
Фома вспомнил, что и он сегодня получил деньги, но сказал лишь:
- Ладно, пошли в «подполье».
Он замкнул кабинет и они отправились в подвал института.
- Давно тебя не видал - что нового у тебя? - попытался завязать разговор Фома. - Как Румяна?
- Не знаю, - ответил Сима, - Послал ее куда подальше.
- Да? За что?
- Сильно большую трансферную сумму заломила.
- Да? И сколько заломила?
Сима назвал сумму. Фома, услышав, схватился за голову:
- Да она, что, себя Роналдо54 считает?
- То же самое и я у нее спросил, - ответил Сима. - Она мне: за меньшее, мол, смысла нет. Я ей и говорю: да за такие деньги я, знаешь, какую красотку могу себе взять? И отправил ее трансферироваться куда подальше. С какого Румяне-то рожна с такими внешними данными в группу А соваться вздумалось? Она же деревня-деревней - да мне за такие деньги «браток» из Костинброда55 двадцать штук таких, как она, пригнать может, да на фиг они мне…
Пока Сима на чем свет стоит крыл свою бывшую подругу, они дошли до бара в подвале, который Фома называл «подпольем».
В баре было до того накурено, что он чуть не задохнулся, пока не вспомнил, что воздух здесь, прежде чем проглотить, нужно прожевать. Толстые синеватые пласты сигаретного дыма висели в метре над столами; за тремя из них играли в бридж - Фома понял это не потому, что увидел карты играющих - такие мелкие детали дым различать не позволял, - а из-за толпы торчавших над головами у игроков зрителей, дававших бестолковые советы и получавших в награду сочные ругательства. Здесь Фому все знали, несколько человек из группы зрителей махнули ему в знак приветствия рукой, но он - опять же из-за дыма - не смог различить их по физиономиям; от стола у бара, где пил пиво собравшийся в полном составе отдел лазерной техники, ему тоже крикнули: «А, Лука, привет!» Он напомнил им, что он не Лука, а Фома, они вдвоем с Симой пошли к бару взять себе выпить, но бармена Юрия поблизости видно не было, и пока они ждали его появления, Фома стал слушать анекдоты, которые рассказывал один из лазерщиков, по имени Дима: «Можно ли ввести валютный совет в Швейцарии? - Можно, но страну жалко!»; «Что представляет собой валютный совет? - Укол в протез!»; «Научен ли валютный совет? - Нет, если б был научен, то сначала на собаках бы испытали!»; «Что мы будем делать после валютного совета? - Пересчитаем оставшееся в живых население!» Тут кто-то сказал, что сдается ему, он и раньше эти анекдоты слышал, только не про валютный совет, а про структурную реформу; другой возразил, что он еще до структурной реформы их слышал о чем-то другом, о предыдущем Этапе Большого Пути, только никак не вспомнит, о каком именно; в конце концов кто-то припомнил, что он их слышал еще во времена «бая Тошо»,56 и в них говорилось не про валютный совет, а про коммунизм. При слове «коммунизм» разговор мгновенно перекинулся на тему о том, как славно когда-то елось и пилось, наперебой пошли сладкие тоталитарные воспоминания, и все без исключения согласились, что конец света может наступить и в одной отдельно взятой стране…
В этот момент из склада бара вышел Юрий, по пятам за которым шли две дамы среднего возраста; Юрий был страшно зол и кричал дамам выметаться пока целы, а они в свою очередь кричали, что просто так этого не оставят. Оказалось, что дамы эти - из общества защиты животных, и хотят унести из бара фикус, поскольку, дескать, густой дым в помещении дурно на него влияет и он даже мутировал - что, честно говоря, было сущей правдой: любой мог убедиться, что ствол фикуса порос густой рыжей шерстью. Бармен отрезал, что фикус - не животное, а растение, а значит, в их компетенцию не входит; ему однако тут же возразили, что дело как раз в мутациях, поскольку он мутировал до того, что метаболизм у него стал именно животного типа: дышит никотиновым дымом, питается высыпаемыми в горшок окурками, причем помаду на окурках воспринимает как что-то вроде витаминов, а вместо воды впитывает корнями производимый шефом федерации бокса «липовый» джин «Атлантик», который гонят в подвале соседнего института и которым рядовые посетители «подполья» имеют обыкновение поливать фикус. По словам дам, один доцент-биохимик даже утверждал, что если бы пришлось классифицировать этот фикус по типу метаболизма, то он попадал в категорию хищников.
- Что еще за биохимик? - крикнул Юрий. - Кто ему дал право исследовать фикус? Он, что, не знает, что фикус - собственность «Ятагана», и что на территории института только люди из «Ятагана» имеют право на фикус? Кто из объединения пустил его исследовать их имущество? И кто вы в системе «Ятагана» такие, что я перед вами должен отчитываться?
Тут выяснилось, что дамы вообще не из системы «Ятагана» - тогда бармен цветисто их обругал и бросился к телефону, объясняя, как вот сейчас придут страхователи и такой фикус им дадут, что они на всю жизнь запомнят. Услышав название страхового объединения, дамы поняли, что дела принимают крутой оборот, и вымелись сами; Юрий довольно потер руки и достал из холодильника по пиву для Фомы и Симы.
- Фикус им мутировал, - продолжал кипятиться он. - Люди целыми днями тут торчат - картами щелкают, а они про фикус забеспокоились. О людях почему не думают? Обо мне, если на то пошло: и я тут по восемь часов торчу, а еще не мутировал…
- Это ты так думаешь, - поддел его Фома, - все мы здесь мутировали, только под закон о защите животных не подпадаем.
Они с Симой устроились за пустым столиком возле бара; Фома отодвинул столик чуть подальше от хищного фикуса-мутанта и отхлебнул пива.
- Что-то много в последнее время у нас по институту всяких посторонних шататься стало, - заметил Сима, имея в виду, видимо, двух дам, поднявших скандал с Юрием. - И суют нос во все, что их не касается. Со мной тут вчера заговорил один в кафе на втором этаже, рядом с запасной лестницей, и - на' тебе - напрямик меня спрашивает, как ему на седьмой этаж подняться. Я ему: «Да ты что, сдурел, что ли? Да знай я даже, как туда попасть, он что, от папки в наследство тебе достался, что ли, седьмой этаж этот?» Не говоря уж о том, что ятаганцы-то наверняка ему кое-какие органы пооборвут, если наверху поймают…
