В комнату зашел Подушка. Отпустили или убежал? Вроде бы криков слышно не было. Хотя это не показательно, можно и по-тихому вырубить.
— Ай! — девочка ужаснулась, увидев Подушку.
— О-о, и детей уже успел попугать, — пожурил Подушку Одеяло.
— Наш пострел везде поспел! — добавила Ира.
— А? — не поняли эстонцы.
— О-о, — Ира схватилась за голову. Она, видно, уже отвыкла.
— Вы что, такого выражения не знаете? Это значит, что везде успел. Наш пострел везде поспел! — хихикнула девочка.
— О-о, какая продвинутая у меня девочка, — порадовался Одеяло, выходя из прострации.
— А-то! Она русский всю жизнь учит, а ты? — хихикала я.
Одеяло завернул девочку в одеяло, та была в восторге.
— С двумя одеялами, но без подушки! — прокомментировала Ира.
— Да ты что! Подушки страшные! Напугается еще! — ответила ей я.
Подушка надулся, но от комментариев воздержался.
— Девочка спит, — шепотом сказал Одеяло.
— А-а? — громко переспросил Подушка.
То же мне скрипач! Я вытащила его за руку в коридор и настучала по голове.
— Девочка спит! — сказала я ему тихо, но злобно.
— И что? — так же громогласно вопросил Подушка.
— Тише! — прошипела я.
— О-о! — Подушка видимо оценил все, что сделал и ужаснулся.
В комнату я завела уже притихшего Подушку.
— Школы разные, но эффект один и тот же! — жестами похвалила Ира мои воспитательные действия.
Одеяло сидел, вполне довольный жизнью, но тут же спохватился: как встать и выйти из комнаты, если девочка спит у него на руках. Мы перенесли девочку в ее комнату (нес Одеяло, я показывала дорогу, остальные следовали за нами) и уложили в постель. Та проснулась, посмотрела на Одеяло и снова уснула. Одеяло возгордился и сам погладил себя по голове. Я подергала его, чтобы он наклонился, и тоже погладила по голове, парень возгордился еще больше.
Ира размяла кулаки.
— Кого как надо воспитывать! — хихикнула я. Метод кнута и пряника!
Мы дошли до вожатской, попрощались с вожатыми и вышли на улицу.
— Какой свежий воздух! Это от кипарисов или от гор? — спросила я.
— От кипарисов, растущих на горах! — многозначительно изрекла Ира.
— Весело! Может, от моря?
— От кипарисов, растущих на горах, которые находятся возле моря! — собрал все условия Подушка.
Мы с Ирой пожали плечами и пошли к зеленой даче, эстонцы тормозили. Мы спокойно дошли до места, зашли в изолятор и улеглись там. Зашла медсестра и раздала градусники. Те сонно взяли их и снова уснули.
— Проспят… — сказала Ира.
— Не проспят! — хихикнула я.
Я тихонько вытащила градусник у старшего эстонца (это, оказывается, тот же, к которому мы уже приставали) и подогрела его около лампочки.
— Ты что так долго? Градусник лопнет! Ты ему осколки подсунешь? — спросила Ира.
— Ага, такая температура, что градусник лопнул!
Мы подсунули градусник обратно.
— А-а-а! — завопил он. Градусник был горячим.
— Что такое? — в комнату забежала медсестра. — Это еще что? Лампочка! Ну, эстонцы! Мы русские, понимаем ваши эстонские шутки!
Медсестра принесла ему другой градусник. Парень взял и сунул подмышку, медсестра вышла, он вытащил, придирчиво посмотрел на него и погрел около мобильника. Вот прохвост! Ни фига он не болеет! Парень еще раз придирчиво осмотрел результат — не зашкаливает ли!
— Так, опять антибиотики, — вздохнула медсестра и принесла ему таблетки. Парень взял, а потом выкинул их в окно. Обалдеть!
Мы с Иркой выбежали из лазарета, нашли под окном целую кучу таблеток, аккуратно собрали и положили ему на тумбочку.
— А это еще что? — медсестра увидела горсть таблеток.
Парень шарахнулся от таблеток, как от чумы, и заморгал.
— Галлюцинации? — усмехнулась медсестра. — В горный тебя отправлять?
Я высунулась на свет, парень шарахнулся. Правильно, меня тут не было! Галлюцинации! Парень покладисто покивал.
— Идем! — сказал та. Парень похватал вещи и пошел за медсестрой. Позже их руководитель вправила ему мозги. Вернулся он, как в воду опущенный, и стал собирать вещи. Мы с Ирой лежали у самой двери и дружно изображали мертвых. Парень подскочил и поспешил выйти. Я толкнула дверь. Стук — ему досталось по спине. Эстонец что-то пронзительно крикнул и поскорее сообщил всем, что он сошел с ума, и что его нужно отправить в больницу! Мы вышли из изолятора и обошли его. Подушка с Одеялом как раз шли к изолятору. Мы с Ирой, громко разговаривая и хихикая, спокойно прошли мимо них незамеченными. Ну и хорошо. Мы уселись на лавочку под кипарисом. Послышался эстонский говор. Мы с Ирой поднялись им навстречу и, болтая, снова прошли мимо. Ноль реакции. Мы пожали плечами, зашли к себе в комнату и улеглись. Интересно, они нас узнают только потому, что мы на них кидаемся с разными каверзами, а когда мы тихо-мирно проходим мимо, не узнают?
Подушка с Одеялом дошли, наконец, до комнаты. Одеяло отчаянно зевал, причем на полуслове и прикрываясь растопыренными пальцами. Мы с Ирой не удержались и изобразили его. Ира, вдохновившись успехом, продлила номер еще минут на пять.
Послышались шаги вожатого.
— Одеял, залезай! — зевая по-настоящему и оттого неразборчиво, но очень по-эстонски сказала Ира. Наверное, поэтому Одеяло и понял. А вот Подушка не эстонец, но все равно не понял! Впрочем, тормозить для разнообразия он не стал и попросился ко мне. Да пожалуйста!
Ночной вожатый дошел-таки до нашей комнаты.
— Ирк, Ольг? — позвали нас.
— А? — отозвалась я.
— А! — отозвалась Ира.
— Б?
— Б!
— В?
— В!
— Не учите алфавит! Пошли!
Зевая, мы стали спрашивать, что стряслось.
— Эстонский выучили? — спросил Дима.
Я ответила ему, снова зевнув. Я нашла секрет эстонского языка! Его изобрели, когда очень хотели спать, причем поспешили всем похвастаться, что бегали ночью, продолжая зевать на каждом слове. А наутро уже ничего менять не стали. Так и появился эстонский язык, каким мы его слышим теперь.
В вожатской нам сообщили, что завтра нас разбудят позже, и выдали воду. И откуда она у них, я уже ее эстонцам относила. Мы вернулись в комнату с водой, перемигнулись и поменялись кроватями. Одеяло вытащил голову и удивленно уставился на меня, осознал, кого видит перед собой, вылез из-под матраса и лег рядом. Вот и молодец!
Тем временем Ира и Подушка испытывали терпение друг друга. У Иры вагон терпения на каверзы — она может долго издеваться, а Подушка вообще очень терпеливый человек, особенно к каверзам Иры. В общем, Ира ворочалась, создавая как можно больше шума, а Подушка ждал, когда ей надоест. Я повернулась на бок!
— А-а-а-а-а-а-а-а-а! — заорала я и тут же охрипла.
— Ты что? — удивился Одеяло.
Я смотрела на паука, который был прямо перед моим лицом.
— Давай меняться местами, — сказала я и поскорее спихнула Одеяло к пауку.
— Ольга? — это услышал Подушка, приподнялся, увидел Иру и брякнулся обратно.
— В смысле Ольга? Ирка! — сказала она ему и стукнула по матрасу.
Я поминутно оборачивалась на бортик.
— Что, теперь ты будешь вертеться? — спросил Одеяло.
— А ты сам обернись хоть раз.
— Ну и что? — спросил он, поворачивая голову.
О, господи!
— Даже я с плохим зрением разглядела!
— Г-а-а! — Одеяло отпрянул и навалился на меня.
— Сейчас он тебя лапкой-то! — хихикала я.
— Не надо! — во все глаза, глядя на паука, прошептал Одеяло.
Паук подумал и пошел к нам.
— Ы-ы-ы! — Одеяло сел на кровати.
— Сейчас я совершу подвиг, — сказала я. — Сейчас меня перейдет паук, и я никогда не вырасту!
Паук перешел и остановился на бортике. Какой же ты страшный! Я нащупала руку Одеяла и стряхнула ей паука на пол. Шмяк! Паук удачно приземлился, Одеяло нянчил свою руку, проверяя ее на целостность.
Ира воевала с Подушкой, а тот — с матрасом, пытаясь стряхнуть его вместе с Ирой. Однако Ира оказалась сильнее и напомнила ему пару священных заповедей. После пятого или шестого удара расческой по голове эстонец понял, что высовываться из-под матраса нельзя.
— Замечательная картина, — сказал Одеяло, глядя на все это, — когда бьют не меня!
— Хочешь, стукнут тебя? — предложила я.
— Не надо!
По одеялу полз паук, на сей раз маленький, такой, как у нас дома. Паук полз, Одеяло не обращал на него внимание. Паук пополз ему по руке, тот только почесался, паук по плечу переполз на шею, потом на голову и вскоре попал на лоб, а потом и на нос.
— А-а-а-а-а-а! — завопил Одеяло, стряхивая паука и вспоминая, где он полз.
— Хи-хи-хи, — хихикала я.
— Да что это такое, все визжат, — пожаловались девочки и снова уснули.
— Хи-хи. Это глупо — бояться пауков, — изрекла я. — А-а-а! Паук!
— А? А! Ы? Где? — заозирался Одеяло.
