Наконец-то можно помыться! Ура! Я на радостях прополоскалась как следует, и когда вошла в комнату, узрела много интересного. Посреди комнаты стояла Ирка в чем мать родила, а спиной к ней Подушка. Ирка громко и в красках разъясняла эстонцу, как делать нельзя, и лупила полотенцем. Интересненько. Тут я увидела в окне Одеяло, облокотившегося на подоконник с той стороны. Я поскорее прошла на веранду.
— Что случилось? — спросила я.
— Да так… Ирка пришла из душа, сразу же сняла полотенце и не заметила, что… Подушка стоял рядом и разговаривал к Томе.
Что-то мне подсказывало, что обозлилась она на него не из-за того, что побегала голой, а именно из-за того, что он с Томой разговаривал. Вслух впрочем, я этого не сказала.
— Нет, ну… — Подушка хотел было обернуться, и тут же получил полотенцем по голове. — Да когда ты оденешься?!
— Когда захочу, тогда и оденусь! И вообще так буду сейчас ходить! — вскрикнула Ирка.
Мы с Одеялом захохотали. Тут Ирка заметила нас, взвизгнула, закрылась руками и кинулась одеваться. Подушка терпеливо ждал, пока она все-таки укомплектуется.
— Так, ладно, пойду я, — сказала я.
— Ты куда? — удивился Одеяло, быстро залезая в комнату.
— Куда-куда. Вы уже посушились, дайте и мне.
— На тебе распрямитель, — сказала Ира.
— О, давай! — обрадовалась я.
Я стала приводить свои волосы в порядок. Взглянув в зеркало после окончания процедуры, я ужаснулась. Лучше бы не сушилась, но хоть так.
— Ка-албаску будете? — спросила я.
Эстонцы воодушевились и покивали. Мы достали колбаску, разделили и принялись кушать. Ира, издеваясь над Подушкой, воровала у него колбасу, я же почти всю свою порцию отдала Одеялу.
— Все, на меня больше не лезет, — сообщил он, передавая тарелку Подушке.
— Вот, Ир, учись как надо! — сказала я.
— Ты покажи им свою флейту, — сказала Лариса.
— Ага, сейчас, — кивнула я, отдавая распрямитесь.
Я достала флейту.
— Красивое, — сказал Одеяло. — А он играет?
— Ха, нет, — покачала я головой.
— Странно, вроде бы все есть, — удивился Подушка.
Я взяла у Одеяла флейту и издала шипящие звуки.
— Ха, — хихикнул Подушка.
— Играет же!
Флейту забрала у меня Лариса и стала ее рассматривать. Ирка отвернулась, а Подушка принялся строить рожи за ее спиной, тут Лариса набрала побольше воздуха и, как следует, дунула во флейту. КАКОЙ ЗВУК в ухо Подушке!
Подушка схватился за уши и пригнулся.
— Играет, — скривился Одеяло.
Я забрала у Лариски флейту и пошла к Ирке объяснять, как играть. Она подула, издав душераздирающий звук. В это время Подушка пересел на нижний ярус Ириной кровати.
— Так? — спросила Ира.
— Ага, — скривилась я.
Подушка вскочил и стал что-то эмоционально говорить Одеялу на эстонском. Одеяло сдержанно отвечал, несколько в обвинительном тоне. Наверное, что-то типа:
— Ну что мне за дура досталась! Почему у тебя нормальная, а у меня такая ДУРА! Чего ей не хватает? То половником по голове, то вилкой тыкает! «Лох» выложила на спине! Что за ДУРА?
— Я откуда знаю? Сам выбрал.
— Нет, почему именно мне? Почему она все время надо мной издевается? Что ей надо от меня? Я уже не знаю! Стул отодвинула, и то как-то не по-человечески! БЛИН!
— У меня нормальная.
— Да, у тебя нормальная, ты ее камушки учишь кидать, она тебя — по воде ходить, в крестики-нолики играете. А у меня? Штаны снимала, потом еще и всем рассказывала! Блин! И какой черт меня дернул с ней связаться?
— Сам виноват. Сразу бы отшил.
— Да в чем? В чем я виноват? Я…
Все время разговора Ира отчаянно пытался дозваться Подушку. Тот или ее игнорировал, или просто увлеченно жаловался Одеялу, но не реагировал.
— Ну, Подушка, что ли!
— Проще до своей дозваться, — хихикнула я.
— Своя мне не ответит.
— А эта, думаешь, ответит? Ты стукни подушку!
Ира стукнула флейтой свою подушку, тут до нее дошло, и она звезданула флейтой Подушку по спине.
— С-с-ш, — резко замолчал, Подушка и добавил что-то на эстонском, наверно так. — Вот…пи… какого…пи… да что б ты…пи-пи-пи…
Подушка повернулся, Ирка поскорее сунула флейту мне. Я ее осмотрела.
— Флейта не пострадала, — сообщила я.
Подушка удрученно сел на тумбочку.
— Можно? — спросила я, пытаясь пройти.
— Да, конечно, — Подушка подвинулся, сокрушенно бьясь головой об колено. Одеяло подорвался со своей тумбочки и пересел к Подушке. Подушка продолжил сокрушаться, наверное, вот так:
— Ну, за что? Что я ей такого сделал? — бьясь головой об свое колено.
— Да нравишься ты ей, вот и докапывается. Ну что ты, вправду. Тебя вот и флейтой, и половником, а мне только стул отодвинули, — уговаривал его Одеяло.
— Бежать отсюда надо, пока она меня не убила.
— Не, не надо. Ты что? Что я тут один делать буду? У меня-то нормальная. Ты не уходи, не надо. Я же не могу один здесь с ними.
— А я здесь с ней не могу! Она меня угробит!
— Не угробит, ты просто от нее подальше держись, близко не подходи, будь начеку.
— Так она сама подойдет! Надо тикать отсюда!
— Погоди, потом. Может, все еще не так страшно.
— У тебя-то не страшно, Ольга нормальная, а у меня…
— Нормальная? Все время падает и тонет. И я вместе с ней тоже теперь падаю!
— Да вот ты ее вылавливаешь и поднимаешь, а Ирка меня скорее утопит и уронит, а потом еще долго ржать будет надо мной! Одни штаны чего стоят.
— Со штанами ты сам лоханулся.
— Не напоминай мне про это слово! Как я теперь ходить буду!
— Да ладно, загоришь еще, и не будет видно. Что ты вправду? Теперь хоть не скучно, все время что-нибудь интересненькое!
— Ага, твоя Ольга зато нагишом не бегает, а Ирка вот!
Эстонцы засмеялись. Ирка, психанув, спрыгнула с койки, Одеяло резко развернулся, проверяя, не на него ли.
— Вот сестра меня флейтой достанет, — пожаловалась я Ларисе.
— Не хочу брату ничего покупать, а то будет мне побудка, — покивала Лариса.
Ирка зло сверкнула на эстонцев глазами и уселась на тумбочку Одеяла. Тот рванулся, чтобы согнать ее с места.
— Тут женский разговор, — отмахнулась от него Ира. Одеяло озадачился и вернулся к Подушке. Скорее всего, тот сказал на эстонском что-то типа:
— Вот и как с такой разговаривать? И тебя послала!
— Не знаю…
— Ну, как вам наши мальчики? — как можно громче сказала Ира. Эстонцы навострили уши.
— Не знаю, — протянула Лариса. — Мне длинные волосы не нравятся.
— Чем это? — удивилась я.
— Ну не нравится, это как-то по-девчачьи.
— Длинные волосы — это красиво. Можно подумать, у тебя самой длинные. Короткие — это по-пацаньи! — съязвила Ира.
— Ничего против длинных волос не имею. Чем длиннее, тем лучше. Сама не отращиваю, потому что расчесывать не могу, — ответила я. — Тебе серенький понравился потому, что длинные волосы не нравятся?
— Да какая разница? — потупилась Лариса.
— Большая! Колись, — потребовала я.
— Ладно, раз не нравятся волосы, будем обсуждать все остальное, — внесла коррективы Ира.
Парни заерзали и стали озираться.
— Что будем обсуждать первым? — спросила Ира.
— Рост! — вставила я.
— Чего? — удивилась Ира.
Я строго посмотрела на нее.
— Длинные они слишком, — сказала Лариса. Блин, ничем не угодишь.
— Ну да, а зачем тебе покороче? — удивилась Ира.
— Серенький пониже будет, — подколола я.
— Ну, не знаю, мне длинные нравятся, — сказала Ира.
— Поэтому ты над ними издеваешься, — пробормотала я.
— Что?
— Нет-нет, ничего, — поспешно заверила ее я.
— И всё-таки?
Вынудила она меня повторить, я сказала погромче. Эстонцы оживились и залопотали по-эстонски, наверное, так:
— Видишь, она тоже так считает!
— А мне от этого ни горячо, ни холодно. Она тебя защищает от этой ненормальной, а меня разрешила еще раз половником огреть!
— А тебе, Оль, длинные или короткие?
— Длинные. Мне рост не позволяет коротких заводить. У меня вообще планка есть: парень должен быть выше меня хотя бы на голову. А то приспичит мне надеть каблуки, и что получится? Я буду выше парня. Вот смех на ножке, то есть на каблуках, — разглагольствовалась я.
— Да, тебе рост позволяет привередничать, — покивала Ира.
— Вырастай, Ира, вырастай, — покивала я.
— Ну что, следующее обсуждаем? — спросила Ира.
— А что, уже все? — запоздала Лариса.
— А ты своего серенького хочешь обсудить? — вставила я.
— Давайте обсудим. Для меня нормально, для Ольги коротковат, тебе тоже. Вы же с Ольгой одного роста. Хотя у Ольги планка есть, а у тебя, видимо, нет. Если будет лилипут, тебе тоже понравится.
— Ему бы каблуки не помешали, — заметила я.
— Да! Ему бы юбка пошла! — похвалила Ира. — А еще блузочку неплохо бы голубого цвета, и юбочку строгую черную.
