Увидев, что туда идет довольно много народу, преимущественно рабочие, Трейси вошел вместе со всеми и сел на свободное место. Церквушка была скромная, без всяких украшений: простые скамьи без подушек, и перед ними даже не кафедра, а просто возвышение. На этом возвышении сидел председатель, а рядом с ним мужчина с рукописью, весь облик которого говорил о том, что ему предстоит играть здесь главную роль. Церковь вскоре заполнила прилично одетая, скромная паства — все люди степенные, чинные. Наконец председатель сказал:
— Сегодняшний оратор — старый член нашего клуба, которого все вы знаете. Это мистер Паркер, помощник редактора «Демократического ежедневника». Тема его сообщения — американская печать; а тезисами ему служат две цитаты из новой книги мистера Мэтью Арнольда. Докладчик просит меня прочесть вам их. Вот первая:
«Гете говорит где-то, что «трепет благоговения» — иными словами, «почтительность» — лучшее свойство человеческой натуры».
В другом месте мистер Арнольд пишет:
«Если бы кому-то вздумалось уничтожить и вытравить в целом народе чувство почтительного уважения, трудно, пожалуй, придумать для этого более верное орудие, чем американские газеты».
Мистер Паркер встал, поклонился и был награжден горячими аплодисментами. Он начал читать доклад приятным звучным голосом, четко произнося слова и внимательно следя за паузами и ударениями. Основные положения его речи были встречены слушателями с явным одобрением.
Докладчик придерживался той точки зрения, что самой важной функцией газеты в любой стране является воспитание в народе патриотических чувств — чувства гордости за свою нацию; надо поддерживать в народе «любовь к родине и ее институтам и всячески ограждать их от влияния чуждых и враждебных национальному духу систем». Он обрисовал, как выполняют эту задачу исполненные почтительного уважения турецкий и русский журналисты: один — прививая уважение к институту «палочных ударов по пяткам», другой — к Сибири. Затем докладчик сказал:
— Главная функция английской газеты, как и всех других газет мира, заключается в том, чтобы приковывать восторженный взор публики к одним явлениям и старательно отвращать его от других. Так, например, она должна приковывать восторженный взор публики к славе Англии — к созерцанию ее славных деяний, уходящих в туманные дали времен, озаренных смягчающим краски светом тысячелетней давности; и старательно отвращать взоры публики от того обстоятельства, что эти славные деяния совершались ради обогащения и возвеличения привилегированной кучки баловней судьбы, что обездоленные массы заплатили за это своею кровью, потом и обнищанием, ибо хоть и создали немало благ, однако не могут ими пользоваться. Печать, внушая любовь и благоговейную почтительность по отношению к трону, должна приковывать к нему взоры публики, как к святыне, и старательно отвращать взоры публики от того обстоятельства, что ни один трон не был воздвигнут в результате свободного волеизъявления большинства народа; а раз так, то нет такого трона, который имел бы право на существование, и нет иного символа для него, кроме флага с черепом и скрещенными костями, — герба, заимствованного у представителей родственной профессии, которые отличаются от королей только обличием, то есть по сути дела не более, чем розничная торговля отличается от оптовой. Печать должна внушать публике благоговейную почтительность по отношению к этому любопытному изобретению хитрых политиков — государственной церкви, а также к этому институту, противоречащему всякому здравому смыслу, — наследственной знати; и старательно отвращать взоры публики от того обстоятельства, что одна предает анафеме тех, кто не желает нести ее ярма, и грабит всех без различия под благородной вывеской «налогообложения», а другая прикарманивает себе все почести, оставляя на долю остальных граждан лишь труд.
По мнению докладчика, мистер Арнольд, при его наметанном глазе и наблюдательном уме, должен был бы понять, что не следует сожалеть об отсутствии почтительности и уважения у американской печати, ибо тогда она была бы ни к чему американцам, так как ничуть не отличалась бы от прессы всех других стран мира, а сейчас, что ни говорите, откровенная и веселая непочтительность составляет самое ценное ее качество и делает ее бесконечно дорогой сердцу каждого американца. «Ибо миссия печати, — о чем не подумал мистер Арнольд, — заключается в том, чтобы стоять на страже национальных свобод, а не защищать всяких плутов и мошенников». Докладчик полагал, что если бы институты Старого Света в течение полувека побыли под огнем насмешек и издевательств вот такой печати, как американская, «монархия и сопутствующие ей преступления навсегда бы исчезли с лица земли». Монархисты могут в этом усомниться, в таком случае «почему бы не уговорить царя провести опыт в России»? В заключение докладчик сказал:
— Словом, обвинения, выдвигаемые против нашей печати, сводятся к тому, что ей недостает чувства преклонения, присущего печати Старого Света. Будем от души ей за это благодарны. Хоть она и не отличается чрезмерной почтительностью, она все же, как правило, уважает то, что уважает наш народ, а больше нам ничего не нужно; то, что уважают другие народы, по совести и чести говоря, нас мало волнует. Наша печать не преклоняется перед королями, не преклоняется перед так называемой знатью, не преклоняется перед государственной церковью, не преклоняется перед законами, обирающими младшего сына в пользу старшего, не преклоняется перед обманом, мошенничеством или подлостью, сколь бы ни были они стародавни, заплесневелы или священны, если с их помощью один человек возвышается над другим только лишь по праву рождения; наша печать не преклоняется перед законом или обычаем, сколь бы ни был он стародавним, прогнившим или святым, если он преграждает лучшим людям в стране доступ к лучшим должностям, лишает их возможности доказать свое неотъемлемое право на эти должности и занять их. С точки зрения поэта Гете — этого слащавого певца захолустной трехкаратной королевской власти и знати, — наша печать безусловный банкрот во всем, что касается «трепета благоговения», иными словами: почтительности по отношению к меди, которую выдают за золото, и к прочей дешевой подделке. Будем искренне надеяться, что печать наша навеки останется такой, какова она есть, ибо, на мой взгляд, бунтарская непочтительность порождает человеческую свободу и служит ей защитой, тогда как противоположные качества порождают и вскармливают все виды человеческого рабства, телесного или морального, и служат для его рьяной защиты.
«Какое счастье, что я приехал в эту страну! — сказал, или, вернее, чуть ли не крикнул про себя, Трейси. — Я был прав! Я был тысячу раз прав, что выбрал для себя страну, где в сердцах и умах людей живут такие здоровые принципы и понятия. Подумать только, в какие тенета рабства может завести чело-века преклонение, если оно направлено не на то, на что нужно! Как хорошо сказал об этом докладчик и как верно! В преклонении таится огромная сила. Заставьте человека преклоняться перед вашими идеалами — и он ваш раб. Ну конечно же! Народам Европы во все времена старательно внушали не раздумывать над мишурной природой монархии и знати, избегать на этот счет каких-либо суждений, внушали преклонение перед ними — и теперь естественно, что потребность преклоняться стала у них второй натурой. Попробуй внушить их отупевшему мозгу противоположную идею — как эти люди будут потрясены! Веками любое проявление так называемой «неуважительности» с их стороны считалось грехом и преступлением. Но стоит человеку осознать, что только он сам способен решать, что достойно уважения и преклонения, а что нет, и весь этот обман, все надувательство становятся очевидными. И почему я не подумал об этом раньше? А ведь это верно, абсолютно верно! Какое право имеет Гете, какое право имеет Арнольд, какое право имеет любой словарь устанавливать для меня, что значит «непочтительность»? Их идеалы не имеют ко мне ни малейшего отношения. Если я почитаю свои идеалы, значит я выполняю свой долг; и я не совершаю никакого святотатства, если смеюсь над их идеалами. Я могу издеваться над идеалами других сколько мне заблагорассудится. Это — мое право и моя привилегия. И ни один человек не имеет права отрицать это».
Трейси ожидал, что после доклада начнется дискуссия, но этого не произошло. Его недоумение разрешили слова председателя:
— К сведению тех, кто присутствует здесь впервые, должен сообщить, что, в соответствии с нашим обыкновением, сегодняшний доклад будет обсуждаться на следующем собрании клуба. Мы делаем это для того, чтобы дать возможность нашим членам подготовиться и изложить свои соображения на бумаге, так как мы ведь в большинстве своем люди рабочие и не привыкли говорить. Поэтому нам надо сначала написать свое выступление.
