Ознакомительная версия.
Утюг довёз старшего сержанта до середины ЦП и упал без движения, «разулся». Сознание к нему вернулось после ремонта на ходу – нескольких чувствительных пинков. Абдулла повёз бубтянина вглубь расположения, затем вновь на ЦП…
Стасик опять родил ведёрко «живой воды». Вновь упавший Утюг ни на тычки, ни на воду не реагировал. Тогда Быдусь в ярости ухватил его за ногу и протащил мордой по всему ЦП и бросил у кровати.
– Поди не сдохнет.
– Чурки живучие.
– Баян, ты ничего не видел, ничего не слышал! Стасик, кровь с ЦП убрать. У нас не боевое, а только учебное, хотя и ночное вождение!
Движение – категория бесконечная. Иногда кажется, что время замирает. Но развитие при этом продолжается. Незаметно, исподволь, пробиваются зачатки новой жизни. Неизбежно заканчиваются времена застоя, в ту или иную сторону разрешаются глобальные проблемы.
В жизни людей мрачные периоды сменяются более-менее светлыми, и наоборот. Каждый подсознательно надеется на перемены к лучшему. Человек с момента своего сотворения инстинктивно рад любой новизне. И пусть далеко не всё новое лучшее, но кто скажет, что всё лучшее – не новое?
Приближающийся конец службы даёт самую сильную надежду на лучшее будущее. За сто дней до приказа министра обороны в войсках начинается отсчёт дней до демобилизации.
– Сколько дней до приказа? – спрашивает дед. И молодой обязан знать точное количество дней.
– Загорбатить хочешь? – если назвал лишнее. По числу лишних дней последуют наказания, степень изощрённости которых зависит от желания старика попасть домой.
– Отмазаться хочешь? – если назвал меньше. Кара неизбежна, как дембель.
Неизвестно по какому поверью старички стригутся наголо за сто дней до приказа. С этого дня начинается подготовка: они ищут новые парадки, оформляют дембельские альбомы, обзаводятся различными значками и прочими побрякушками.
Не смотря на чемоданное настроение, старослужащие обязаны поддерживать порядок в части. Они строго следят за исполнением приказов командования, поручая руководство фазанам. Фазаны гоняют гусей. Гуси заставляют работать духов. За все портачки ответят фазаны. Далее, по убывающей. Больше всех достанется духам.
После приказа, в считанные недели до отправки домой, старослужащие перестают что-либо делать, они становятся дембелями. Их функции берут на себя свежеиспечённые деды.
Точно так же плюют на службу дембеля деревянные. Всеобщий пофигизм как эпидемия захватывает каждого курсанта. Не смотря на ужесточение дисциплины, курсы капитально расслабляются, завидев первого покупателя в войска.
Рота механиков-водителей учебного танкового полка под деревянный дембель всё ещё не выполнила основную задачу – вручение квалификационной категории каждому курсанту. Командование ожидало приезда генерала. Половина наводчиков и командиров танков ушла в войска, а механики-водители всё ещё болтались по части. Наконец генерал прибыл. Ротный построил курсантов и объявил о сдаче экзамена по вождению. Майор пожелал всем удачи, поручив сержантам привести роту на танкодром.
С генеральского экзамена исчезнуть нельзя – это чревато тяжёлыми последствиями. Лёха с Вовчиком планировали пожарить картошку в лесу. Всё было готово: Вовчик слямзил в столовке пару буханок хлеба и восемь паек масла, – идти на вождение совсем не хотелось. К тому же водить боевую машину ни Лёха, ни Вовчик не умел. Впоследствии выяснилось, что ездить на танке не может ни один курсант. С настроем на полный провал курсанты топали к танкодрому. Сержанты были спокойны, они помнили свою сдачу экзамена. Не волновался и ротный: система сдачи отлажена и практически не даёт сбоев.
Взвод Тальянкина вывели на исходную позицию.
– По машинам!
Лёха подбежал к ближайшему танку, лихо запрыгнул в люк механика-водителя.
– Быстрее ползи, сволочь, в башню! – прохрипел бубтянин.
Лёха прямо по телу механика-водителя пробрался в пустую башню. За контрольные тридцать минут Лёха успел покемарить. Тем временем «экзаменуемый» показывал умение водить танк и демонстрировал его характеристики, преодолевая различные преграды.
Когда танк резко остановился, Лёха тем же путём выскочил принимать поздравления.
* * *
Новоиспечённые механики-водители третьего класса вечером заступили в караул. Для Тальянкина это был первый и последний наряд в карауле.
По Уставу караульной службы сутки делятся на равные четыре части – по шесть часов каждая. Два часа на посту: курить, вступать в разговоры, справлять естественные надобности и прочее – запрещено. Два часа выделено на уборку караульного помещения и прилегающей территории. Два – на сон, то есть на уборку тех же объектов.
Лёха заступил на пост с 22.00 до 24.00. В шинели, по ночам уже не жарко, за спиной автомат Калашникова с полным боекомплектом. Охраняемый объект, территория, прилегающая к автопарку – узкая плоска между тыльной стороной казармы и забором автопарка. Дойдя до дальнего угла казармы, Лёха заметил огонёк костра. Устав полагал часовому разогнать нарушителей и погасить пламя. Тальянкин подошёл ближе и заметил таких же бедолаг-курсов из соседней, шестой роты. Одетые в летние хэбушки, они жались к костру.
Выяснилось, что старшина поставил их на стрём, охранять всю ночь машину ротного, оставленную под окнами казармы. Деревянные дембеля организовали печёную картошку. Лёха принял их приглашение и подсел к костру. Два часа пролетели незаметно.
Застав Лёху, сидящим у костра с сигаретой в зубах, разводящий Боря взбеленился. Но курсы никак не отреагировали на появление сержанта.
– Ти, что с-сука, деляешь?! – Боря всей подошвой пнул Лёху в висок.
Тальянкин упал в костёр, опалил шинель.
– Боря, ты совсем охренел! – Лёха вскочил на ноги, сорвал с плеч автомат.
– Ти-ы мне? – Боря замахнулся прикладом, целясь в голову курсу.
– Клецк-клецк! – Лёха загнал патрон из магазина и направил ствол в лицо сержанту.
Потеряй Боря благоразумие, возьми над ним верх командирские амбиции, неизвестно что бы стало с Тальянкиным. Вопрос с сержантом Борей перед Лёхой не стоял. Однозначно, труп.
– Ладно, пошльи караулька, тебье смена пришля, – сказал Боря. – Там спат будищ, капитан разрешиль!
Боря не обманул. Отдыхающей смене разрешили поспать. Но Вурдту понадобилось подмести крыльцо в караулке. Не задумываясь, он схватил за ремень первого попавшегося спящего. Ему попался Лёха. Тальянкин спросонья безучастно посмотрел на сержанта и молча повернулся на бок.
– Вставай, сволочь! Быстрее, я тебе сказал!
Сержантские слова долетали до ушей Лёхи и отскакивали обратно, как резиновый мячик от стенки. Вурдт продолжал орать, до него никак не доходило, что сержантская власть закончилась. Считая себя фазаном, он разбудил дембелей!
Вурдт захватил Лёху за ремень обеими руками, изо всех сил потащил на себя, упираясь ногами в пол. Бляха сорвалась, ремень расстегнулся. Настырный сержант повалился на пол. Лёха сел, осмотреться. Со стороны показалось, что Тальянкин ударил сержанта, а тот повалился на пол. Зажжённая спичка попала в бочку пороха! Все как по команде вскочили и принялись молотить ногами поверженного Генриха. Особо отличился лунолицый Баязитов. Он прыгал двумя ногами на грудную клетку сержанта и орал как бешеный.
– Вот тибье висьщее образованьие! Вот тибье висьщее образованьие!
Расправу прекратил начкар, вбежавший в караулку.
– Отставить! Смирно! Нападение на разводящего? Кто в дисбат захотел? – разорялся капитан.
Деревянные дембеля молчали, вытянувшись в струнку. В дисбат никто не хотел.
– Кто начал бучу? – спросил офицер.
Лёха уже физически ощутил на себе хэбушку, истёртую до дыр на плацу гауптвахты «Снежинка».
– Сержант Вурдт! – хором ответили курсанты.
Сержант молчал. Вурдт помнил, как трое суток назад курсанты пятой роты бросили в костёр своего сержанта. Новая хэбушка пропала, да и сам пострадавший был госпитализирован с ожогами различной степени тяжести.
– Молчишь, Вурдт? – спросил офицер. – Доигрался!
Сержант сидел на полу. Он с трудом дышал из-за переломов рёбер. В руках Вурдта до сих пор оставалась бляха от ремня Лёхи.
Боря оказался не настолько благородным. Он доложил на рядового Тальянкина, как тот угрожал оружием сержанту. На следующие два часа Лёху повёл на пост старший лейтенант замначкара.
И покатилась весть о неблагонадёжности рядового Тальянкина в часть, где Лёха дослуживал полтора года. Ему уже не доверяли чистить оружие, не то, что держать автомат в руках заряженным. Но какая радость скоблить ствол да протирать корпус автомата или, того хуже, пулемёта? Так что, нет худа без добра!
Картошка всё же получилась чудесной. Хотя хлеб зачерствел, а масло подгоркло. Почикали и сразу в казарму. К этому времени почти каждый курсант был определён в войсковую часть. Ротный считал Тальянкина неплохим солдатом. Учитывая его неблагонадёжность в отношении к оружию, майор решил отправить Лёху на завод по ремонту танков. Служба там представлялась длительной командировкой: начальство гражданское, столовая гражданская, форма одежды военная – при появлении (один раз в полгода) офицеров из части, где числится их боец. Лёха решил не терять доверия ротного – участвовать во всех мероприятиях по подготовке казармы к приёму следующей смены курсантов.
Ознакомительная версия.
