Я не хотел, чтобы СЭНСЭ тратился, покупал телевизор. Я хотел другое, рассказать читателям о стыдном разговоре, который старший научный работник вел с корреспондентом. Но прежде чем обмакнуть перо в чернила, корреспондент сделал еще одну попытку добраться до совести внука и сказал:
— Заберите бабушку из больницы. Она полгода не была дома, скучает.
— Как только бабушке выпишут ордер в Давыдково, я тотчас заберу ее из больницы, помогу переехать на новую квартиру.
— Не ждите Давыдково, перевозите ее к себе. Бабушка поможем вам воспитывать дочку Верочку.
— Я современный человек, научный работник и хочу, чтобы моя дочь получила современное воспитание. С трех лет Верочка должна учить языки: французский, английский. А бабушка Груша не знает ни того, ни другого. Мы с женой решили отдать Верочку на воспитание в иногруппу, которую ведет в нашем дворе вдова одного профессора. А деньги за два языка нужно платить не маленькие, тридцать рублей в месяц.
Разговаривать с кандидатом наук было больше не о чем. Однако, прежде чем сесть за фельетон, я позвонил в районную больницу узнать, нет ли каких новостей на старую, избитую тему «Отцы и дети».
— «Отцы и сукины дети», — уточнила старую тему доктор Харлампиева и сообщила свежие цифры: в травматологическом отделении в день нашего разговора находилось уже не пять, а шесть брошенных бабушек, в хирургическом тоже шесть, в терапевтическом — восемь. Двадцать брошенных старушек на большой, густонаселенный район города — как будто не так много. В среднем одна брошенная бабушка на пятьдесят тысяч семей. Но свинство и подлость нельзя простить человеку, даже если одна брошенная им бабушка или матушка приходилась бы не на пятьдесят тысяч, а не пятьдесят миллионов семей.
Вечером я пошел в институт, поговорить с работниками кафедры математики об их коллеге Анатолии Сергеевиче Семишникове. Вот что сказали коллеги:
— Семишников один из наиболее эрудированных сотрудников кафедры. Он в курсе всего самого нового, передового. Следит за книжными новинками, читает иножурналы на четырех языках — французском, английском, польском, чешском.
В конце разговора коллеги спросили:
— Газета печатает фельетон, чтобы снять СЭНСЭ с работы?
— Господи, почему? Пусть СЭНСЭ работает, продолжает оставаться в курсе самого нового, передового. Пусть читает иностранные журналы не на четырех, а на четырнадцати языках. Пусть только не забывает о своем долге перед старшими членами семьи, которые кормили, растили его и, хотя сами не знали ни одного иноязыка, споспешествовали ему, неблагодарному, изучить целых четыре: французский, английский, польский, чешский.
1971
С Леонидом Барахвостовым произошла метаморфоза. На Оке и Клязьме весенний клев. Дворец спорта в Лужниках вывешивает афишу на пять последних матчей хоккейного сезона, а заядлый рыболов и болельщик внезапно перестает ходить на стадион, перестает ездить на рыбалку.
Звоню Барахвостову, спрашиваю:
— Что случилось? Может, заболел?
— Здоровье в порядке. Замучила зубрежка. Готовлюсь к сдаче экзамена на аттестат зрелости.
Какая зубрежка? Какой аттестат зрелости? Леонид Барахвостов — заместитель главного инженера столичного завода. Ему не семнадцать, а сорок семь. Семнадцать исполнилось его дочери Свете. Это ей нужно сдавать экзамен на аттестат зрелости. Но у Светы Барахвостовой цейтнот. Десятиклассница, по всей видимости, не успевает подготовиться к сдаче экзаменов по английскому. Посему папа Барахвостов, вместо того чтобы сидеть на трибуне стадиона, сидит в душной комнате за письменным столом в окружении английских учебников и справочников. Но папе трудно разобраться в этих справочниках, так как двадцать лет назад, будучи студентом машиностроительного института, папа сделал ошибку. Вместо того чтобы изучать английский, он выучил немецкий. Именно поэтому папа вынужден был в последний момент вспомнить про святое семейство болельщиков и выбросить клич:
— SOS!
Лечу, спешу на помощь приятелю, с ходу протягиваю руку:
— Привет, старик!
А старик, прежде чем поздороваться, вручает мне список из сорока вопросов. Двадцать касаются СССР, а двадцать — Британских островов. Вопросы нелегкие. Особенно вторые двадцать. Учительницу английского интересует все, что касается Великобритании: история, экономика, география, литература.
Мне не семнадцать, а много больше, и если постараться, то мог бы вместо ленивой, малознающей школьницы дать учительнице английского ответы на все сорок вопросов. Для этого нужно было бы только полистать все полета томов Большой Советской Энциклопедии второго издания. Но у Большой Советской большой недостаток. Большая Советская издана не на языке Шекспира, а на языке Гоголя и Толстого.
Беру под руку несчастную Свету, уединяюсь с ней на кухне. Хочу поговорить тет-а-тет, выяснить возможности школьницы в английском. А возможности эти небогатые. Света может составить по-английски три-четыре простенькие фразы: «Ай вонт ту ит», «Ай вонт ту дринк» — «Я хочу есть», «Я хочу пить». Кроме «есть» и «пить» у Светы было в запасе еще примерно сто английских слов (80 существительных и 20 глаголов). Но, даже мобилизовав все эти запасы, наша школьница вряд ли сможет связно рассказать об истории, экономике и литературе СССР и Великобритании.
К счастью для Светы, у папы Барахвостова оказалась двоюродная сестра Виктория Сергеевна. В просторечии тетя Вика. Тетя со знанием английского. Тетя села и за одно воскресенье составила дорогой племяннице шпаргалку. И Света тотчас принялась зубрить ответы тети Вики. Не сомневаюсь, на экзамене Света получит — пятерку, а вместе с ней получат пятерки и десять девочек из десятого «Б», которым Света даст списать тети Викины ответы.
— Виктория! — радостно воскликнет завуч.
Виктория — значит победа. Действительно, победа, но чья? Светы Барахвостовой? Нет. Виктория тети Вики, ибо тетя действительно знает английский, а что касается Светы, то она не знала английского прежде, не знает и теперь.
Десятый «Б» еще только готовится к выпускным экзаменам, а заботливый папа начал уже тревожиться за вступительные экзамены, которые придется сдавать дочке при поступлении на биофак МГУ, куда она собралась подать заявление. Папа бегает по городу, ищет репетиторов. А их требуется немало. На каждый предмет по одному. В том числе и по английскому языку. МГУ не десятилетка. Там за тети Викину спину не спрячешься.
Во все времена во всех странах репетиторская работа зиждилась на самообслуживании. Отстающих школьников вытягивали за уши успевающие старшеклассники. Успевающие студенты делали то же самое с отстающими студентами. Теперь ученики и студенты оттеснены от репетиторской работы. Светин папа высунув язык бегает по улицам от одной доски «Мосгорсправки» к другой, читает многочисленные объявления из раздела «Даю уроки». Помочь абитуриентам обещают не только преподаватели обычные, но и преподаватели старшие, аспиранты, докторанты. Причем в самые ускоренные сроки: «За 20 занятий подготовлю к экзаменам в вузы, Сидоров, живу в районе ст. метро «Молодежная».
Папа Барахвостов записал даже такое необычное объявление: «Кандидат наук, доцент, дает уроки английского языка, готовит к вступительным экзаменам в вуз (по новой методике, с применением технических средств)». Папа Барахвостов не поленился, позвонил доценту, спросил:
— Какие технические средства имеются в виду?
— Магнитофон, грампластинки, — ответил доцент и добавил: — Мне удалось арендовать комнату всего на двадцать посадочных мест. Группа вот-вот будет укомплектована. Спешите, записывайтесь. Первые три урока — бесплатно.
Я не против того, чтобы репетиторской работой занимались кандидаты наук и доценты. Раз есть спрос, должно быть и предложение. Меня волнует другое: почему охота за репетиторами приняла такой массовый характер? Почему юноши и девушки сразу после выпускных экзаменов галопом начинают готовиться к вступительным экзаменам в вуз?
Спешка и нервотрепка объясняются просто. Света Барахвостова, так же как большая часть выпускников средней школы, стремится к одной цели: поступить в вуз. А выпускников немало — четыре миллиона. Вузы не могут принять всех и каждого. Из четырех абитуриентов станет студентом только один, самый способный, самый талантливый. А степень талантливости абитуриентов определяется конкурсным экзаменом. Для такого определения у членов экзаменационной комиссии имеется нечто вроде лактометра, в просторечии именуемого проходным баллом. Измеритель несовершенный, приблизительный, вроде среднеарифметической от всех оценок конкурсного экзамена. Света Барахвостова никакими способностями в десятилетке не отличалась, училась еле-еле, из класса в класс переходила с помощью зубрежки и шпаргалок. И тем не менее Света подает заявление на биофак МГУ, уверенная в том, что проходной балл она получит и не имея хороших способностей, а все таланты ей вполне заменит хорошая память.
