– Ну?! – не терпится мне.
– Вот тебе и «ну». Вчера в полковом масштабе осрамился, а теперь предлагают еще в гарнизонном.
– Чудак человек, – смеюсь я. – Запомнишь! Ты мне о другом скажи: разве ты не письма Зине сочинял ночью с фонариком?
Тут меня Степан обозвал одним непечатным словом и пояснил:
– То я эту проклятую фамилию зубрил. Проснусь, пытаюсь вспомнить, и никак. Уснуть тоже не могу. Вот и приходилось доставать электрофонарь и зажигать его на секунду, чтоб в блокнот одним глазом глянуть. Только потом спать мог.
Вот такая-то история с трудной фамилией.
Я уже говорил, что фамилия моя Перепелица, имя Максим. Это я тот самый Максим, которого в селе Яблонивка, на Винничине, ветрогоном прозвали и которому до сих пор Маруся Козак на письма не отвечает. Так и считает меня ветрогоном. А разве это справедливо? Ну, были глупости по молодости. От них же и следа не осталось.
Стал я, наконец, исправным солдатом. С хорошей стороны знают меня в полку. А хочется, чтобы и по-за полком знали.
Иногда размечтаюсь и вижу наш колхозный клуб. Сидят вечером яблонивские девчата у приемника, радио слушают, пересмеиваются. Конечно, среди девчат и Маруся Козак. И вдруг передают из Москвы, что в Н-ском полку имеется знаменитая вторая рота, в которой солдаты один к одному – орлы! И среди них мою фамилию называют.
Жаль, что пока о нашей роте по радио не говорят. Пусть бы в Яблонивке гордились Максимом Перепелицей, Степаном Левадой и другими солдатами, пусть бы земляки наши спокойно занимались своим делом.
Но пусть никто не поймет, что Максим Перепелица о своей собственной славе заботится, хотя честно добытой славы нечего стесняться. Ведь слава красна не словами, а делами. Просто хочется, чтобы знали: Максим Перепелица и его товарищи гордятся своим солдатским званием, дорожат солдатской честью. Не зря же в книгах пишут, что доброе имя у солдата – добрая слава у армии, победа у государства. Это старая истина.
Вот и говорю я, что боевые ребята служат в нашей роте. Никто лицом в грязь не ударит. На что я, отстававший раньше по стрелковой подготовке, и то приличный авторитет имею. Знает меня в полку каждый. И не потому только, что в клубе на доске отличников появилась недавно моя фотография. Это само собой. Есть и другие причины. Например, был смотр художественной самодеятельности. Кто отличился? Максим Перепелица! И не каким-нибудь бреньканьем на балалайке или тем, что песню до посинения выводил. Гопаком отличился! Так плясать умеют наверняка только у нас на Винничине: чешут, а ж земля гудит и листья с деревьев сыплются…
Вот и приметный я. Даже больше, чем друг и земляк мой Степан Левада. Но радости от этого мне мало. Кому, думаете, недавно звание младшего сержанта присвоили? Перепелице? Ошибаетесь! Это Степан сержантом стал! И назначили его командиром нашего отделения. Тоже мне, генерала нашли! Заменил Степан нашего сержанта Реброва, который в офицерскую школу уехал.
Поздравил я, конечно, друга, а сам думаю: «Да ведь и я вроде отличником стал, и Василий Ежиков на «отличное учится…» Спрашиваю у Левады:
– И почему так получается! Идем с тобой по одной стежке, вроде рядышком, а потом оказывается – ты впереди!
В это время проходил мимо командир взвода лейтенант Фомин. Услышал он мои слова, понял, к чему они, и сказал:
– Левада быстрее вас командирские качества приобрел. Правильный подход у него к людям.
И стал я думать: «Что же это за командирские качества?»
Положительные качества у Левады, конечно, есть… Если и завидую ему, так зависть эта хорошая. Разве плохо, что и я мечтаю стать сержантом? И я им все равно стану. Максим Перепелица научился быть хозяином своему слову.
А пока надо ждать. Впрочем, жизнь моя солдатская теперь вольготнее потечет. Ведь командиром назначен дружок! Кто чаще Максима Перепелицы сейчас в городской отпуск будет увольняться? Никто. И работой на кухне меньше досаждать станут. Вот, к примеру, завтра моя очередь туда идти. Так не поверю, чтобы Степан меня послал. Он-то знает, что для Максима Перепелицы нет более тяжкой работы, чем на кухне возиться. Значит, могу располагать завтрашним воскресным днем по своему усмотрению. И так от этого весело мне! Да и как не радоваться? Занятия кончились. Отстрелялся я сегодня отлично. На дворе весна…
И вдруг дежурный по роте передает приказание:
– Командирам отделений выделить по одному человеку в распоряжение старшины для уборки территории вокруг казармы.
Чистота, конечно, дело нужное. Но уж очень неохота в субботний или воскресный день брать в руки лопату или метлу. Только подумал об этом, как Левада приказывает мне:
– Рядовой Перепелица, в распоряжение старшины роты.
По всем нервам стегануло меня такое приказание. А потом смекнул: да это же Степан повода ищет, чтобы на кухню потом Максима не послать.
– Слушаюсь, товарищ младший сержант! – весело ответил я.
А когда вышел с лопатой во двор и представился старшине Саблину, он поставил меня во главе команды. И взялись мы за дело. Не только возле казармы убрали, а и весь спортгородок вычистили. Даже посветлело вокруг. Кто-то камушком начал выстукивать на большой квадратной лопате комаринского, кто-то завторил на губе. Я не удержался и дал волю ногам. А они у меня лихие! Тем более, что вскоре баян появился.
Словом, любит повеселиться наш брат, особенно перед выходным днем.
А на вечерней поверке старшина объявляет мне благодарность. Это за уборку двора. Ответил я, как положено по уставу, а сам думаю: «Молодец, Степа, не забыл старшине напомнить… Этак ротному писарю скоро некуда будет заносить мои благодарности. Хорошо, когда дружок командиром!»
Раздумывал я себе, а вечерняя поверка продолжалась. Вдруг, словно босой ногой на ежа наступил, так меня передернуло. Старшина зачитал наряд на кухню, и первым в списке значился рядовой Перепелица.
Вздохнул я тяжко и покосился на Степана. А он стоит, вытаращив свои очи, вроде ничего и не случилось.
«Эх, Перепелица, Перепелица, – думаю я себе, – неразумная ты птица. Степан – дружок и земляк твой, может теперь и говорить с тобой иначе не станет, кроме как по стойке «смирно».
Плохо мне, вроде полыни нажевался. Знали бы обо всем этом в Яблонивке, частушки б по селу про Максима распевать стали. Ведь Максим Перепелица, хоть и ветрогоном считался, был лучшим плясуном! А кто раньше него кончал сев? Кто вперед всех с возкой буряка управлялся? Ведь Максим первый парубок на селе. Куда было этому тихоне и молчуну Степану Леваде до Максима! А теперь на тебе: Степан командиром стал, а я – Перепелица – должен ему подчиняться.
…Перед отбоем подходит ко мне Степан, улыбается. И рук по швам не вытягивает. Даже удивительно. Говорит:
– Молодец, Максим, что хорошо потрудился. Солдатам такая работа, какую ты выполнил, не по душе в субботний день. Поэтому нарочно тебя послал. Как друг, не осерчаешь, а товарищи убедились, что у нас дружба не мешает службе. Каждый увидел, что у Левады, когда дело идет о службе, все солдаты равны. Понял, Максимка?
Конечно, понял. Выходит так: раз ты, рядовой Перепелица, друг младшему сержанту Леваде, значит все шишки на тебя… Внеочередная работа подвернулась – иди работай именно ты, а не другой, иначе подумают, что командир, как друга, балует тебя. Хочется в город сходить – сиди в казарме. А пойдешь – что люди могут сказать? Ты же друг командира! Отличился на занятиях вместе с другими – им похвала, а тебе кукиш.
Чувствую я, что от такой дружбы взвыть можно. Придется попросить начальство, чтобы в другое отделение перевели. Но тут случай все мои намерения нарушил. Вышло так, что оказался я виноватым перед Левадой. А у меня теперь правило такое: раз виноват – терпи, дал маху – исправляй ошибку.
Объяснял нам Левада устройство нового стрелкового приспособления. Не понял я, для чего там шпилька одна служит. Говорю:
– Степан, повтори, пожалуйста.
Левада прервал урок, посмотрел на меня такими глазами, вроде на некрасивом поймал, и отвечает:
– Товарищ Перепелица, запомните: на службе, на занятиях ни Степанов, ни Максимов не должно быть. Есть младший сержант Левада, есть рядовой Перепелица. Устав почитайте!
Как отрезал. Только и нашел я, что ответить:
– Виноват, товарищ, младший сержант. Обидно, даже в ушах засвистело. На себя, конечно. И дернуло ж меня за язык! Как будто бы я и сам не знал, как положено к командиру обращаться.
Вечером Левада беседу затеял. Знает же Степан, что ошибся я и не повторю больше подобного, а все же забрасывает в мой огород камушки, чтобы другим неповадно было ошибаться. Известно, рад случаю, чтобы солдат поучить.
Потом еще такая история приключилась. Иду я в нашу полковую библиотеку книжку обменять и встречаю напротив казармы соседнего батальона Леваду. Обижен я на него. Поворачиваю голову в сторону плаца и вроде не замечаю Степана. И вдруг:
