— Ну, сколько там до них? — нетерпеливо спросил Борис.
— Метров десять запросто, — сообщил Хихикало.
— А веревка — восемь, — ободряюще сказал Борис унылому Молчуну. — Привязывай к ошейнику. Выпускай собаку, и полундра! Не бойся, ничего она с ними не сделает. Втроем-то удержим?
— Удержим,—сказал Хихикало.
— Только не сразу выбегаем спасать, — предупредил Борис.— Пусть Фантомас побольше пробежит, на всю веревку, чтоб испугались!
Молчун озабоченно кивнул.
...И вот тут-то Женька как раз и объявил- «забастовку», вспомнив о фильме «Стачка». Внезапно кот Мошкиных, который приходил на «верфь» поваляться на мягких стружках, вскочил с громким шипением и растопырил шерсть.
Ребята оглянулись. У скалы стоял ТИГР! Немыслимо жуткого вида, облезлый и тонконогий! Глубоко запавшие глаза его казались такими бездонными, будто их и вообще не было! «Агрр-р!» — глухо сказал он.
— Караул, — побелевшими губами прошептал Женька. Все, не сговариваясь, разом приподняли шлюпку и нырнули внутрь. Борт хлопнул о песок. Затем чуток приподнялся — и они увидели, как тигр огромными прыжками ринулся... за уносящимся котом. За тигром волочилась веревка, вот она натянулась и выхватила из-за скалы Бориса, Молчуна и Хихикало. Веревка была намотана у них на руки, они не могли ни удержать загадочного тигра, ни избавиться от него. Связанные с ним одной веревкой, они вихрем промчались мимо шлюпки.
Кот прошмыгнул между двумя валунами. Тигр кинулся за ним и на мгновение застрял. Рванулся, выскочил из своей тигровой шкуры и понесся дальше уже в обличий знакомого пса Фантомаса, увлекая за собой коварную компанию. Вздымая песок, они скрылись вдали.
— Теперь все понятно,— ликовал Женька.— Вчерашний леопард — наверняка ихний! Перекрашенный!
Михаил, Женька и Мошкины возвращались домой, весело тараторили, перебивая друг друга, позабыв про синяки и ссадины, на которые с удивлением взирали люди.
— А ты хорошо спрятал шкуру? — спросили Мошкины Женьку.
— Вовек не найдут, я ее закопал! А то вдруг они снова устроят!
Михаил расхохотался и свернул к магазину «Спорттовары».
— Ты куда? — спросили Мошкины. — Я есть хочу.
— Может, у них подходящий трос появился, — ответил Михаил.— Каждый день захожу. Нам трос во как необходим на шкоты! Как же парусом управлять без шкотов?!
— Ребята, вы что, в аварию попали? — ужаснулась продавщица, взглянув на Мишкину команду, густо разрисованную синяками.
— В аварию, — кивнул Михаил.
— Автобус? — с интересом спросила она.
— Трамвай, — ответили Мошкины, поддерживая Женьку, который, словно раненый солдат, вдруг повис, обняв их за шеи.
— У вас трос капроновый есть? Нам на шкоты для паруса, — сказал Михаил. — Или манильский, или сезаль, а?
— Сейчас нет. Ожидаем к вечеру. Все живы? — спросила продавщица, ей не давал покоя «трамвай, попавший в аварию».
— Все,— буркнул Женька, «придя в себя».
— Вы сразу после перерыва приходите, а не то разберут. Первый раз за все лето получаем. Прозеваете, потом только в октябре завоз будет. А где это случилось? — прониклась к ним сочувствием продавщица.
— Вон там где-то, — неопределенно показал Михаил рукой. — Не прозеваем, большое спасибо.
— Пожалуйста, — продавщица покачала головой.—Надо же, как обошлось. В рубашке родились! Повезло!
...Увидев Михаила и Женьку, тетя Клава, ни слова не говоря, взяла их за руки и отвела на мансарду. Так же молча протерла их синяки и ссадины одеколоном (Женька только повизгивал), сделала примочки и облепила их пластырями с ног до головы.
Молча вышла. Закрыла дверь на ключ. И тут только сказала:
— Мое терпение лопнуло. Будете здесь сидеть, пока не пройдет.
— Тетя!.. Ну, тетя!.. — вскричали они. — Миленькая!
Снова тягостно проскрипел замок, тетя Клава предусмотрительно заперла их на второй оборот ключа.
— Мы здесь не можем сидеть, — Михаил нервно заходил по комнате. — Время необратимо, и так в обрез!
— Как — необратимо? — спросил Женька.
— Время только вперед бежит, — объяснил Михаил, — в будущее. А в будущем нам троса не видать. Сегодня могут разобрать — и прощай.
— Я понял, — грустно сказал Женька. — Все пропало.
— Что же делать-то? — сказал Женька. — Ждать?
— У моря погоды?! — огрызнулся Михаил. Походил по комнате и выглянул в оконце. С крыши спускался толстый шнур от телевизионной антенны и исчезал в форточке на первом этаже.
— Выдержит? — спросил Михаил.
— Крепкий, — неуверенно ответил Женька.
Михаил подтянул шнур к окну, подергал, еще сильней — шнур не поддавался.
— Выдержит, — сказал Михаил и полез по шнуру вниз.
— Михаил! — раздался голос тети Клавы. — Миха-и-ил!
Михаил так и застыл, вцепившись в шнур. Тетя Клава стояла в дверях летней кухни с большим и, наверное, тяжелым половником:
— Это еще что за новости? А ну, марш обратно!
И Михаил поспешно влез обратно.
— А антенна-то, антенна! — спохватилась во дворе тетя Клава.
— Если ты антенну погнул, — сказал Женька, в котором вдруг проснулся «хозяин»,—ты ее чинить будешь. Как я телевизор смотреть стану?!
— Отстань ты, — пробурчал Михаил. — И без тебя... Трос не успеем купить... Какое тут плавание без снастей! Как будем парусом управлять?
— Да у нас и паруса нет.
— Конечно! Будем здесь торчать, у нас ничего не будет! — Михаил на цыпочках подошел к двери, приложил ухо и махнул Женьке рукой. — Давай сюда газету..
Женька недоуменно смотрел, как Михаил подсовывает газету под дверь.
— Есть один способ надежный, — шепотом сказал тот. — Я в книжке про майора Пронина читал.
Михаил выдернул из стены гвоздь, вставил его в замочную скважину, надавил, и ключ за дверью упал на газету.
— Готово, — и втянул газету вместе с ключом.
— Ух ты! — шепотом воскликнул Женька.
Михаил задернул шторы, быстро скатал одеяла и накрыл их простынями так, что, войди тетя Клава, ей показалось бы, что Михаил с Женькой лежат себе и мирно спят.
— За мной! — Михаил открыл дверь.
Они начали осторожно спускаться и вдруг замерли. Навстречу им поднималась тетя Клава с двумя тарелками окрошки в руках. Увидев их, она вскрикнула и уронила тарелки. Ребята вихрем помчались вверх. Позади доносились могучие шаги тети Клавы.
Она ошеломленно взглянула на дверь. Ключ был на месте. Потянула дверь на себя — открылась.
— Мы думали, нас простили,—тут же затараторил Женька.— Глядим — открыто.
— Неужели я забыла... — пробормотала тетя Клава и снова взглянула на ключ. Вышла, снова закрыла дверь на два оборота. — Останетесь без обеда! — и стала спускаться. Вернулась, опять посмотрела на ключ. Подергала дверь — закрыто. Подумала, положила ключ в карман халата и ушла, недоверчиво оглядываясь.
— Все пропало,—сказал паникер Женька.
— А Мошки! — Михаил, отдернув шторы, взял подзорную трубу и навел ее на дом Мошкиных, стоящий на пригорке за соседним двором. Близнецы, чинно сложив на коленях руки, сидели возле открытого окна, а мать обрабатывала им примочкой многочисленные синяки.
— Тоже досталось, — сказал Михаил. Мать что-то сердито сказала Мошкиным и удалилась.
— Зеркало, — приказал Михаил. Женька торопливо сунул ему в руку зеркальце. И Михаил пустил в путь пронзительный солнечный зайчик, он пробежал по траве мимо тети Клавы, поливающей груши, затем юркнул в щель забора соседнего двора, быстро пересек его, прошелся по стене пристройки, попал во двор Мошкиных (тут за солнечным зайчиком погнался пушистый кот, но не догнал) и стрельнул ярким светом в глаза близнецов. Они замахали руками, словно отгоняя пчел, и высунулись в окно.
Михаил перегнулся далеко через подоконник и закричал:
— Мо-о-шки-и!..
— А ну, тихо! — взорвалась тетя Клава, у которой, наконец, действительно лопнуло терпение. — Здесь кругом отдыхающие поголовно отдыхают после обеда, а он орет, как гудок на работу. Не то забью окно гвоздями, сидите тогда в духоте — дождетесь!
— А молча говорить можно? — спросил Михаил.
— Можно, — оторопела она.
Он схватил сигнальные флажки и отчаянно просемафорил близнецам «сигнал бедствия».
Борис и компания, притаившиеся на крыше соседского сарая и уже давно наблюдавшие за странными действиями Михаила, вытянули шеи.
— А я считаю, пошли отсюда,—сказал Хихикало. — Последишь так вот за ними, а потом... тебе же и достанется. И все ты: «Напугаем! Спасем!» Ну что, напугали? Спасли? Плакала тигровая шкура. Вот увидишь, отец с Молчуна три шкуры спустит, если узнает, что эта пропала!
Молчун кивнул и написал в своем блокноте:
«Уже узнал».
— Больно было? — посочувствовал Борис. Молчун кивнул.
