Этих волн не унял и свежий воздух, ударивший Моджеевской в лицо, едва она вышла на улицу из салона и почти бегом помчалась к своей машине, про себя бормоча ругательства и с трудом удерживаясь от того, чтобы сейчас же позвонить Роману.
Ну молодец! А ведь она ему последний раз почти поверила! Что он там говорил: предательство, измена, не буду, неправильно! Он больше не врет!
Врет! Еще как врет!
Просто ею пренебрег, а попалось помоложе, посвежее, поинтереснее – и куда подевались все его принципы и выводы? Горбатого могила не исправит, а Моджеевского – развод. А она-то, дура, всерьез думала, что готова его простить! Она так страдала, столько слез пролила после их последнего разговора, думала, его эта выскочка-бухгалтерша крепко за яйца держит, а он всего лишь снова ею пренебрег!
Во всей этой истории Нину Петровну утешало только одно – по крайней мере, теперь весь город и весь мир смеяться будут не над ней, а над Евгенией Малич, на которой ее бывший муж собирался жениться. И ведь как убедительно брехал!
Все поверили. И она поверила.
К слову, будущей супруге бывшего мужа Нину подмывало позвонить тоже. Номера, к счастью, не было, но раздобыть можно. Сказать пару ласковых насчет морального облика Жениного избранника. Глядя в зеркало заднего вида, Нина буквально смаковала замирающее на губах: «Я же вас предупреждала, Евгения Андреевна!»
Но знала, что ничего подобного она тоже делать не будет. И без нее найдутся желающие просветить обманутую невесту, а она только подольет масла в огонь, потому что Ромке опять донесут, что она влезла.
В таком взвинченном настроении Нина Моджеевская и прикатилась домой, в свою квартиру, в которой жила с детьми. Танька все еще пропадала в школе, а Богдан успел вернуться с работы и что-то грел в микроволновке, когда его мать фурией влетела на кухню, не зная, куда девать скопившуюся в ней негативную энергию.
Глядя на сына, который, кстати, последние месяцы все больше времени проводил со своим отцом и вообще было непонятно на чьей он сейчас стороне и почему чуть что бежит к папе, она только еще сильнее взвилась и решительно достала телефон, забив в поисковик «Моджеевский и танцовщица». А после сунула результаты Бодьке под нос с победоносным кличем:
- Полюбуйся!
Богдан, краем глаза взглянув на экран, пожал плечами, достал из звякнувшей микроволновки тарелку и, усевшись за стол, лениво спросил:
- И чё?
- Чё? – опешила Нина Петровна, не встретив понимания и поддержки со стороны сына и наследника. – Ты меня спрашиваешь – чё? Лучше бы отца своего спросил, как он докатился до черномазых стриптизерш! Весь город на ушах!
- Тебе-то что?
- А то, что он позорит свою семью! Ладно раньше чудил, там хоть понятно было. А потом? То он женится непонятно на какой дворняжке, то вообще негритянок заводит!
Богдан оторвался от поглощения еды и озадаченно посмотрел на пышущую вряд ли праведным гневом мать.
- Ты сейчас про какую семью, которую он типа позорит?
- Вообще-то сейчас я говорю о тебе! – заявила Нина Петровна. – Тебе что? За такого отца не стыдно? Сколько я тебе говорила: поезжай в Лондон. Условия же для тебя в твоей ситуации отличные, но нет! Ты решил поработать у папы! Вот и любуйся теперь... на папу! Его никто, кроме него самого, не интересует, а ты не верил!
- Так я ему не полиция нравов, - снова пожал плечами Богдан, – ты, между прочим, тоже. А в Лондон я не хочу. Сама туда поезжай, если так надо. И Таньку забери, чтобы здесь не фонила.
- Что? – побелевшими губами переспросила мать и осела на стул. – Ты как со мной разговариваешь, Богдан?
- Так задолбало! Столько времени с вашего развода прошло, а ты не уймешься. Нахрена ты нас с Танькой дергаешь? Тебе он, может, и хреновым мужем оказался. Но отец-то он нормальный!
- Нормальный отец такой пример своему сыну подавать не будет! Он нас всех предал, Бодя!
- Ма, уймись, - небрежно бросил Бодя. – Какой пример, какое предательство? Несешь пургу. Найди и себе мужика – и успокойся, в конце концов.
Материн подбородок часто задрожал, но она сжала зубы и встала со стула. А после, не отрывая глаз от сына, процедила:
- А... ну да... ты ведь не лучше. Копия отец! Что его на кого попало тянет, что тебя. Здорово они вас окрутили, эти девки. Ты вот до сих пор по своей малолетней шалаве сохнешь!
- Совсем в маразм впала? – рявкнул Богдан и резко вскочил со стула, от чего тот с грохотом упал на пол. – Тебе какая разница? Что ты лезешь во все? Что ты вообще знаешь?!
- Знаю! – хмыкнула мать. – В твоем возрасте и с твоей неопытностью, Бодя – знаю! Она тебя на коротком поводке держит, чем больше расстояние – тем сильнее ты по ней страдаешь. И даже не сомневайся – однажды великодушно будешь прощен. А потом она от тебя быстренько подзалетит – и вся ее дальнейшая жизнь будет устроена.
- Это ты из собственного опыта? – зло выкрикнул Богдан.
- Да как ты смеешь? Я по любви замуж выходила! И родила вас в браке!
- Я биологию не прогуливал, - хмыкнул сын.
- Как тебе не стыдно?
- Беру пример с тебя.
- Знаешь что? – вспыхнула Нина Петровна, глядя сыну в глаза. – Раз ты его защищаешь, то и катись к нему! Может, у его негритянки сестра младшая есть.
- Да пожалуйста! – взвился Богдан и выскочил из кухни.
А Моджеевская негромко всхлипнула, проглотила непрошенные слезы, одна из которых все-таки скатилась по щеке, после чего выкрикнула:
- Бодя, стой! – и помчалась в комнату сына. Но уговоры уже не срабатывали.
В тот же вечер Богдан, забрав из дома только самое необходимое, уехал на дачу к отцу. Друг у друга они ничего не спрашивали и никаких объяснений не требовали. Просто как два человека после катастрофы стали жить в соседних комнатах, а по утрам вместе ездили на работу.
Квартирка была небольшая, но аккуратная
Новость о том, что ближайшее время ему предстоит жить не где-нибудь, а в Гунинском особняке, немало впечатлила Юрагу, и потому все бытовые мелочи воспринимались им как некая чепуха, совсем не стоившая внимания. Квартирка была небольшая, но аккуратная, с высоченными потолками с лепниной и росписью, которую, к счастью, никто не испортил побелкой, но, к сожалению, и не содержал в надлежащем виде – определенных реставрационных работ она требовала, и было совсем неясно, собираются ли этим заниматься те, кто ремонтировал дом. Сейчас-то восстанавливали фасад, подъезд и нежилые помещения – это он сразу смекнул.
Еще в квартире было многовато мебели, как если бы сюда свозили все ненужное несколько поколений семьи, и от этого определенно не хватало воздуха, даже несмотря на тот факт, что комнаты находились в торце здания, отчего именно здесь получилось самое обдуваемое ветрами место. Но в октябре этого еще не чувствовалось, а до зимы оставалось время. Следы плесени на одной из стен не вдохновляли, но зато ремонтные работы снаружи должны устранить эту проблему. Во всяком случае, Артем очень на это рассчитывал.
Восхищенный сложившимся положением вещей, он бродил по квартире и разглядывал фрески на потолке, гадая, Гунинская ли это работа или его учеников. Еще порывался написать Фьюжн – она бы грохнулась от восторга со стула, на котором сидит! Ну, это разумеется, было возможно в те времена, когда они общались.
Очень обидно, когда из всех людей тебя понимает одна только виртуальная девушка, которая переводить отношения в реал не пожелала, даже не объяснив причин. А ведь он всерьез задумывался над тем, что если Женя для него недостижима, а общение с Фьюжн тоже стало со временем значить немало, то почему бы не попробовать? По кому бы он ни сох ночами – де факто свободен.
Временами, нет-нет, да и тянуло его написать ей, но она давным-давно пропала из сети и больше не появлялась. Когда Юрага открывал свой лэптоп и щелкал по ярлыку браузера, его сразу перенаправляло в соцсеть – в личные сообщения, чтобы он в очередной раз полюбовался надписью, что Фьюжн последний раз была онлайн такого-то числа. В сентябре.
