Нет, первое время он еще надеялся. Исправно ходил на работу, был сдержанным, вежливым и выражение лица носил такое, что к нему приближаться боялись. А потом, когда дошло, что все закончилось отнюдь не в его пользу, сорвался с цепи. Даже Бодька, бегавший курьером по офису, к нему не приближался. Его все боялись уже панически, а он каждый день находил до чего докопаться и устраивал разносы подчиненным направо и налево, пока не придумал, что не успокоится, если не вышвырнет Юрагу из города.
Такая, право, глупость. И по здравому размышлению – даже стыдно. Но тогда он мало что соображал, кроме того, как не позволить этому мальчишке работать возле Жени. Испортить голубкам малину. Когда опомнился, что этим ничего не изменишь, – не отматывать же назад. Отменять собственные самодурственные распоряжения – еще глупее, чем раздавать их. И совершенно плевать, если они так и не выяснили в своем виртуальном общении правду друг о друге. Хотя времени уж сколько прошло с тех пор, как основная помеха в лице Моджеевского самоустранилась, – наверняка и встретились, и впечатлились. И, чем черт не шутит, поладили.
Роман хорошо знал, что измена – это отнюдь не акт физического контакта с посторонним человеком. Секс – лишь следствие. Измена совершается в тот момент, когда в голове становится допустимой сама мысль о близости с другим. Это ему было известно не понаслышке. Это он извлек из себя самого, разложив на атомы события трехлетней давности, из-за которых рухнула его семейная жизнь.
При том общении, что сложилось у Жени с Art.Heritage, он был уверен – ну не могло не мелькать подобных мыслей. Слишком уж... откровенными они были. И по здравом размышлении... подходили друг другу. Как две половинки целого, в то время как у него с Женей взаимопонимания никак не получалось по великому множеству причин, главная из которых – она не отвечала ему взаимностью. Она вообще... удовольствовалась его «оплатой услуг по проведению досуга».
Может быть, Борисыч и преувеличил степень ее авантюризма, но в главном ошибся вряд ли. Она очень ловко расставила сети. Интуитивно ли, осознанно ли... или, может быть, по стечению обстоятельств. Но он попался.
Попался настолько, что до дичи доходило.
Когда развелся с Ниной и стало ясно, что идти на мировую она не собирается, он ударился во все тяжкие, чтобы ее наказать и при этом не испытывал угрызений совести, кроме как за ту, первую измену, которая определила все его будущее. А сейчас, когда это Женька во всем виновата... да он и бабу завести толком другую не мог. Все ему казалось, что это он совершает предательство.
Разве же справедливо?
- Нет, несправедливо - пробормотал он себе под нос, снова проваливаясь в сон. И проспал очень долго, пока за окном снова не стало все по-вечернему серым. Что происходило за это время в доме – он понятия не имел. Явился ли обещанный догситтер? Забрал ли Вадик какие-то там костюмы? Чем Сергей промышляет, ковыряясь на участке так, что в доме слышно это дурацкое погромыхивание, отдающееся в затылке глухими толчками?
Впрочем, болела у него вся голова, а в затылке именно пульсировало.
Похвалив себя за предусмотрительность, он потянулся за аспирином, отмечая, что движения уже не такие заторможенные, да и некоторая четкость зрения появилась. То ли сон, то ли снадобье Лены Михалны помогло. Да и неважно. В желудке ныло, но уже не противно, а требуя кормежки. Что он ел вчера в том ресторане и чем закусывал в клубе – Роман не очень отчетливо помнил. Не исключено, что нормальной еды ему перепало маловато.
Халат был весь мокрый – хоть выжимай. Тело липким, а от самого себя – противно. Моджеевский, протопав в душ, даже в зеркало не стал смотреться, и без того знал, что зрелище из себя представлял довольно жалкое.
Но струи чуть теплой воды определенно делали свое дело, и с каждой минутой ему становилось легче.
Переодевшись в старые джинсы и футболку, он отправился на кухню – на сей раз снабжать организм некоторым количеством калорий, а то качало уже не от похмелья, а от голода.
И расположившись за большим, старым, дубовым обеденным столом, вооружившись ножом и вилкой и склонившись над незамысловатой, но собственноручно приготовленной яичницей, о которой он жутко мечтал, несмотря на все оставленное на два дня Леной Михалной, господин Моджеевский вынул из кармана телефон, разблокировал его и удосужился залезть в интернет – в кои-то веки почитать городские новости. Сегодня с утра должна была выйти статья, опровергающая незаконную вырубку реликтовой рощи его компанией. Именно ее он и искал, когда неожиданно булькнул, охнул и с некоторым недоумением воззрился на всплывший заголовок «Новая пассия Романа Моджеевского: бизнесмен и танцовщица», под которым разместили его же фото, видимо, сделанное вчера в клубе. Как раз с мулаточкой у него на коленях.
- Они там рехнулись? – выдавил из себя Ромка и бросился набирать своего пресс-секретаря.
Ведь ручки, пальчики, ноготочки – это не чепуха какая-нибудь
Мира Захарова – была лучшим в Солнечногорске мастером по маникюру и имела при этом всего лишь один недостаток: она категорически не могла работать в тишине. Проблема эта, конечно, была решаемой, особенно с тех пор, как у нее появился собственный салон – тоже самый популярный в городе, и основную массу народу теперь обслуживали Миркины девочки. Лишь о красоте некоторых, самых дорогих и годами удерживаемых клиентов она продолжала заботиться сама. Ведь ручки, пальчики, ноготочки – это не чепуха какая-нибудь, они требуют особого к себе отношения, самого вдохновенного. А вдохновение у Миры рождалось точно не из тишины и покоя.
Ей необходимо было общение. Поболтать, рассказать, обсудить, осудить – а давайте мы сюда еще такой цветочек добавим. Так творилось волшебство и никак иначе.
Однако Нина Петровна нашла выход из этого патового с любой точки зрения положения, а Мира – этот выход приняла, и потому в те дни, когда госпожа Моджеевская была совсем не в духе/устала/раздавлена тяжестью своего нелегкого бытия, маникюрщица просто включала плазму, установленную в отдельном кабинете, где принимала, и начинала общаться с телевизором. Это еще как-то можно было выдержать. Во всяком случае, необходимости комментировать Миркину болтовню в такой ситуации не возникало – и то хорошо. Раздражало, конечно, но чем-то приходится поступаться каждому.
В тот замечательный вечер так и вышло. Нина Петровна пребывала в самом черном из своих настроений ввиду осознания грядущей старости в одиночестве и закрыла глаза, безо всякого энтузиазма ожидая, пока маникюрщица наконец закончит свою работу. Мира жизнерадостно общалась с ведущей блока светской хроники местного канала, недоумевая про себя, как Нине Петровне не надоел ее вечный френч. А ведущая перескакивала с одной новости на другую, сопровождая словами кадры самого разного качества и содержания. Вот закрытие музыкального фестиваля в одном из городков на южном берегу, а вот как проводят свой досуг его хедлайнеры. Вот известный столичный театр прикатился в Солнечногорск, а главное – привез собственную звезду, блистающую в постановке. А эта звезда – приволокла своего ребенка, которого ему родила суррогатная мать, и они гуляют по солнечногорской набережной.
А вот скандал в клубе «Айя-Напа». Роман Моджеевский замечен в компании с танцовщицей афроамериканского происхождения! И из клуба они ушли вместе!
- Дотолерастился! – изрекла Мира и тут же прикусила себе язык, перепугано глянув на побледневшую Нину Петровну, распахнувшую глаза и напряженно выровнявшую спину. Клиентка даже вперед подалась, глядя во все глаза на экран и, похоже, этим самым глазам не веря.
- Ну а может... и враки все, - промямлила маникюрщица. – Фотографии-то мутные, качество плохое, может, и не он...
- Вы еще долго? – сдавленно спросила Нина Петровна, переведя взгляд с экрана на ногти.
- Сейчас, сейчас. Сушим! – спохватилась бедная Мира и в ужасе выключила телевизор, который в эту минуту был совсем лишним, такие волны бешенства исходили от ее самой давней и самой щедрой клиентки.
