Феликс Кривин - Полет Жирафа

В первой половине 90-х годов вышли ещё три книги, связанные между собой общей проблематикой и стилевой манерой: «Всемирная история в анекдотах» (1993), «Плач по царю Ироду» (1994), «Тюрьма имени свободы» (1995).

Образно их содержание можно было бы определить, как новейший политический ликбез или уроки нашей демократии.

Свой манифест нового времени он выразил как «Могу молчать» («Завтрашние сказки», 1992): «Когда мне говорят, что нам нужна не та демократия, я понимаю, что никакая демократия нам не нужна». И там же: «Гласность наша в бою, но не на коне, а в тачанке. Она несётся вперёд, а стреляет назад. По задним целям. По прошлым. По пройденным».

Отчётливо просматривающейся чертой стиля Ф. Кривина стала публицистичность. Он по-прежнему тяготеет к философским обобщениям, но теперь они в большей степени имеют историко-политический характер; он верен прежним своим персонажам, таким, например, как Пифагор, Архимед и Коперник, но теперь их сопровождают Фифагор, Архивед и Пуперник. В одном сатирическом контексте стоят имена Ивана Грозного, Сталина и Ленина, Врангеля и Махно, а демократия прибавила себе новое приложение и стала «Чингиз-демократией».

Важнейший прием комического у Кривина — это ирония и самоирония, рационально-скептический взгляд на вещи, историю и человека в сочетании с лирическим отношением к нему. Так, последняя, четвертая часть книги «Тюрьма имени свободы» называется «Четыре действия любви, или эволюция продолжается!». «Как чужую женщину, ту, что недоступна, от которой ничего не ждёшь, прошлое и будущее полюбить не трудно, потому что с ними не живёшь. Как родную женщину, близкую, как воздух, тот, каким попробуй надышись, прошлое и будущее разлюбить не просто, потому что между ними — жизнь».

Сатирическую миниатюру в прозе сменяют миниатюры лирико-философские, и, таким образом, происходит и смена ритма. Кривин по-прежнему любит афоризмы: «Когда человек поднимает одну руку, он отдаёт только голос, а когда две руки — он отдаёт всё». Используя жанр притчи и эссе, переосмысливая народные пословицы и поговорки, «Слова, выкинутые из песен» и извлеченные из советского «поэтического» контекста, переосмысливая советский лексикон, историю и законы, Кривин-сатирик ставит вопросы о власти, народе, свободе, эволюции и пародирует современные проекты. Так же стремительно, как современность очерчивает новые острова смеха, Кривин создаёт художественные формы осмысления нового времени.

В 1996 году Ф. Кривин издал сборник под названием «Дистрофики». Маленькие стихотворения из двух строф — иронические, лирические, сатирические — о юных, счастливых, о просвещенных, о жизни и смерти, о государстве, о времени, о свободе слова, о поэтах — стали для писателя той современной формой, которая позволяет поставить вопрос и ответить на него, высказать законченную мысль.

Потом были опубликованы «Брызги действительности» (1996), «Полусказки и другие истории» (1997). А в 1999 году в Тель-Авиве вышла книга Ф. Кривина «Избранное», в которую писатель включил лучшее из того, что было написано в пятидесятых, шестидесятых, семидесятых, восьмидесятых и девяностых годах. Здесь он напомнил о том, например, «откуда взялась национальность», что такое «Власть и оппозиция» (как смешно это звучит сегодня!), что значат «слова, выкинутые из песни», и дал новое толкование «уточненной классике». Через год в Иерусалиме вышла книга «Пеший город» (2000), куда вошли не только сказки, но и притчи, отдельные мысли. Здесь много юмора, шуток, здесь человек предстает в своем первородном виде, что сближает его с остальным биологическим миром; просто мужчины и просто «женщины палеозоя и других геологических эпох» идут пешком по воображаемому городу, рассуждая о любви, браке и просто жизни: «В любви не может быть все тютелька в тютельку. Может быть либо дяденька в тетеньку, либо тетенька в дяденьку».

Книга «Жизнь с препятствиями» (Екатеринбург, 2002) имеет три раздела: «Ньютоново яблоко» (1950-1960-е); «Чучело муравья» (1970—1980-е); «Сервиз на одну персону» (1990-е).

В книгу вошли рассказы, сказки, стихи, а заканчивается она рассуждением Ф. Кривина о юморе: «…поистине умный человек, как правило, гуманен и не лишен чувства юмора. Ну, а то, что юмор непременно предполагает ум (даже острый ум — остроумие), а также гуманность (ведь все бесчеловечное юмора лишено), это очевидно.

Вот он, общий корень этих трех слов, корень жизни, а по-галеновски — главный жизненный сок».

Лучшие произведения Ф. Кривина составили том «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» (М: Эксмо, 2005). В него вошли уже хорошо известные читателю произведения, и совсем новые. Тему юмора Ф. Кривин развивает так: «Черный юмор — это не смех сквозь слезы. Это смех вместо слез». Хочется лишь добавить следующее. Всю свою жизнь Кривин изучал палитру юмора. Он испробовал все краски — от светлого юмора до сарказма. Он хорошо знает, что значит эзопов язык — когда смысл высказывания переведен в подтекст, но при этом отчетливо виден и ясен. Нет, это не фига в кармане — это боевое оружие сатиры, которая сражается с глупостью, пошлостью, самодурством, безвластием и насилием, со всем тем, что мешает человеку радоваться жизни. Он знает вкус юмора и научил читателя пить эту живительную влагу.

Новая книга Ф. Кривина называется «Полет Жирафа». В ней читатель найдет уже привычное для него смешение стихов и прозы, юмора и сатиры, рассуждения о вечности и мгновении, о власти и славе, и о том, что наступает после них.

«Полет Жирафа» — это мудрая и грустная сказка о том, кто наверху, «кому видней», о вертикали власти. Эта сказка не так проста, как может показаться с первого взгляда: она не только о том, как тайный советник Жукарес подводит к пропасти Короля Жирафа, засмотревшегося в небо. Это сказка о полете. Жираф летит в пропасть, а думает, что — в небо. Он летит в прошлое — в страну, «пока еще не приспособленную для жизни. Но лететь в прошлое хорошо, по крайней мере, знаешь, что не разобьешься». Мудрый Кривин снова смешал грустное и смешное, лирическое и гротескное, а к едкой иронии добавил немного романтики.

А как хороша кривинская Пустыня! («Пустыня сказала…»). Такая одинокая и гордая, рельефная, женственная и лысая, мудрая и немного скандальная, к тому же русскоязычная…

Стосковавшиеся по новым произведениям Кривина сердца ужгородцев забьются сильнее, когда они вдруг увидят на страницах книги знакомые до боли слова Рафанда, Кальвария, Театральная площадь… Кривин вспоминает доктора Фединца, и доктора Борю Рыжова, а это значит, что свой город он не забыл. Да, были «стоятельства» и были «обстоятельства», но есть нечто, что оставляет глубокий след в сердце — и это навсегда.

Людмила Бородина,

кандидат филологических наук