Слово
А слава — дым,
а слово — дом,
и в этом доме я живу.
Под вечер за моим окном
садится солнце на траву,
а утром, выспавшись, встаёт
и отправляется в полет —
вокруг столиц и деревень,
с весёлой тучкой набекрень.
Приходят Прежде и Потом,
в мою стучатся дверь,
интересуясь, где живёт
прекрасная Теперь.
А я на это: вот так да!
А лучше: вот те на!
Да где ж ей жить ещё, когда
Теперь — моя жена.
Я приглашаю в дом гостей,
прошу испить вина.
И входит в комнату Теперь,
садится у окна.
Я Прежде знаю с давних пор,
мы даже с ним на ты.
И потянулся разговор
до самой темноты.
И ночь стояла у окна,
вздыхая о былом…
Но где Теперь, моя жена?
Она ушла с Потом.
Как много у меня потерь!
И вот — ещё одна.
Ушла она, моя Теперь,
неверная жена.
Ушла, покинула мой дом,
а я кричал: «Вернись!»
Проснулось солнце за окном
и устремилось ввысь,
и на пути его крутом
кружилась голова…
Но слава — дым,
а слово — дом.
Слова, слова, слова…
И просыпалась жизнь вокруг,
как водится, с утра.
И Прежде, мимолётный друг,
промолвил: «Нам пора».
И я поднялся, чтоб идти,
но отворилась дверь,
и встала на моем пути
прекрасная Теперь.
Другая, новая Теперь,
она вошла в мой дом.
И другу я сказал: «Иди.
Я как-нибудь потом».
Смеялось море и грустило,
а там, на самой глубине,
скала гранитная застыла —
посмертный памятник волне.
И как же было сохранить ей,
в смятенье вод продлить себя?
Но продолжается в граните
её короткая судьба.
Её упрямая беспечность,
её неистовый каприз…
Гранит холодный — это вечность,
порыв мгновенный — это жизнь.
Какая быль! Какая небыль!
Какая огненная стать!
Волна себя взрывает в небо,
но ей до неба не достать.
Оно не встретит, не полюбит,
не приголубит в вышине…
И только там, в смертельной глуби,
бессмертный памятник волне.
Встал над городом туман,
помолился Богу:
«Не введи меня в обман,
укажи дорогу.
Что-то вдруг произошло
в мире, очевидно:
всё вокруг заволокло,
ничего не видно».
Бог решил: куда ни шло!
И помог туману.
Всё вокруг разволокло,
видно, как с экрана.
Солнышко насквозь небес
разметало хмури,
и — с туманом или без —
всё вполне в ажуре.
Но из недр небытия
вопль истошный брызжет:
«Господи? А где же я?
Я ж себя не вижу?»
Бог на это с ВЫСОТЫ:
«Не рядись со мною.
Делай выбор: либо ты,
либо остальное.
Меньше думай о себе,
вот твоя задача».
И в ответ небытие
разразилось плачем.
* * *
Вылетали из памяти вместе:
город, улица, речка и сад.
Ни привета от них, ни известий,
ни надежды вернуться назад.
Голоса и знакомые лица,
и пожатия дружеских рук, —
все они, как осенние птицы,
потянулись на солнечный юг.
Потянулись — и канули в воду.
Где-то ждёт их другая страна…
Вылетают из памяти годы,
видно, память для них холодна.
Говорил лилипут с лилипуточкой,
перепутывая шуточку шуточкой,
перехихивая хиханьку хаханькой,
называя лилипуточку махонькой
и щелкая слова, что орешечки,
выбивая за строчечкой строчечку, —
Как в морзянке, точечку за тирешечкой
и опять за тирешечкой точечку.
А над ними деревья огромные
потупляли свои взгляды нескромные:
ах, какие, мол, они у нас махонькие,
Всё им хиханьки, мол, всё им хаханьки,
и склонялись небеса солнцеликие
перед их любовью великою.
Как различить, где белое, а где чёрное?
Как распознать, где чёрное, а где белое?
К белой вершине тропинка взбегает горная,
к чёрной земле снежинка жмется несмелая.
Чёрные дни тоскуют о белых ночах,
белые ночи вздыхают о чёрной темени.
И голова, что белеет на ваших плечах,
видится чёрной в каком-то далёком времени…
Белым по чёрному — это времени след.
Чёрным по белому — это листы газеты.
Буквы спешат. И тоскует вопрос по ответу —
так же, как где-то по вопросу тоскует ответ.
Один счастливый человек
не знал, что он счастливый.
Ему казался чёрным снег
и небо некрасивым.
И обвинял он в этом всех,
судьбу, жену, соседа.
Но был счастливым человек,
хоть сам о том не ведал.
Когда совсем не стало сил
от этих горьких мыслей,
счастливый человек решил
покончить счеты с жизнью.
Поглубже пропасть отыскал
и бросился с обрыва…
Но и тогда ещё не знал
о том, что он счастливый.
И все осталось позади,
не мучит, не тревожит…
Раздайся, небо! Он летит,
хоть он летать не может.
Но он летит, но он летит,
так просто и красиво,
что птицы на его пути
завидуют: счастливый!
И замедляет время бег,
чтоб посмотреть на это.
Летит счастливый человек,
летит над белым светом,
летит он выше облаков,
над лесом, над заливом…
Не верите?
Летать легко.
Труднее быть счастливым.
* * *
Звук не дошёл до тишины,
он где-то пал на полдороге,
и были больше не слышны
его сомненья и тревоги.
Но улица не знала сна,
и вот тогда, молчать не в силах,
заговорила тишина
над звука павшего могилой.
Она над городом плыла,
надежда наша и порука…
И это музыка была,
что в мире недоступна звуку.
И пошёл я в молодость.
Шёл и шёл.
Чтоб не заблудиться, спрашивал дорогу.
А вокруг смеются.
Это хорошо.
Значит, моя молодость где-то недалёко.
Я шагаю в молодость.
Прибавляю шаг.
Иногда звоню жене, чтобы не грустила.
Только одного я не пойму никак:
по дороге в молодость убывают силы.
По дороге в молодость горбится спина,
по дороге в молодость ноет поясница.
Кудри осыпаются. Даже седина
из почтенья к лысине склонна расступиться.
Я шагаю в молодость.
Замедляю шаг.
Что-то эта молодость выглядит, как старость…
Эх, дорога в молодость, всем ты хороша!
Но кому готовилась, а кому досталась.
Пришло мгновенье в гости к вечности
* * *
Равнодушно стелется дорога,
только прямо, прямо — и вперёд.
Прошлое кричит вдогонку: «С богом!»
будущее терпеливо ждёт.
Время, время, это неспроста ведь
мы в тебе, как узники в тюрьме:
стоит только буквы переставить —
и уже не ВРЕМЯ, а В ЯРМЕ.
* * *
Прошлое сжимается — горе уходящим!
Очевидно, прошлому зябко в настоящем.
Но и в прошлом прошлому неуютно, плохо,
то не те ему века, то не та эпоха.
Только годы моросят, пролетают мимо…
А о будущем мечта неосуществима.
* * *
Покой, покой, откуда ты такой?
Чего ты ищешь здесь, на белом свете?
Тебе, наверно, нужен свет другой,
а может, даже не другой, а третий.
Но ты молчишь, и всё вокруг молчит.
Какая безутешная картина!
Стоят надгробья в белом, как врачи…
Опять запаздывает медицина.
* * *
Пришло мгновенье в гости к вечности,
расправив пышные усы.
Сидеть бы им до бесконечности
и не смотреть бы на часы.
И ничего, что вечность старая.
Какая старость! Раз живём!
Они б отличной были парою,
но им недолго быть вдвоём.
* * *
Изгибы ли это, изломы пути,
фантазия времени или усталость,
но то, что манило тебя впереди,
в какой-то момент позади оказалось.
А ты не заметил. Нелепый финал
нарушил святые законы природы.
Так быстро ты гнался, что всё обогнал:
и лучшие чувства, и лучшие годы.
Они неподвижно стоят позади,
а ты всё уходишь, уходишь куда-то…
Пора возвращаться на круги свои,
но круги не круги уже, а квадраты.
* * *
Не грусти, что минуты одна за одной
и секунды, и даже мгновения
вырастают стеной у тебя за спиной,
отрезая пути к отступлению.
Пусть и годы проходят, а ты не грусти,
не печалься о прошлом напрасно.
Лишь бы время не встало стеной впереди,
то, что сзади, — оно не опасно.
* * *
Что сказать нашей памяти, ожиданию, нас томящему,
Что сказать нетерпению: когда наконец? Когда?
На суде над прошлым все голоса принадлежат настоящему,
А будущее томится за дверью, и его не пускают в залу суда.
И пока настоящее всё рассмотрит, изучит и вызнает,
И пока сбалансирует шансы возможных побед и потерь,
Гадает за дверью будущее: вызовут или не вызовут?
И смотрит с надеждой будущее на закрытую дверь.
