Это было, дѣйствительно, очень замѣчательное приключеніе, и Тому Соуеру приходилось сильно налегать на свою огнестрѣльную рану, чтобы не спасовать передъ Натомъ и держаться на своей высотѣ.
Но мало по малу слава Тома стала меркнуть вслѣдствіе разныхъ обстоятельствъ, отвлекавшихъ вниманіе жителей: во-первыхъ, были скачки, потомъ сгорѣлъ одинъ домъ, потомъ появился циркъ, за циркомъ послѣдовала большая аукціонная продажа негровъ; послѣ того было еще затменіе. Все это встряхивало общество, какъ и обыкновенно бываетъ, а толки о Томѣ совершенно затихли, что огорчало и раздражало его до послѣдней степени. Наконецъ, онъ сталъ такъ тосковать и не находить себѣ мѣста, и это изо дня въ день, что я даже спросилъ его, что съ нимъ такое? Онъ отвѣтилъ, что сердце у него разрывается, когда онъ думаетъ, что становится старше и старше, а войны никакой нѣтъ, — нѣтъ и ему никакого пути прославить свое имя. Всѣ мальчики вообще думаютъ такъ, но только онъ былъ первымъ, отъ котораго мнѣ удалось слышать это прямо, открыто.
И вотъ онъ принялся придумывать, какъ бы прославиться, придумалъ это очень скоро и предложилъ намъ съ Джимомъ вступить съ нимъ въ компанію. Онъ былъ всегда очень откровененъ и великодушенъ въ этомъ отношеніи. Мало-ли ребятъ, которые хороши и ласковы съ вами, когда вамъ что хорошее достается, но которые скроютъ отъ васъ, если имъ выгода предстоитъ, и стараются только сами все заграбастать себѣ. Нѣтъ, это было вовсе не въ характерѣ Тома Соуера, могу засвидѣтельствовать. Попадись вамъ яблоко и куча ребятъ будетъ вертѣться около васъ и подличать, лишь бы выпросить объѣдокъ; но когда яблочко у нихъ, а вы станете просить себѣ объѣдка и напомните имъ, что сами давали прежде, то они вамъ рожу скорчатъ и скажутъ, что очень благодарны за то прежнее, но у нихъ объѣдочка не останется. Но я замѣчаю, что это имъ даромъ не проходитъ: стоитъ только подождать. Вотъ Джэкъ Гукеръ всегда такъ продѣлывалъ и что же? двухъ лѣтъ не прошло, и онъ утонулъ.
Ну, хорошо, пошли мы въ лѣсъ, что на холмѣ, и Томъ объяснилъ намъ, что такое онъ придумалъ. Былъ это Крестовый походъ.
— Что же это за штука: Крестовый походъ? — спросилъ я.
Онъ взглянулъ презрительно, какъ всегда, когда ему становилось стыдно за кого-нибудь, и отвѣтилъ:
— Гекъ Финнъ, неужели ты хочешь сказать, что не знаешь, что такое Крестовый походъ?
— Нѣтъ, не знаю, — сказалъ я. — Да и знать не гонюсь. Прожилъ я до сихъ поръ безъ этого; и здоровъ былъ, ничего. А скажешь ты мнѣ, тогда буду знать, и довольно будетъ съ меня. Я рѣшительно не понимаю, съ чего я стану ломать себѣ голову и разгадывать то, въ чемъ мнѣ и нужды не встрѣтится никогда, можетъ быть. Вотъ, взять хотя Ланса Уильямса: выучился онъ говорить по чоктоуски, а сюда и не заглядывалъ отъ роду какой-нибудь чоктоу, до тѣхъ поръ, пока не пришелъ, дѣйствительно, одинъ, да только затѣмъ, чтобы вырыть могилу ему же, Лансу Уильямсу… Ну, говори теперь, что такое Крестовый походъ? Только впередъ скажу: если это брать какую-нибудь привиллегію, то денегъ съ нею не наживешь. Вотъ Билль Томпсонъ…
— Привиллегію! — воскликнулъ онъ. — Нѣтъ, не видывалъ я еще такого идіота! Крестовый походъ, — это родъ войны.
Я думалъ, что онъ рехнулся. Однако, нѣтъ; онъ говорилъ серьезно и продолжалъ спокойнѣйшимъ голосомъ:
— Крестовый походъ значитъ: война за освобожденіе Святой земли отъ язычниковъ.
— Какой Святой земли?
— Извѣстно какой! Только одна и есть Святая земля.
— А намъ ее зачѣмъ?
— Неужели не понимаешь? Она въ рукахъ у язычниковъ и это нашъ долгъ, отнять ее у нихъ.
— Зачѣмъ же мы позволили имъ взять ее?
— Никто имъ позволенія не давалъ. Они всегда ею владѣли.
— Въ такомъ случаѣ, Томъ, она имъ принадлежитъ?
— Разумѣется. Кто же говоритъ, что нѣтъ?
Я призадумался, но не могъ взять въ-толкъ ничего, и сказалъ:
— Это мнѣ не по разсудку, Томъ Соуеръ. Если бы, къ примѣру, у меня была ферма, то есть, принадлежала бы она мнѣ, а другой захотѣлъ бы ее отнять, развѣ это по справедливости…
— О, замолчи! Ты глупъ, какъ пень, Гекъ Финнъ! Тутъ не ферма… совсѣмъ дѣло другое. Постарайся понять: они владѣютъ землею, только одною землею, на нее одну право имѣютъ. Но мы, то есть, евреи и христіане, признаемъ ее Святою, поэтому не можемъ терпѣть, чтобы они оскверняли ее. Это позоръ для насъ и нельзя выносить это долѣе, ни одной минуты! Мы должны пойти и отнять…
— Признаюсь, тутъ, по моему, такая путаница, что я и не видывалъ. Если бы, къ примѣру, у меня была ферма, а другой…
— Не толкую я тебѣ развѣ, что тутъ нѣтъ ничего общаго съ фермерствомъ?.. Фермерство, это занятіе, именно самое простое, обыденное, мірское занятіе, вотъ и все… болѣе ничего въ немъ не найдешь… А тутъ, нѣчто высшее… религіозное, совершенно иное.
— Это религіозно, по вашему, пойти отнять землю у тѣхъ, кому она принадлежитъ?
— Именно… такъ всегда смотрѣли на это дѣло.
Джимъ покачалъ головою и проговорилъ:
— Масса Томъ, мнѣ сдается, что тутъ какое-то недоразумѣніе… святость-то нарушается. Я религіозенъ, знаю и множество другихъ религіозныхъ людей… но не встрѣчалъ между ними никого, кто бы такъ поступалъ.
Томъ озлился и крикнулъ:
— Хоть кого выведетъ изъ себя такое невѣжество…. точно мулы какіе-то! Если бы кто изъ васъ былъ знакомъ сколько-нибудь съ исторіей, то вы знали бы, что Ричардъ Львиное сердце, и папа, и Годфридъ Бульонскій, и многое множество самыхъ набожныхъ и доблестныхъ лицъ рубили и колотили язычниковъ, въ теченіе болѣе чѣмъ двухъ столѣтій, стараясь отнять у нихъ эту землю, купаясь по горло въ крови все это время… И вдругъ, два тупоголовыхъ дикаря изъ миссурійской глуши хотятъ лучше разбирать, что худо, что хорошо, чѣмъ весь тотъ народъ! Толкуй послѣ этого!
Разумѣется, взглянувъ на дѣло съ этой стороны, мы съ Джимомъ должны были почувствовать все свое ничтожество и невѣжество; и мы жалѣли уже, что такъ придирались. Я не находилъ, что и сказать; Джимъ тоже молчалъ въ продолженіи нѣкотораго времени, но подъ конецъ онъ сказалъ:
— Ладно, я согласенъ, что все это справедливо; если уже они хорошенько всего не знали, то гдѣ же намъ, простакамъ, стараться разобрать… И если такъ долгъ велитъ, то и мы дойдемъ, будемъ тоже колотить тамъ кого угодно, какъ только съумѣемъ. Но, какъ ни какъ, а мнѣ немножко жалко и тѣхъ язычниковъ, масса Томъ. Оно тяжело какъ-то пойти убивать людей, которыхъ вовсе не знаешь и которые не сдѣлали вамъ никакого зла. Вотъ дѣло какое!.. Если мы къ нимъ пойдемъ… вотъ, именно, мы трое… и скажемъ, что проголодались, и попросимъ чего-нибудь поѣсть, что же, можетъ быть, они такіе же, какъ и другіе негры… вы согласны, что это можетъ быть?.. Ну, значитъ, они и подѣлятся съ нами, а тогда…
— Что тогда?
— Видите-ли, масса Томъ, я такъ размышляю. Но въ состояніи-ли будемъ мы убивать тѣхъ бѣдныхъ чужихъ людей, не сдѣлавшихъ намъ ничего худого, если не напрактикуемся на то прежде… я очень хорошо это знаю, масса Томъ… превосходно знаю. Такъ вотъ: возьмемъ мы по лому, или по парѣ тамъ, что-ли, всѣ трое мы, вы, я я Гекъ, переправимся за рѣку сегодня ночью, когда мѣсяцъ зайдетъ, и укокошимъ ту больную семью, что живетъ на Снайѣ, потомъ спалимъ ихъ домъ и…
— О, заткни свою глотку! Это выносить невозможно! Не хочу я болѣе и толковать съ такими, какъ ты и Гекъ Финнъ. Вы вѣчно уклоняетесь отъ предмета и разума у васъ хватаетъ только на то, чтобы подводить чисто богословскіе вопросы подъ мѣрку законовъ, охраняющихъ наличное достояніе!
Нѣтъ, Томъ Соуеръ былъ несправедливъ въ этомъ отношеніи. Ни Джимъ, ни я, мы не хотѣли ничего худого. Мы понимали отлично, что онъ правъ, а мы ошибаемся, и если мы чего добивались, такъ именно самой сути… болѣе ничего. О единственной причиной того, что онъ не могъ намъ ее объяснить, было только одно то, что мы неучи… да, и тупы вдобавокъ… этого я не отрицаю, но, Боже мой, это еще не преступленіе, думается мнѣ!
Но Томъ не хотѣлъ ничего и слушать болѣе на счетъ этого. Онъ говорилъ, что если бы мы поняли дѣло какъ слѣдуетъ, то онъ тотчасъ же поднялъ бы на ноги тысячи двѣ рыцарей, вооружилъ бы ихъ въ стальные доспѣхи съ головы до ногъ, меня сдѣлалъ бы своимъ подручнымъ, Джима маркитантомъ, самъ сталъ бы командовать, и смелъ бы въ море всю языческую ораву, какъ какихъ-нибудь мухъ, и воротился бы домой, возсіявъ — что твое заходящее солнце! «Но вы, — говорилъ онъ, — такъ неразумны, что выпускаете изъ рукъ свое счастье, а я ужь не преподнесу его вамъ во второй разъ». И не преподнесъ. Если онъ упирался однажды, то съ мѣста его не сдвинешь уже ничѣмъ.
Я и не огорчался ни мало. Я не забіяка и вовсе не желаю драться съ людьми, которые не задѣваютъ меня. По моему, если язычники не лѣзутъ ко мнѣ, то и мнѣ не зачѣмъ лѣзть, и можно оставить все, какъ оно всегда было.
Надо сказать, что Томъ Соуеръ набрался всѣхъ этихъ нелѣпыхъ мыслей изъ романовъ Вальтеръ-Скотта, которые онъ постоянно читалъ. А затѣя его была нелѣпа уже потому, чтогдѣ же ему было набрать столько людей? А если бы это ему даже удалось, то кончилось бы дѣло все же тѣмъ, что его оттрепали бы. Я бралъ у него эти книги и перечиталъ все, что тамъ было на этотъ счетъ: выходить, что очень многимъ изъ тѣхъ, которые побросали свои фермы ради участія въ Крестовыхъ походахъ, пришлось потомъ крайне солоно.
