– …Мы совершим полет на космической ракете на Марс. Командором назначается Дима. Дима, ты сегодня командор. Прошу взять в руки космические ложки. Подкрепитесь основательно. До обеда ракета не вернется на Землю.
Дети судорожно схватили ложки и стали запихивать в рот «космическую» манную кашу.
– Гениально! – прошептала Елена Николаевна.
В это время дверь в столовую приотворилась, заглянул участковый милиционер.
– Евгений Иванович, можно вас на минуточку? – виноватым шепотом попросил он.
– Здравствуй, Петя, – поздоровался Трошкин. – Ты извини, я сейчас занят.
– Вот тут гражданин настаивает, – виновато сказал Петя, и в тот же момент из двери на середину столовой с такой стремительностью, будто им выстрелили, вылетел Мальцев.
Он схватил Евгения Ивановича за горло и заорал:
– Попался!
– Пустите! Вы что, с ума сошли?! – пытался вырваться Трошкин.
– Отдавай шлем, подлец! Ты Доцент, а я профессор!..
В подмосковном дачном поселке за низким заборчиком, заваленный до окон снегом, стоял летний садовый домик. Оттуда доносилась песня:
Стучат колеса, и поезд мчится,
Стучат колеса на ветру-у…
И всю дорогу мне будет сниться
Шикарный город на южном берегу.
Хмырь и Косой пировали за дощатым столом. Перед ними стояла начатая бутылка «Московской» и лежали соленые огурцы на газетке.
– За Доцента! – Косой поднял стакан.
– Да, это тебе не мелочь по карманам тырить, – авторитетно заметил Хмырь. – Теперь тысяч по сто каждому обломится.
Они чокнулись и выпили.
– А что ты с ними будешь делать? – поинтересовался Косой.
Хмырь не ответил, усмехнулся снисходительно – было ясно, что он найдет деньгам достойное применение.
– А я машину куплю с магнитофоном, – размечтался Косой, – пошью костюм с отливом и – в Ялту! – Во все горло он запел:
Я-Я-Ялта, где растет голубой виноград.
Ялта, где цыгане ночами не спят,
Ялта, там, где мы повстречались с тобой,
Там, где море шумит о прибрежный гранит,
Поет прибой…
В ворсистом пальто и каракулевой шапке пирожком, со спортивной сумкой в руках Доцент медленно шел по тропинке среди заснеженных сосен. Поселок дышал тишиной и покоем, и Доцент, казалось, был покоен и тих, но все до последней клеточки было напряжено в нем…
У калитки он остановился, постоял несколько секунд, потом вдруг резко обернулся: никого…
Доцент быстро вошел в домик.
– Ну? – встрепенулся Хмырь.
– Толкнул? – спросил Косой.
– Толкнул… грузовик с откоса, – пробурчал Доцент, зачем-то отодвигая комод. – Рыбу я ловил.
– Рыбу? – удивился Хмырь. – Какую рыбу? Где?
– На дне. В проруби у лодочной станции…
Доцент достал из-за комода пистолет и сунул его за пояс.
– Пушка!! – вытаращил глаза Косой. – Зачем она тебе?
– Ты, Косой, плавать умеешь? – спросил Доцент.
– Куда плавать?
– Ну нырять…
– Это щас, что ли? В такую холодину? Не было такого уговора! Пусть Хмырь ныряет!
– Засекли нас, – серьезно сказал Доцент.
– С чего ты взял? – испугался Хмырь.
– Чувствую. Я всегда чувствую. Расходиться надо. – Он подошел к столу. – Встретимся завтра в семь у Большого театра…
Он взял бутылку и стал пить прямо из горлышка.
– Ни с места! – раздался отчетливый приказ.
– Все! Кина не будет, электричество кончилось! – отозвался Косой и первым поднял руки.
Нам не страшен серый волк,
Серый волк, серый волк! —
пели три «поросенка» в костюмах и масках: в детском саду № 83 шла подготовка к Новому году.
Дети сидели на стульчиках, как зрители, аккомпанировал на рояле Евгений Иванович Трошкин.
– Хорошо, – похвалил он и похлопал в ладоши. Дети тоже захлопали. – Теперь Серый Волк!
Из-за занавеси вышел худенький и робкий Серый Волк и тоненьким голосом затянул:
Я злой и страшный Серый Волк,
Я в поросятах знаю толк…
– Не так, Дима. Вот смотри… – сказал Трошкин, поднимаясь с места.
Он снял с Димы маску волка, надел ее на себя и, моментально преобразившись в волка, зарычал:
– Р-р-р…
В дверь заглянула воспитательница Елена Николаевна.
– Евгений Иваныч, там этот… ненормальный пришел…
Профессор Мальцев ждал Трошкина в кабинете заведующего.
– Здравствуйте, дорогой товарищ Трошкин. Садитесь, – любезно предложил он. Трошкин сел напротив Мальцева.
– Грабителей я поймал! – сообщил профессор.
– Поздравляю.
– Не с чем. Шлема при них не оказалось – я там все перерыл. А где он, они не говорят. Молчат.
– Продали, наверное, – предположил Трошкин.
– Может быть. А может, и спрятали. Теперь это можете выяснить только вы!
– Я? – удивился Трошкин. – Каким образом?
– А вот каким… – Мальцев достал из портфеля фотографию, спрятал за спину. – Закройте глаза! – потребовал он.
– Зачем?
– Закройте, не бойтесь!
– А я и не боюсь.
Трошкин зажмурился. Мальцев быстро вытащил из-за спины портрет Доцента, закрыл ладонью его лоб, чтобы скрыть челку, и скомандовал:
– Можно!
Трошкин открыл глаза.
– Кто это? – спросил профессор.
– Не знаю, – пожал плечами Трошкин.
– Это вы!
– Да, вроде я… – неуверенно согласился Трошкин.
– Ага! – обрадовался Мальцев. – А это вовсе и не вы!
Он убрал ладонь, открывая доцентовскую челку.
– Да, не я… – еще больше удивился Трошкин.
– Так вот, дорогой мой, я вам приклеиваю парик, рисую татуировки и сажаю в тюрьму! Согласен?
– Зачем? – растерялся Трошкин.
– Родная мать не отличит, кто есть кто! – Профессор забегал по кабинету. – Это моя идея! – похвастал он.
– Ничего не понимаю, – сказал хмуро Трошкин.
– Суд уже был, – сообщил Мальцев. – Тем двоим дали по четыре года. Они так, мелочь… А этому, – профессор ткнул в портрет, – восемь! Отвратительная личность, мародер! У него еще и пистолет был… Так те двое сидят в Средней Азии, а этот под Москвой. Теперь ясно?
– Нет! – отрезал Трошкин.
– Господи! – развел руками Мальцев. – Я сажаю вас к этим. – Он указал на дверь, вероятно, подразумевая под дверью Среднюю Азию. – Они думают, что вы – он! – Профессор ткнул в портрет. – И вы узнаете у них, где шлем! Татуировки сделаем ненастоящие, я договорился с НИИ лакокраски, мне обещали несмывающиеся! Согласны?
– Не согласен.
– Почему? – растерялся Мальцев, не ожидавший такого поворота.
– У меня работа, дети. Елка на носу. Пусть милиция этим занимается, пусть еще раз у них спросит. И вообще… – Трошкин поморщился. – Не получится это у меня. Да и неэтично…
– Этично – неэтично! – передразнил профессор. – У нас вот с ними цацкаются, перевоспитывают, на поруки берут. А надо как в Турции в старину поступали: посадят вора в чан с дерьмом – так, что только голова торчит, – и возят по городу. А над ним янычар с мечом. И через каждые пять минут он ка-ак вж-жж-жик!.. мечом над чаном, – Мальцев с удовольствием полоснул ладонью воздух, – так что, если вор не нырнет – голова с плеч! Вот он весь день в дерьмо и нырял!
– Так то Турция, там тепло… – неопределенно ответил Трошкин, глядя на сугробы за окном.
…А через год попал я в слабосилку.
Все оттого, что ты не шлешь посылку, —
пел Трошкин доцентовским голосом, стоя в ванной комнате перед зеркалом.
Он выключил электробритву, подвинул лицо к зеркалу, изучая, и вдруг, сделав свирепые глаза, выкинул вперед два пальца.
– У-у… Глаза выколю!
Он вышел в комнату, где бабушка укладывала чемодан.
– Брюки от нового костюма я положила в чемодан. А пиджак надень – меньше помнется.
– Ладно.
– Наш Женечка будет самый красивый на симпозиуме! – крикнула бабушка маме.
– Мама! – позвала мама из кухни. – У тебя пирожки горят!
Бабушка устремилась на кухню, а Трошкин, воспользовавшись моментом, быстро вытащил из чемодана брюки, схватил пиджак и, приподняв сиденье дивана, сунул костюм туда…
Поезд шел, подрагивая на стыках рельсов, равнодушно стуча колесами. Трошкин и лейтенант Славин сидели друг против друга в купе международного вагона.
Славин экзаменовал Трошкина, тот нехотя отвечал, глядя из-под бандитской челочки на проплывающий за окном среднеазиатский пейзаж.
– Убегать? – спрашивал Славин.
– Канать, обрываться.
– Правильно… Сидеть в тюрьме?
– Чалиться.
– Квартирная кража?
– Срок лепить. Статья 145-я.
– Ограбление?
– Гоп-стоп. Статья 26-я.
– Девушка?
– Маруха, шалава, шмара.
– Нехороший человек?
– Падла.
– Хороший человек?
Трошкин задумался, достал из кармана записную книжку.
– Сейчас… – Он нашел в книжке нужное слово. – Зараза, – прочитал он и удивился: – Да, точно, зараза!
По улочкам небольшого среднеазиатского городка ехал милицейский «газик».
– Очень похож! – говорил в машине начальник тюрьмы майор Бейсембаев, с восхищением глядя на Трошкина.
– Поработали, – похвастал Славин. – А волосы?
– А что волосы? – не понял Бейсембаев.
– Парик! – торжествующе сказал Славин.
