себя в зеркало и выуживая из памяти угрюмых мужиков сибирских колоний. Далее следовал любимый ответ всех «архипрофи» творческих профессий. Эту фразу любят операторы перед тем, как потерять фокус, постановщики перед падением декораций, актеры перед тем, как покалечить партнера и т. д.
– Не учи меня делать мою работу! – тон «кондукторши» декларировал напрасность сомнений.
– Ну ладно, пойду на грим, – «Мало ли, может снимают «сюр» или «черную комедию?».
– Не ходи, гример тоже я.
– Хм, буфет тоже здесь?
– Что?
– Что?
Режиссер оглядел меня критическим взглядом.
– Кто это тебя так?
– Ваша, э, костюмер, или кто она там еще…
– Блять, – берет рацию. – «Костюм, это че за хрень?» – «А что не так?» – далее идет вполне переводимая с русского на русский беседа двух представителей культуры. Отключив рацию, режиссер отправляет меня на перекостюм. Кончается тем, что самые подходящие «воровские» шмотки это… те, в которых я пришел. Так лестно.
– Итак, по сюжету, ты, находясь в розыске, хочешь привезти краденую икону в Москву, чтобы выгодно продать. Но твой портрет на всех вокзалах, поэтому ты не можешь купить билет и идешь договариваться с проводницей. Бюджет у нас ограниченный, поэтому мы одеваем на тебя микрофон, и ты идешь на натуральный вокзал напрашиваться к натуральной проводнице. Оператор незаметно из толпы будет тебя снимать. Вот тебе текст, если проводница начнет вызывать ментов, беги.
Далее идет вполне переводимая с русского на русский беседа двух представителей культуры.
Снежная королева постбальзаковского возраста (я бы даже сказал снежная королева-мать) в отутюженной форме олицетворением порядка загораживала вход в вагон.
– Здрасть, до Москвы не подбросишь?
Во взоре «королевы» пронеслись «сладкие» восьмидесятые. Со вздохом стряхнув наваждение, она обрушила на меня увесистый кусок льда:
– Касса на вокзале.
– Красавица, не обижу, с «капустой» все в поряде, – загнусил я свой текст.
– Ты че, тупой? – во льду засверкали искры гнева.
– Да ладно, не егози, дорогуша, давай договоримся (что за тупорылый текст? Главное не сказать этого вслух при режиссере, вдруг он, как часто бывает, еще и сценарист)
Лед оплавился недоуменным опасением:
– Да мы вообще в Тамбов направляемся.
– Отлично, возьми до Тамбова, – ляпнул я, поскольку текст кончился, и покосился на «второго», надеясь на «стоп». Второй режиссер, плохо маскируясь под провожающего, жестами сигналил продолжение.
– Да ладно, че те стоит? Войди в положение, мне срочно надо уехать. Дело в том, что я недавно откинулся, потом украл очень ценную икону, и мне срочно надо в Москву, чтобы загнать ее знакомому антиквару. В Тамбов, Архангельск или Воркуту лишь бы до Москвы.
В голове «королевы» с натужным скрипом рвались доселе крепкие шаблоны.
– Ты цыган что ли? Голову мне морочишь?
Уже не зная, что и сказать, я долго держал тяжеленную паузу, повиснув в смятении между «рецидивистом» и «цыганом», попутно неумной улыбкой нагнетая драматизм. В конце концов обессилев, я выронил:
– С «капустой» все в поряде.
Люди в очереди за мной начали отступать на безопасное расстояние.
– Так, я вызываю полицию!
– Ну, наконец-то. Спасибо, вы участвовали в программе «Розыгрыш», а я не цыган, я – Валдис Пельш! – выдохнул с облегчением я и растворился в толпе. Вслед неслось вполне переводимое с русского на русский профессиональное напутствие представителя РЖД.
Ты не одинок, ты не одинок, у тебя есть я-а-а-а-а…
Вид был великолепен. Высоченные скалы хребтами сказочных драконов вспарывали, будто отстиранные тайдом, облака и устремлялись в бездонную высь. Громадное солнце медленно поднималось из-за горизонта и освещало человека, стоявшего на одинокой черной скале – индейского вождя, застывшего в ожидании рассвета с гордо скрещенными руками на груди. Зазвучала музыка, и вождь начал свой ритуальный танец. Подражая полету орла, он двигался по краю скалы, раскидывая в трансе руки и издавая орлиный клекот. Под шелест белоснежных перьев дух вождя покинул тело и перешел в парившую над скалою птицу. Так было написано в сценарии…
Пока солнце недоумевало, что же делает канадский вождь в Узбекистане и что за попса играет в горах, вождь в моем лице лежал, цепляясь за скалу, борясь с порывами ветра, и жалел об утрате атавизмов в виде когтей и хвоста.
Индейский костюмчик был киношно красив, но для реальной жизни не приспособлен и продуваем ледяным горным ветром насквозь. Перья на голове создавали парусность и с каждым порывом грозились сорваться в свободный полет вместе с шапкой, к которой были пришиты. Во избежание этого костюмеры пришили к шапке шнурок и завязали его под подбородком вождя бантиком. Бантик придавал вождю идиотский вид, но кого волнуют такие мелочи, когда создается монументальный шедевр? Однако все перечисленное – ничто в сравнении с главной проблемой: валун подо мной был размером с двухэтажный дом, стоял на вершине горы и качался над бездной от ветра. Рядом парил самый настоящий орел с замешательством в царственном взоре.
Ты не одинок, ты не одинок, у тебя есть я-а-а-а-а… Въелось в мозг. С клипами всегда так: слушая трек по сто раз на дню, начинаешь помимо воли напевать эту хрень и понимаешь, как в сущности несложно сделать хит, имея деньги.
Под презрительным взглядом орла я прислушивался к завыванию ветра, настраиваясь на очередную попытку не улететь в пропасть. Рация на поясе сквозь помехи заматерилась режиссерским голосом: «Шшш…еще дубль…шшш …уйня …ая-то…шшш… ты же вождь…шшш… ядь!». Сидящий на соседней горе режиссер смешно жестикулировал и, словно снайпер, бликовал объективом камеры. Дрожа от холода и напряжения, я неуверенно разогнулся. Ветер туго задул в лицо, и парус из перьев сложился за спиной, давая, наконец, шанс сбалансироваться. «Где перья, бл…шшш… Андрюха, повернись – перьев не ви…шшш», – тут же возопила рация. Медленно поворачиваясь, я делал отрепетированные па, двигаясь словно зомби. Поменявшийся ветер толкнул в спину, и перья, хлопнув, раскрылись ромашкой.
Валун качнулся и поехал вперед. Я упал навзничь и вцепился в него, представляя орла, давящимся на дне ущелья моим жестким мясом. Скала, отъехав примерно на метр, остановилась с гулкой отдачей. «Шшш…Андрюха! шшш …ули ты падаешь? Соберись…шшш…еще дубль»
Парящий в двадцати метрах царь птиц впервые за время знакомства подал голос. Интонация четко передавала смысл: лошара!
– Иди в жопу, – злобно огрызнулся я.
Ты не одинок, ты не одинок, у тебя есть я-а-а… Блядь. Накатила злость. Сука, все как всегда: страховщиков нет, альпснаряжения нет, даже утепления нет – простая и безопасная актерская работа. Ага!
Ветер внезапно стих. Не дожидаясь команды, я вскочил и юродивой марионеткой заскакал по скале, изображая синтез всех танцев народов мира, в надежде, что хоть что-то успеют снять, пока ветер не
