— Уберу-ка я его, чтобы не помялось, — сказала она, укладывая платье в пакет, — на случай, если придется возвращать его обратно в магазин.
У Кати выдался удачный день.
Хотя начался он неважно. Вчерашнее происшествие за обедом изрядно подняло ей настроение, вид растерянного и смущенного Джеймса неожиданно доставил ей удовольствие, отчего она испытала и чувство вины, и тайное ликование. Раньше она думала, что ей станет жаль его и захочется сразу признаться в своей роли в этом трагикомическом разоблачении, но она обнаружила в себе хорошо скрытый стальной стержень, и жалкий вид Джеймса оставил ее безучастной.
Когда этим утром они простились на очередные три дня, Кати отчетливо осознала, что с их прежними отношениями — которые она еще пару недель назад считала идеальными — покончено. Она расплакалась у него на плече, а Джеймс — вот глупец! — решил, что она уже начинает скучать по нему, хотя отчасти, конечно, так и будет. Он поцеловал ее в волосы.
— Я в воскресенье вернусь, малышка, — сказал он, и Кати, подметив, какой у него снисходительный тон, быстро перестала плакать и вспомнила, на чем сейчас должна сосредоточиться и почему.
Когда он уехал, она проверила электронную почту и нашла там сообщения от Хью и Элисон («Мы чудесно провели вечер. Давайте поскорее все повторим») и От Сэм и Джеффа («Как всегда, огромное спасибо!»). Никто не упомянул о неловком окончании обеда. Впрочем, она знала, что никто об этом и не упомянет, все они просто исчезнут за горизонтом, а со временем допустят в свой избранный круг новую пару «из малообеспеченных». Если повезет, ей больше не надо будет натужно поддерживать ни с кем из них вежливую беседу, помимо «как поживаете?» при случайной встрече на почте. Ричарда и Симоны ей будет больше не хватать — они как-никак были ее ровесниками и кое-что общее у них имелось. Они скорее найдут все случившееся просто забавным, и, если Кати через какое-то время позвонит Симоне и предложит сходить в кафе, та согласится. Конечно, пока она не станет общаться ни с кем из них, потому что Джеймс слишком сконфужен, чтобы сделать первый шаг, а она хотела, чтобы он подольше помучился из-за потери друзей.
Кати прошлась по своему маленькому домику, представляя, как приятно будет снова стать здесь единственной хозяйкой. Можно купить гиацинтовой или розово-лиловой краски и обновить гостиную, выкрасив стены в цвет, который никогда не потерпел бы Джеймс. Можно весь день жечь свечи, не боясь, что он скажет, будто у нее пахнет как в церкви. Стенли снова будет позволено лежать на диване. Прежде чем без нескольких минут девять позвонили в дверной звонок, Кати успела мысленно заново оформить интерьер дома и совсем забыла об очередном визите Оуэна. Она стала задавать обычные вопросы («Как вы спите? Покажите, пожалуйста, язык»), слегка нервничая в ожидании, что он сейчас снова заговорит о своих несчастьях. Но Оуэн удивил ее.
— Я переезжаю, — сказал он вдруг.
— Да? Но это же хорошо.
Прежде он всегда говорил, что его ни за что не выживут из дома, несмотря на мучительную ситуацию.
— Я буду теперь жить на Спрингфилд-Лейн. Я только что снял там бунгало.
— Как вы решились? — спросила Кати.
— Вспомнил о том, что вы толковали мне на прошлой неделе. Что негативная энергия может тебя разрушить, если не поостережешься.
— Я твердила это вам с самого начала, — засмеялась Кати.
Оуэн взъерошил себе волосы.
— Наверное, до меня дошло наконец. Хочу сказать спасибо. Когда я решился, мне сразу полегчало. Точно, как вы и говорили. Я снова как бы обрел контроль над собой.
Кати почувствовала гордость — словно мать, наблюдающая, как ее сын впервые проехал по дорожке от дома до калитки на двухколесном велосипеде.
— Замечательно! — воскликнула она. — Вы молодец.
Как здорово было думать, что она изменила к лучшему чью-то жизнь, даже если эта жизнь совсем незначительная. Она упивалась этим чувством, даже когда Оуэн стал рассказывать, как он, укладываясь, перебросил вещи жены через забор, почти все предварительно изломав и испортив. Одну из них — маленькую китайскую вазочку эпохи Мин, которую мать Мириам подарила ей на свадьбу и которую Оуэн нашел в коробке на антресолях, — он запустил в теплицу Теда, разбив в ней стекло.
— Она, наверное, дорого стоила? — спросила Кати, не зная толком, что сказать.
— Ничего, поделом ему. Как-то ночью я заглянул через забор и увидел, как они там лизались. Совсем потеряли стыд, даже ставни не опустили, — скрипнул зубами Оуэн.
Кати невольно рассмеялась:
— Я говорю про вазочку.
— Ну не знаю. Может быть.
Было похоже, что, несмотря на все заверения Оуэна о решимости идти вперед, они продолжали буксовать на прежнем месте. («Она шлюха, он кусок дерьма».) Но когда Кати попросила его описать новый дом, Оуэн быстро переключился, и новообретенный оптимизм вернулся к нему. Оставшееся время они обсуждали ламинат и обои, и, хотя Кати с удовольствием удалилась бы в соседнюю комнату, пока иглы творили чудеса, как она поступала с остальными пациентами, час прошел гораздо плодотворнее и приятнее, чем прежде.
— Может быть, — рискнула предположить Кати, когда сеанс лечения был окончен, — когда вы устроитесь на новом месте, сможете подыскать себе и новую работу?
Она не стала добавлять то, что хотела добавить: «И тогда сможете выплатить мне деньги, которые задолжали», но намек был очевиден.
— Ну да, — заулыбался Оуэн, — кто знает, может, что и получится.
Когда он ушел, она надела жакет и поехала сначала в хозяйственный магазин на окраине Линкольна, где взяла каталог пастельных красок, а потом в газетном киоске купила несколько журналов по дизайну интерьера. Не помешает почерпнуть несколько новых идей.
— Я устал, может быть, не пойдем никуда? Ляжем спать пораньше?
— Но я заказала билеты, — невинно улыбнулась Стефани. — Ты столько раз говорил, что хочешь посмотреть этот фильм. Вот и решила сделать тебе сюрприз.
— Ну да. Прекрасная была мысль, только, пожалуй, мне не высидеть сегодня два часа. Может быть, обменяешь их на другой день?
Стефани старательно сделала обиженное лицо.
— Но я уже договорилась с Эдной, чтобы она пришла посидеть с Финном. Ну пойдем, Джеймс, я так давно никуда не ходила!
Джеймс сильно потер лоб ладонью.
— Ну хорошо, — сказал он. — Во сколько там начало?
Победа! Джеймс, конечно, и предположить не мог, что Стефани прекрасно знает, что в начале недели он ходил на новый супербоевик Уилла Смита с Кати. Кати сообщила ей в одном телефонном разговоре, что они с Джеймсом ходили в кино (чтобы отвлечь его от воспоминаний о закончившейся катастрофой вечеринке), и передала слова Джеймса, сказанные им после фильма: «Я лучше выколю себе глаза, чем еще раз пойду на это дерьмо».
— Супер! — воскликнула Стефани. — Иду выкупать билеты.
— Знаешь что, — сказал Джеймс, когда пришло время им выходить из дому, — я слышал, что фильм совсем не такой интересный, как говорится в рекламе.
— От кого ты слышал? — спросила Стефани.
— Прочел где-то рецензию. Уже не помню где.
— Ну, на каждый фильм приходится хотя бы по одной ругательной рецензии. Назови хотя бы один, который получил только положительные отклики?
Она видела, что ему до смерти хочется сказать: «Да я сам смотрел его, когда был в Линкольне, — полное дерьмо!» Но он не мог, ведь тогда ему пришлось бы объяснять, почему он не сказал ей об этом по телефону и не придумал, с кем именно ходил. Джеймс всегда делал вид, что в Линкольне он начисто лишен развлечений и разве что изредка заглядывает в паб выпить пива с Малкольмом и Саймоном. И сейчас, вымученно ответив: «Может быть, может быть», он неохотно принялся натягивать пиджак.
В кино Стефани усомнилась: не наказывает ли она себя больше, чем мужа? Казалось, этот на редкость идиотский фильм никогда не кончится. Джеймс ерзал на сиденье и вздыхал, и только это поддерживало ее силы. В одном особенно дурацком месте он наклонился к ее уху и предложил плюнуть на убытки и пойти в пиццерию. Но она сказала — нет, потому что вдруг фильм еще выправится.
— Черта лысого! — не скрывая раздражения, буркнул Джеймс.
— Откуда ты знаешь? Очень даже может!
— Да уж, — сказала она, когда фильм наконец кончился и они ехали в такси домой. — Кто бы мог подумать, что это окажется такая безнадежная чушь?
Джеймс промолчал.
— И он закатил глаза так, что стали видны одни белки!
Спеша наверх, Стефани слышала, как Финн разговаривает с кем-то по телефону. Она услышала звонок из ванной и крикнула: «Я возьму трубку!», — но без толку. Она понятия не имела, с кем говорит сын — это мог быть и агент по продаже, и какой-нибудь его приятель, — Финн был счастлив попотчевать кровавыми подробностями любого, желающего послушать про безвременную кончину хомяка Арона.
