— Не стоит, Мелинда, — резко прервал ее Уэсли. — Уверен, что вполне способен заставить Дейдру забеременеть традиционным способом.
Хороший ответ, Уэсли, только сомневаюсь, что это правда. На рождественской вечеринке радио «Лондон» Дейдра призналась мне, что не может забеременеть исключительно по вине Уэсли.
— Мои яйцеклетки в порядке, — прошептала она, потягивая дешевое фраскати из пластикового стаканчика. — Я проверялась. Мои яичники здоровы. В идеальном состоянии. Мои яйцеклетки только и ждут, чтобы их оплодотворили, — звонко рассмеялась она.
— Что ж, прекрасно, — проблеяла я, испытывая некоторое смущение оттого, что избрана в конфиденты.
— Доктор сказал, я в отличной форме, — продолжала она. — Хотя мне уже тридцать девять. Он говорит, что все дело в сперме Уэсли.
— О боже.
— У него ленивые сперматозоиды, — захихикала она. — Впрочем, как и он сам! Наотрез отказывается идти в клинику.
— Что ж, надеюсь, он передумает, — произнесла я. Что еще я могла сказать?
Бедняжка Дейдра. Конечно, она говорила об этом с юмором, но на самом деле была очень расстроена. Мне ее жаль. Она очень милая. Прожила с Уэсли восемь лет, а ведь они не женаты и детей не завели. Ей, должно быть, особенно тяжело, ведь она менеджер в магазине «Малыш и мама», где продают одежду для младенцев и молодых мамаш. Неудивительно, что у нее всегда такой убитый, мрачный вид.
— Нет, пвавда, Уэсли, это очень хороший ввач… Уши Уэсли горели так, что я чувствовала исходящий от них жар.
— Большое спасибо, Мелинда! — вмешался Джек. — Совещание закончено. Софи, позвони в пиар-отдел. Пусть поработают. Все критики должны узнать о серии программ Минти.
Через полчаса мы с Джеком разработали план новой серии под названием «Общественный взгляд». «Работа предстоит нелегкая, — подумала я, вернувшись на свое место, — но это очень хорошо, потому что у меня не будет времени думать о Доминике. И потом, это настоящий карьерный взлет, который приблизит меня к профессиональному успеху».
— Почта! — послышался окрик Терри, нашего курьера.
Я выудила три письма из корзины, и в глазах потемнело. Господь всемогущий, опять этот придурок! Я разорвала малиновый конверт, усеянный серебряными сердечками. Мой тайный преследователь. У нас у всех они есть. У каждого репортера, который выходит в эфир, есть собственный надоедливый поклонник. У Имоджен — она ведет прогноз погоды — один старикан по имени Майк. Иногда он даже пытается прорваться на станцию, но Том никогда его не пускает. Радиоведущего Барри преследует Френ, женщина средних лет. Она вяжет ему кошмарные свитера без горла и шарфы невероятной длины. Моя кара небесная по имени Рон раз в две-три недели шлет мне странные письма, в которых фанатичное обожание смешано с глубоким презрением — комбинация не для слабонервных! Как обычно, письмо начиналось со слов: «Минти, мое сокровище!», а дальше следовало:
«Отрываюсь от своих ученых занятий, чтобы поведать, как дивно было снова услышать твой сладкий голосок по радио на прошлой неделе. Не мог оторваться от приемника. Скучал по тебе, мое сокровище. Где ты пропадала? Я волновался. Подумал, что, может быть, ты «делала это» с другой радиостанцией и мне придется настраивать приемник, чтобы отыскать тебя. Представь мое облегчение, когда из эфира до меня снова донесся твой фантасмагорический голос. Помнится, ты говорила о замужестве? Хочу напомнить: мое предложение еще в силе. Изумительный репортаж, Минт. Высший класс. Впрочем, как и все твои блестящие программы. Но когда же ты научишься правильно произносить слово «подростковый», тупая корова!!! Клянусь, если ты еще раз облажаешься и скажешь «подростковый», а не «подростковый», как полагается, приеду на радио «Лондон» и поколочу тебя!!!
Преданный, вечно любящий тебя Рон».
Фу-у! Лети-лети в мусорную корзину! Хорошо хоть он не печет мне печенье, как некоторые поклонники. Правило номер один при общении с умалишенными, которые слушают радио, а потом пишут вам: никогда не ешьте то, что они вам присылают. Бог знает, чего туда намешали.
— От кого письмо, Минти? — подозрительно спросила Мелинда.
— Очередное послание от моего тайного преследователя, — ответила я. — Или будет точнее сказать: от маньяка-преследователя?
Она переменилась в лице.
— Почему меня никто не пвеследует? — жалобно захныкала Мелинда.
— Зачем тебе это? — удивилась я. — Они все больные, жалкие люди.
— Потому что я звезда вадиоэфива. У меня должен быть свой маньяк.
— Я бы на твоем месте не волновалась. Хочешь, уступлю своего?
— Нет, — она решительно покачала головой. — У меня должен быть свой. У всех есть пвеследователи. Почему же у меня нет? — Просто непостижимо. — Минти-и-и? — Сейчас начнет клянчить. — Не поможешь мне написать веплики?
— О'кей, — обреченно согласилась я, садясь за ее стол. — Но у меня куча работы.
— Так: Саддам Хусейн, — прочитала она и нахмурила брови. — Это как-то связано с Иваном или с Иваком? В жизни не упомнить.
— С Ираком, — подсказала я.
— Будет весело! — прокричала Эмбер из гостиной. Прошло несколько дней с тех пор, как ей в голову пришла затея с ЖЛОБ, и вот уже она поправляла диванные подушки в предвкушении первого собрания, которое должно было начаться через полчаса.
— Мы устроим настоящий праздник духа, — с воодушевлением сообщила она, пока я готовила ужин на кухне. — Захватывающие литературные дебаты с участием умнейших женщин.
Эмбер нарочно пригласила четырех своих самых умных подруг: Джоан, специалиста по астрофизике, Фрэнсис, блестящего адвоката по разводам, врача-генетика Джеки и Кэти, ядерного инженера. Мне же нравится компания приятных людей, поэтому я позвала Хелен, с которой ни разу не виделась со своего медового месяца. Пару раз я звонила ей с работы, но у нее постоянно находились какие‑то дела, что для нее несвойственно. В конце концов, мне удалось с ней поговорить, и она согласилась прийти.
Вместо того чтобы весь вечер обсуждать одну книгу, мы решили посвятить первое собрание романам, которыми восхищаемся. «Только бы Эмбер не сглупила, — молила я бога, — не оказалась настолько тщеславной…»
— Давай обсудим «Общественную пользу»! — предложила она.
Я лихорадочно соображала, как поделикатнее отговорить ее. Прежде всего, потому, что не вынесла бы повторного чтения.
— Хм… — замялась я.
— Почему нет, Минти? Надеюсь, твои сомнения никоим образом не связаны с тем, что написала эта корова Полли Снодграсс в «Дейли пост»? — сердито осведомилась Эмбер.
Нет, мнение Полли Снодграсс, которое я, кстати, полностью разделяла, не имело никакого отношения к моим колебаниям. Дело в том, что роман «Общественная польза» — чушь собачья. Проза Эмбер не то чтобы бессмертна — скорее безжизненна, а персонажи настолько плоские, будто их вырезали из картона.
— Ты знаешь, почему Снодграсс это сделала, — продолжала Эмбер, откупоривая бутылку красного вина. — Знаешь, почему она написала такую чудовищную рецензию.
— Хм… Наверное, потому, что в прошлом году ты написала такую же чудовищную рецензию на ее книгу?
— Нет! Дело не в этом! — огрызнулась Эмбер и плюхнулась в кресло. — Правда в том, что эта женщина обезумела от зависти.
— О да, — согласилась я. Разумеется. Как я могла забыть? У Эмбер один ответ на все вопросы. — И чему ей завидовать? — полюбопытствовала я.
Эмбер закатила глаза, поражаясь моей безграничной тупости.
— Тому, что мои книги лучше, — провозгласила она, чеканя каждое слово, будто объясняла дорогу кретину, не знающему ни слова по-английски, и так же раздельно проскандировала: — А ее книги — собачье дерьмо!
Я знала, что это неправда. Полли Снодграсс — замечательный автор. Именно она написала прекрасное продолжение «Грозового перевала», глубокий, мрачный роман, сохранивший дух Бронте.
— Если смотреть объективно, — отважилась я, — не понимаю, с какой стати Полли Снодграсс должна хорошо отзываться о твоем романе. Ты-то смешала ее книгу с грязью.
— Минти, — Эмбер воззрилась на меня с некоторым недоумением, — ты раньше никогда не спорила со мной о литературе.
Это правда. Более того, я вообще раньше никогда не спорила с Эмбер. Нормальная ситуация. Но сейчас я уже не считала ее такой уж «нормальной».
— В самом деле, чего ради она должна хорошо отзываться о твоей книге? — решительно повторила я, прикрывая новообретенную смелость нервным смешком.
— Минти, ты ничего не понимаешь, — устало, но терпеливо произнесла Эмбер, как взрослый, пытающийся втолковать что-то туповатому ребенку. — Критики должны судить объективно. Должны забыть о личных претензиях, иначе пострадает читатель.
— Но ты в «Ивнинг мейл» написала о ее романе — поправь, если ошибусь, — «столь же интересный, как содержимое унитаза». — Да, — с пренебрежительным смешком признала она. — Так и есть! По-моему, прекрасное сравнение. Но только вспомни, что она выдала годом раньше о моем «Убежище». Цитирую: «Эмбер Дейн пустить бы свою энергию на разведение кроликов. Сколько читателей вздохнут с облегчением!» — Эмбер с какой-то извращенной гордостью слово в слово запоминала каждую плохую рецензию на свои книги.
