Остап замолчал, поднялся, закурил.
Я сел, забыв и о головной боли, постепенно затухающей, и о голоде, наоборот, охватывающем противными щупальцами пустой обширный желудок.
Отправив окурок в окно, Бендер вернулся на полку, в прежнюю позу.
— Могли и запросто к стенке, — сказал я мечтательно. Им, сытым, нашего страдающего брата не понять.
— Повезло мне, Остен-Бакен, повезло… Сначала я очутился в общей камере с нервными испуганными хозяйственниками благодаря своему бухгалтерскому аттестату, а потом меня перевели в камеру к философу-татуировщику… Чем-то я ему понравился, и он поведал мне о своей тайной роли. Оказывается, каждого попавшего в Таганку рано или поздно подсаживают в эту камеру, и он не только разукрашивает и метит клиента, но еще и выпытывает необходимые следствию данные. Понимаешь, человек, когда его татуируют, теряет над собой контроль и выбалтывает самое сокровенное… Он пообещал замолвить за меня словечко и предложил целую галерею образов, достойных поселиться на моей груди… В конце концов выбор пал на Наполеона… Рассуждал мастер примерно в следующем ключе… С живыми связываться не стоит — Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев, Сталин и даже Ленин… Никто не знает, как повернется их судьба… С покойниками тоже нужна осмотрительность — Карл Маркс, Фридрих Энгельс — вроде профиля солидные, лобастые, бородатые, ну а вдруг с коммунизмом ничего не получится?.. Древность богаче на стабильные образы, но простые уголовные элементы и посещающие пляжи и бани граждане вряд ли одобрят малоизвестного им Александра Македонского или Марка Аврелия… Иисус Христос в плане лояльности подозрителен… Наполеон же, хотя и француз, но напоминает о русском патриотизме, Льве Толстом и Наташе Ростовой… А чтобы подстраховаться от обвинений в монархизме и империализме, мастер всучил Бонапарту пивную кружку… Еще этот мудрый, отбывающий нескончаемый срок, творец заклинал меня чтить Уголовный кодекс… Да, кстати, в нашем вагоне очаровательная, пухло-сдобная проводница… Не пора ли нанести ей визит вежливости?
— Неудобно…
— Я беру на себя железнодорожную мадонну, — Остап застегнул ковбойку. — Ты же, Остен-Бакен, без промедления отправляешься в соседнее купе. Любым способом успокоишь беспрестанно орущего младенца и раздобудешь снеди, в рамках социалистической законности… Пустым я тебя обратно в купе не пущу…
Глава 21. ЗАЩИТА ФИЛИДОРА
«Идея, товарищи, — это человеческая мысль, облеченная в логическую шахматную форму.»
О.Б.
Точно по расписанию мы сошли с поезда на маленькой станции, последней остановке перед Старгородом, без сожаления расставаясь с недопитым бесплатным сладким чаем (плод настойчивого ухаживания Бендера за проводницей), с крошками от кулебяки, торжественно врученной нам поодаль от Москвы, в полуденный час, заполошной мамашей успешно укрощенного мной младенца.
Пока Остап торопливо целовался с дородной проводницей, заклинившей двери, я, как в райскую музыку, вслушивался в яростный возобновленный рев соскучившегося по моим заботливым рукам чада.
Пусть теперь кто-нибудь другой добывает суточное пропитание ценой трижды описанного и дважды обкаканного лучшего выездного костюма-тройки.
По причине моей пропитанности соответствующими ароматами Бендер предпочел минувшую ночь провести под томным покровительством вагонной мадонны.
Впрочем, состояние костюма не вызывало во мне особого расстройства, так как впереди отчетливо вырисовывался родной дом с заботливой супругой, натопленная баня и прочие атрибуты счастливого семейного, не омраченного глупыми скандалами, дикими выходками, нелепыми выкрутасами, существования.
Внизу крутой деревянной, с изрезанными перилами лестницы, в длинных вечерних тенях голых лесополосных тополей, нас ждала добротная телега, щедро застланная прошлогодним выцветшим сеном.
Я юркнул под приготовленный предусмотрительной супругой тулуп.
Бендер, все еще находящийся под впечатлением скоропалительного железнодорожного романа, снисходительно улыбаясь, водрузился рядом с молчаливо курящим самосад степенным Феоктистычем. Тот нутром человека от земли сразу признал в незнакомце сильную личность и без намеков и просьб выделил порцию табаку и аккуратный лоскут газеты.
Прежде чем разобрать вожжи, Феоктистыч оглянулся, ткнул кнутом в тулуп и важно спросил:
— Специялисть будя? Почвоед хреновый?
— Вроде, — ответил я, зарываясь ногами в сено. — На стажировку.
— Это уж как пить дать… У нас за лето жиру поднаростить вполне возможна.
— Погоняй, любезный!
— Куды тороплиться… До темени, как пить, на месте будя… Эх, р-р-р-род-н-н-ная!..
И точно, несмотря на распутицу, мы опередили ночь.
Еще дотлевал багровый закатный пепел, когда мы, хватанув по кружке парного молока, отправились в баню.
А потом был долгий, обильный, пасторальный ужин.
Лошадь шумно и довольно насыщалась в конюшне овсом.
Феоктистыч на сеновале растирал кишки украденным из лаборатории дьявольским фиолетовым раствором.
Мы с Бендером — отъедались.
Гусь с яблоками.
Вишневая наливка.
Весомые комплименты вдохновленного изобилием Остапа моей молчаливо хлопотавшей супруге.
И рюмка у Бендера не пустовала, и на тарелку ему сами собой ложились лучшие куски.
Окорок.
Маринованные томаты.
Огурцы холодного засола.
Колбаса домашнего приготовления.
Сладкий пирог…
А после ужина, когда мы с трудом перенесли в библиотеку наши разомлевшие тела, Остап признал, что ну никак не ожидал от меня такого выбора. Разве может сравниться утонченная польская красавица Инга Зайонц с этой исконно русской клушей.
Я, конечно, хотел ему припомнить недавнюю проводницу, но благоразумно сдержался и для того, чтобы побыстрей сменить щекотливую тему, предложил сыграть партейку в шахматы.
Бендер, ни капли не смущаясь, заявил:
— Остен-Бакен, я ведь так и не удосужился овладеть этой игрой царей и богов.
— Научиться никогда не поздно, — сказал я, торопливо расставляя фигуры. — Запомни: главное в шахматах, как учит опыт Капабланки, Ласкера и доктора Григорьева, — это плодотворная дебютная идея! Вот в чем, например, сила простого, но эффективного хода: Е2-Е4?
— Только попрошу без матов, — сказал Остап, азартно потирая руки. — Которая здесь королева?
Я смущенно ткнул дрогнувшим пальцем в черного, на своей половине, ферзя…
Но недотянув до эндшпиля, Бендер начал откровенно зевать (рот-фигура, рот-фигура), да и мне после разлуки не терпелось залезть под стеганое пуховое одеяло и, прижавшись к горячему, мерно вздымающемуся боку, дремать рядом с умаявшейся за день супругой.
— Остен-Бакен, а дети-то у тебя наличествуют? — спросил вдруг Бендер и, поднявшись с кресла, продефилировал к дивану, над которым на узкой полке красовалась известная ему с младых ногтей семейная реликвия, дедушкина астролябия (пыль с нее я не доверял стирать никому — только сам, и исключительно бархоткой).
— Ты что, оглох? — Остап щелкнул крепким ногтем по градуированной шкале. — Дети наличествуют?
— С этим успеется… А может, разберем защиту Филидора?
— Я бы лучше сделал ход конем и завалился бы на боковую, вот на этом роскошном диване, под милой моему чувствительному сердцу астролябией.
— Сейчас постелю…
Глава 22. КОВАРСТВО И АСТРОЛЯБИЯ
«И враг бежит, бежит, бежит!»
О.Б.
Через три дня, в злополучный понедельник, меня срочно вызвали в Старгород, на недельное совещание «по внедрению коммунистического зерна в природное лоно — источник будущего изобилия трудящихся и членов их семей».
Феоктистыч заложил транспортное средство, и мы, провожаемые взгрустнувшей моей супругой и, как всегда, неунывающим Бендером, отправились в совместную командировку — кучеру-лаборанту предстояло в кратчайшие сроки освоить революционный метод борьбы с хлебным жуком-кузькой, кулацким прихвостнем, наследием тяжелого прошлого.
В Старгороде я остановился, как обычно, в «Сорбонне», в пятирублевом номере.
Но тут к вечеру выяснилось, что совещание по «коммунистическому зерну» в срочном порядке перенесено на сентябрь, в связи с ожидаемым пуском трамвая.
Феоктистычу повезло больше — после десятиминутной лекции, из которой он понял только два слова: «пособник» и «вредитель», ему под расписку выдали диковинный прибор по ловле жуков-кузек. Более всего означенный прибор напоминал гильотину времен «Парижской коммуны». В прилагаемой инструкции, кою я проштудировал на десять рядов, очень просто и доходчиво объяснялась последовательность процесса изничтожения врага, по вине которого возник охвативший большую часть России голод, выгодный прежде всего недобитой «контре» и «чуждым» элементам. Процесс изничтожения рекомендовалась начать с организации общего собрания. И, взяв на вооружение цитаты марксизма-ленинизма и духовой оркестр, немедля приступать к коллективному вылову врага с помощью имеющихся подручных средств. Далее настойчиво (жирным курсивом) предлагалось здесь же, на поле, выбрав в ревтрибунал самых сознательных и добросовестных ловцов с наметанным на «кузьку» глазом, организовать показательную казнь с предварительным отрыванием усиков и шести членистых ног и разрубанием мерзкого жесткокрылого крестообразным инерционным лезвием на четыре равные части и рассеиванием их в назидание затаившимся невыявленным врагам на Север, Юг, Запад и Восток.
