О, как я смеялся, когда она вышла!
В ту же минуту у меня созрел план одурачить его так же, как он сделал это со мною Я не мог найти из платья ничего, кроме одной разорванной пары штанов, в которых я всю зиму катался с горы (все остальное Бетти унесла), и пары туфель, но и это было недурно: я взял одеяло с кровати и через коридор проскользнул в заднюю комнату; оттуда полез на крышу кухни, по дождевой трубе вниз и через забор; затем, как молния, перебежал улицу, так как нельзя было терять времени, и через задний переулок пустился бегом прямо к городской ратуше. Никого еще не было — я нарочно пришел пораньше. Я проскользнул внутрь, забрался под кафедру, завернулся в одеяло и лежал спокойно. Я вел себя тихо, как мышка, пока все население города не наполнило зал. Все места были заняты: хотя я ничего не видел, но слышал шорохи и шепот. После долгого, долгого времени, когда у меня уже заболели колени, я услышал, наконец, как кто-то сказал: «Вот они»! и церемония началась.
Ядожидался, пока не услышал: «Кто имеет заявить какие-либо справедливые возражения или препятствия к этому браку?». Тотчас я быстро вскочил на кафедру и проговорил громко: «Я, я имею!».
Такого множества удивленных лиц я никогда еще не видал. Большинство встало, а женщины стали кричать, точно я был медведь. Сюзи побледнела, как привидение, и схватила доктора за руку, как будто боялась, что он убежит. Мама, папа и доктор слегка застонали; мне казалось, они совсем упали духом. А я поторопился продолжать, боясь, что мне не дадут досказать.
— Я хотел бы знать, хорошо ли позволять лечить маленького мальчика зятю-доктору, который настолько бессердечен, что уверяет, будто бы мальчик болен, дает ему рвотное и держит в постели, чтобы он не мог пойти в церковь, когда выходит замуж его родная сестра?
О, как они все смеялись — только наши не смеялись. Доктор Мур посмотрел наверх и сказал:
— Спускайся, Жоржи, и сядь впереди. Ты всегда меня побеждаешь. Я больше не буду.
— Хорошо, — сказал я. — Мистер Слокум, можете продолжать церемонию. Но прошу извинить меня, что не могу сойти вниз: Бетти спрятала мое воскресное платье, и я уж останусь здесь.
Итак, их обвенчали, но некоторые неприличные особы смеялись во время всего венчания. Я думаю, дорогой дневник, что мое семейство получило урок: зачем оно несправедливо к тому, кто хоть иной раз и пошалит, но большей частью старается быть хорошим мальчиком?
Стой поры со мной обращались очень хорошо. Никто не бранил меня, меня взяли в карету, когда поехали домой, а Бетти немедленно дала мне мое платье, так что к ужину я был уже одет. Лили и Монтегю посадили меня между собою и давали мне всякой еды вдоволь. Я был ужасно голоден после вечного чаю с бутербродами. «Жоржи, — сказала Лили, — я вижу ты все такой же, как прежде!», и смеялась, смеялась. Но я слышал, как доктор сказал Сюзанне, что он изменил свое намерение жить с нами вместе — им придется жить в гостинице.
Хотел бы я только знать, почему?
Доктор Мур говорит, что сезон цирка еще не начался, но в следующую пятницу все-таки приедет цирк. Он дал мне пятьдесят центов, чтобы я мог пойти туда. Теперь я учусь очень быстро. Я изучаю цирковые афиши, чтобы скорее научиться читать. Иногда я из-за этого опаздываю, но они куда интереснее учебника чтения. Я могу прочесть «акробат», «сальтомортале» и еще несколько длинных слов, о которых еще несколько дней назад ничего не знал. Думаю, что если бы в школе вместо книг были цирковые объявления, то ученики учились бы скорее. Это и цирк, и зверинец в одно и то же время. В афише сказано, что дети могут учиться там естественной истории, видеть всех животных, а родителей и учителей просят дать детям выходной.
Шоу Барнума и цирк! Лондон и Нью-Йорк! Ура!
Сегодня я был у доски и должен был разделить одно число на другое. Все мальчики смеялись, а учитель строго сказал: «Жоржи Гаккетт, ты получишь дурную отметку за неприличное поведение!» Я не знал, что случилось, пока не взглянул на доску. Но что там было вместо числа! Огромный, толстый слон с хоботом!
Финеас Т. Барнум и Ко.! Величайшее шоу на земле и Большой Лондонский цирк с Королевским зверинцем Сандерса! А также: грандиозное международное шоу!
Должно быть, я думал об естественной истории.
Папа говорит, что если я не принесу в пятницу хороших отметок, то он не позволит мне пойти в цирк. Надеюсь, что он даст мне денег, чтобы я мог пойти, потоку что те пятьдесят центов, которые дал мне доктор, я должен был отдать за карманный ножик Чарли — мой я променял на мячик Джимми, потому что его мячик был самый большой.
Мясник продал пони судье, для его дочери. Папа говорит, что починка всех повреждений, которые он нашел по возвращении домой, обошлась ему дороже сорока долларов. Это уж всегда мое несчастье. Если в доме что случится, всегда виноват я. Надо думать, что взрослые люди должны бояться, как бы дети их не убежали, желая сделаться канатными плясунами и акробатами на трапеции, если они так несчастны дома.
На афише нарисован прехорошенький маленький пони и верхом на нем мальчик моего роста. Я не спал вчера целую ночь, все думал об этом. Часто, часто посылают меня спать из-за какого-нибудь случая. Все против меня. Я всегда стараюсь не попасть в беду, но наш город так полон опасностей, что я не могу от них уйти. Меня высмеивают и вышучивают, точно я самый дурной мальчик на свете. Городской совет хочет заставить моего отца платить за меня налог. За собаку платят один доллар; говорят, что за меня он должен будет платить тысячу долларов в месяц — двенадцать тысяч в год.
Я отойду на милю за город, навстречу цирку. Мы идем вместе с Чарли. Папа дал мне вчера пятьдесят центов за то, что я для него бегал по разным поручениям, но, боюсь, мне придется спросить поклонника Бесс, телеграфиста, что бы он сделал, если бы ему хотелось идти в цирк, а у него не было бы денег, потому что свои я отдал за три порции мороженого — за апельсинное, ванильное и лимонное. Вчера вечером было очень жарко, и мне хотелось знать, которое вкуснее, а мама запретила мне требовать два раза одного и того же.
Итак, вчера вечером я спросил телеграфиста, любит ли он цирк, потому что я его очень, очень люблю, но у меня нет денег, чтобы заплатить за вход. Он сказал, что ему очень жаль, но не дал ничего. Когда Бесс выйдет за него замуж, то ей будет очень плохо — он скуп. Я видел, как он кивнул Бесс, когда я заговорил о цирке — благородный человек никогда не кивает.
Наконец, мне пришлось сказать папе, что я за пятьдесят центов готов выполоть наш сад. Мне пришлось работать целых два часа, потому что Сэм, наш садовник, заболел. Папа согласился. Шел небольшой дождь, и когда я пришел из школы, я работал, как раб, пока не был готов чай. Ах, как я устал! Я думал, что сломал себе спину, но Бесс говорит, что это вовсе не так трудно, как прыгать через спины мальчиков — это показывает, как мало понимают молодые девушки. Папа вышел после ужина, чтобы посмотреть, много ли я наработал. Поверишь ли, милый дневник, я вырвал все молодые луковицы, хотя папа точно указал мне, где что растет.
Мне кажется, я никогда не получу пятьдесят центов, чтобы пойти в цирк.
* * *
Дорогой дневник, цирк был здесь и опять исчез, как прекрасный сон. Чарли и я пошли ему навстречу. Мы были так взволнованы, как будто сами принадлежали к нему. Сначала мы бежали за фургоном, где была музыка, потом побежали вперед, чтобы пропустить мимо себя все: носорогов, гиппопотамов, двух живых слонов, жирафу, у которой такая длинная смешная шея, что она может глотать разную еду всю дорогу, ужасного тигра, двух страшных львов, которых держат для того, чтобы человек мог положить в их пасть свою голову и попробовать, хотят ли они укусить его, потом разных диких животных, между которыми было несколько очень хорошеньких девочек, гораздо красивее Сюзи и Лили, и горбатых животных, на которых растет верблюжья шерсть — как там их называют.
Это было гораздо красивее, чем последний военный парад Четвертого июля[41]. Я остался без обеда, но совсем забыл про голод, потому что мне хотелось видеть, как люди расставляли цирковой шатер, а когда пришел домой, то только успел съесть кусок пирога, который оставила для меня Бетти. Она дала мне в долг десять центов на имбирное пирожное для кормления слона и пять центов на стакан лимонаду, и я полетел быстрее молнии.
Я не знал еще, что произойдет со мною, прежде, чем я вернусь домой. Бесс тоже хотела идти вечером — мне не нужно говорить, с кем. Я спросил маму, пойдет ли она тоже, но она сказала, что ее это не интересует. Странно, как это люди могут дожить до такой старости, когда им уже дела нет до того, что в город приехал цирк.
Когда я проходил мимо лавки Питерса, мне пришло в голову купить лот красного перцу. Он мог мне пригодиться, если придется когда-нибудь помогать готовить на кухне. Я купил также немного печенья для слона и заранее пошел туда, чтобы еще поглядеть на зверей, прежде чем начнется цирк. Ужасно, ужасно смешно было смотреть, как чихали обезьяны. Я чуть не лопнул от смеха. Сторож сказал, что какой-нибудь злой, негодный мальчик насыпал перцу в их клетку, и если он поймает его, то выгонит и велит арестовать. Он был ужасно зол, поэтому я пошел к слонам.
