— Рыбонька ты моя, — проворковала миссис Слони, очевидно, чувствуя его растерянность. Пупсер смотрел на нее, разинув рот. Миссис Слони снимала плащ.
— Не шуми, — продолжала она с той же странной улыбкой.
— Что за черт? Что происходит? — паниковал Пупсер.
Миссис Слони исчезла в соседней комнате.
— Подожди минутку, я сейчас, — отозвалась она хриплым шепотом.
Пупсер встал с кровати. Его трясло.
— Что вы делаете? — спросил он.
Из соседней комнаты послышался шорох платья. Даже сбитому с толку Пупсеру стало ясно: миссис Слони раздевается. Он подошел к двери и стал всматриваться в темноту.
— Ради Бога, — взмолился он. — Не надо. Миссис Слони выплыла из полумрака. Она была без блузки. Пупсер вылупился на бюстгальтер невозможного размера.
— Козленок, — сказала она. — Иди в кроватку. Стоишь, смотришь. Я стесняюсь.
Она легонько толкнула его, и он отлетел на кровать. Потом она опять вышла и захлопнула дверь. Пупсер сидел на кровати и весь дрожал. Внезапное появление миссис Слони в половине четвертого утра из мрака его сокровенных фантазий, появление во плоти, вселяло ужас. Что же делать? Кричать, вопить, звать на помощь? Не годится. Кто поверит, что это не он ее пригласил заняться с ним… Выгонят его. Конец карьере. Он опозорен. А тут еще презервативы в дымоходе. О Господи! Пупсер заплакал.
В соседней комнате миссис Слони сбросила лифчик и трусики. Было ужасно холодно. Она собиралась закрыть окно, но насторожилась. Снизу доносились негромкие хлопки. Она выглянула. Кухмистер носился по всему двору с какой-то палкой. Словно копьем, он пронзал ею презервативы. «Ему до утра работы хватит», — подумала довольная миссис Слони и захлопнула окно. Потом она зажгла газовую плиту. «В тепле одеваться приятней», — рассудила служанка и направилась в спальню. Пупсер забился в кровать и погасил свет.
«Не хочет меня смущать», — умилилась миссис Слони и забралась в постель. Пупсер отпрянул, но она этого даже не заметила, обхватила его и прижала к своим исполинским грудям. Пупсер истошно закричал, но ее губы нашли в темноте его губы. Пупсеру показалось, что он угодил в объятия огромного белого кита. И он отчаянно забарахтался, хватая ртом воздух, на мгновение появлялся на поверхности и снова проваливался в бездну.
***
Кухмистер вернулся из сторожки, вооруженный палкой от метлы с примотанной на конце булавкой. Он храбро бросался на вражеское войско, яростно нанося удары направо и налево. Ярость его только частично объяснялась тем, что пришлось работать всю ночь. Гораздо сильнее бесила его наглость сволочных пузырей. Кухмистер в свое время этими приспособлениями почти не пользовался. Он считал, что это «против естества», и причислял к вещам низшей социальной категории, наряду с такими штуками, как штиблеты с резинками и галстук-бабочка, который можно надевать, не завязывая. Настоящий джентльмен такое ни в жизнь не наденет. Но Кухмистера уязвляла не столько сословная неполноценность резинок, сколько подозрение, что присутствие целой армии таких огромных, таких надутых презервативов повредит репутации Покерхауса. Декан попусту тратил слова и время, когда предостерегал Кухмистера, что новость о нашествии резиновых паразитов не должна просочиться за пределы колледжа. Уж кому это лучше знать, как не ему. «Того и гляди станем посмешищем всего университета», — сокрушался он, пронзая особенно большой шар. Когда над Кембриджем стало светать. Кухмистер уже очистил новый двор. Один или два супостата ускользнули через стену в сад, но Кухмистер отправился и туда и принялся гоняться за ними с самодельной пикой. Весь двор был замусорен клочьями резины, на фоне снега их было почти не видно. «Подожду, пока еще чуть-чуть рассветет, и подберу, — бормотал Кухмистер, — а то сейчас не видать». Едва он нагнал в розовом саду маленький, но проворный презервативчик, как приглушенный грохот с вершины башни заставил его обернуться и посмотреть наверх. В старой трубе творилась что-то неладное. Она ходуном ходила. Кирпичная кладка вырисовывалась на фоне утреннего неба, и казалось, что она раздувается. Грохот прекратился, но за ним тут же последовал жуткий рев, из трубы вырвался огненный шар, на мгновение завис, пыхая пламенем, и взвился над колледжем. Труба завалилась набок и, ударившись о крышу башни, разлетелась на кусочки, со все растущим грохотом посыпалась кирпичная кладка, и здание постройки четырнадцатого века полностью лишилось фасада. Стало видно, что. творится в комнатах, полы прогнулись и перекосились. Кухмистер стоял, завороженный страшным зрелищем. Со второго этажа соскользнула кровать и упала на обломки. Столы и стулья последовали ее примеру. Слышались крики и вопли. Из всех дверей и окон, выходящих во двор, повалили люди. Но Кухмистер не обращал внимания на крики о помощи. Не до них. Он преследовал последние, самые упрямые презервативы. Как раз в это время из своей квартиры выскочил Ректор, облаченный в халат, и поспешил к месту происшествия. Пробегая мимо сада, он застал Кухмистера у рыбного садка, тот пытался загарпунить плавающий презерватив.
— Живо откройте главные ворота! — заорал Ректор.
— Еще не время, — лаконично ответил Кухмистер.
— Что значит еще не время? — не понимал Ректор. — Надо впустить врачей и пожарных.
— Нельзя пускать в колледж посторонних, пока я не подберу эту гадость. Не дело.
Ректор свирепо посмотрел на плавающий презерватив. Упрямство Кухмистера взбесило его.
— Там раненые, — взвыл он.
— Это понятно, — сохранял спокойствие Кухмистер. — Но нельзя забывать и о репутации колледжа.
Он наклонился к прудику и поразил пузырь. Сэр Богдер со всех ног бросился к месту происшествия. Кухмистер медленно пошел за ним.
— Никакого уважения к традициям, — печально покачал он головой.
— Какая вкусная требуха, — сказал Декан за обедом. — После судебного осмотра трупа и следствия у меня разыгрался аппетит.
— Все проведено очень тактично, — вступил в разговор Старший Тьютор.
— Должен признать, я ожидал, что вердикт будет менее великодушным. А самоубийство нам — тьфу. От этого еще никто не умирал.
— Самоубийство? — заорал Капеллан. — Я не ослышался? Кто-то сказал самоубийство?
Он оглядел присутствующих. — Об этом надо обстоятельно потолковать.
— Коронер уже все растолковал до тонкостей, — завопил ему в ухо Казначей.
— Скажите, какой молодец, — ответил Капеллан.
— Старший Тьютор как раз об этом и говорил, — пояснил Казначей.
— Как раз об этом? Очень интересно, — сказал Капеллан. — И как раз вовремя. В колледже уже несколько лет не было приличного самоубийства. Такая досада.
— Честно говоря, я не вижу ничего прискорбного в том, что самоубийства вышли из моды, — буркнул Казначей.
— Положу-ка я себе еще требухи, — вступил в разговор Декан. Капеллан откинулся на спинку стула и посмотрел на коллег поверх голов.
— В былые времена и недели не проходило, чтобы какой-нибудь бедняга не решался кончить счеты с жизнью. Когда я только-только стал здесь Капелланом, я уйму времени проводил на расследованиях. Вы только подумайте, было время, когда наш колледж называли Трупхаус.
— С тех пор все изменилось к лучшему, — сказал Казначей.
— Чепуха, — возразил Капеллан. — Падение числа самоубийств яснее ясного указывает на падение морали. Похоже, студенты более не испытывают угрызений совести, как это было в дни моей молодости.
— А может, это потому, что перешли на природный газ? — предположил Старший Тьютор.
— Природный газ? Ничего подобного, — вмешался Декан. — Я согласен с Капелланом. Упадок нравов чудовищный. С точки зрения нынешней молодежи все рассуждения о морали не стоят выеденного яйца.
— Яйца? — завопил Капеллан. — Всмятку, пожалуйста.
— Я просто хотел сказать… — начал Декан.
— Хорошо хоть, что никто не предположил, что юный Пупсер принимал наркотики, — перебил Казначей. — Полиция провела очень тщательное расследование, и, как вы знаете, ничего не обнаружила. Декан поднял брови.
— Ничего? — усомнился он. — Насколько я знаю, они изъяли целый мешок… мм… резиновых изделий.
— Я имел в виду наркотики, господин Декан. Вы же понимаете, встал вопрос, каковы мотивы. Полиция склонна думать, что Пупсер был охвачен противоестественным влечением.
— А я слышал, он был охвачен миссис Слони, — сказал Старший Тьютор. — Полагаю, что влечение к миссис Слони и впрямь можно назвать противоестественным. Поразительное отсутствие вкуса. Что до остального, должен признать, что пристрастие к надутым газом презервативам у меня в голове не укладывается.
— По данным полиции, их было двести пятьдесят штук, — уточнил Казначей.
— О вкусах не спорят, — сказал Декан. — Хотя мне лично представляется, что у этого прискорбного происшествия политическая подоплека. Совершенно ясно, что этот Пупсер был анархистом. В его комнате нашли много литературы левацкого толка.
