— По данным полиции, их было двести пятьдесят штук, — уточнил Казначей.
— О вкусах не спорят, — сказал Декан. — Хотя мне лично представляется, что у этого прискорбного происшествия политическая подоплека. Совершенно ясно, что этот Пупсер был анархистом. В его комнате нашли много литературы левацкого толка.
— Я так понял, он исследовал вопрос о хлебе из грубой ржаной муки, — сказал Казначей. — В Германии шестнадцатого века.
— Еще он принадлежал к ряду обществ, занимающихся подрывной деятельностью, — сообщил Декан.
— Разве ООН — подрывная организация? — запротестовал Казначей.
— А как же, — не уступал Декан. — Все политические общества занимаются подрывной деятельностью. Наверно, занимаются. По логике вещей. Не хотели бы что-нибудь подрывать — не создали бы организацию.
— Весьма странное рассуждение, — заметил Казначей. — Но тогда непонятно, при чем тут миссис Слони.
— Я склонен согласиться с Деканом, — сказал Старший Тьютор. — Чтобы лечь в постель с миссис Слони, надо или спятить, или проникнуться чувством долга перед обществом в извращенной форме. А запустить двести пятьдесят смертоносных презервативов в ничего не подозревающую Вселенную — признак фанатизма…
— С другой стороны, — возразил Казначей, — он ведь жаловался вам на свое… мм… увлечение этой милой дамой.
— Да, возможно, — признался Старший Тьютор, — хотя, по-моему, когда речь идет о миссис Слони, слово «милая» не подходит. Во всяком случае, я отправил его к Капеллану.
Все вопросительно посмотрели на Капеллана.
— Миссис Слони? Милая? — заорал он. — Еще какая милая. Чудесная женщина.
— Мы хотим узнать, намекал ли вам Пупсер относительно своих побуждений, — объяснил Казначей.
— Побуждений? — переспросил Капеллан. — Ясно как божий день. Старая добрая похоть.
— Так он, по-вашему, из-за похоти взорвался? — недоумевал Старший Тьютор.
— Ну да. Нельзя же вливать молодое вино в старые мехи, — сказал Капеллан.
Декан покачал головой.
— Бог с ними, с побуждениями, — сказал он. — Главное — Пупсер всех нас поставил в крайне неловкое положение. Как тут доказывать, что мы и без перемен прекрасно проживем, когда учащиеся такие фейерверки закатывают. Заседание общества Покерхауса отменили.
Преподаватели разинули рты.
— Но, как я понял, генерал согласился его созвать, — сказал Старший Тьютор. — Неужели он пошел на попятный?
— Оказалось, на него нельзя положиться, — мрачно промолвил Декан. — Сегодня утром он позвонил и сказал, что лучше подождать, пока уляжется пыль. Неудачная фраза, но что он имеет в виду, ясно каждому. Еще один скандал нам ни к чему.
— Проклятый Пупсер, — кинул в сердцах Старший Тьютор.
Преподаватели закончили трапезу молча.
***
Сэр Богдер и леди Мэри за омлетом тоже скорбили по покойнику, правда, более сдержанно, нежели члены Совета. Как и всегда в таком случае, трагедия воодушевила леди Мэри, а странные обстоятельства смерти Пупсера подхлестнули интерес к психологии.
— Видно, несчастный был фетишистом, — сказала она, очищая банан с хладнокровным интересом, который напомнил сэру Богдеру об их медовом месяце. — Ну прямо как — ты помнишь? — тот парнишка, который в уборной поезда завернулся в полиэтилен.
— Да, нечего сказать, выбрал местечко, — отозвался сэр Богдер, накладывая себе консервированной малины.
— Конечно, налицо проявление материнского комплекса, — продолжала леди Мэри. — А полиэтилен, очевидно, заменял плаценту.
Сэр Богдер отодвинул тарелку.
— Скажи еще, что бедняжка надувал презервативы, потому что завидовал мужчинам с большим членом, — хмыкнул он.
— Юноши этим не страдают, Богдер, — сурово поправила леди Мэри. — Только девушки.
— Да? Ну так, наверно, это служанка обзавидовалась. Ведь никто же не доказал, что это Пупсер забил дымоход презервативами. Добыл-то их он, это точно установлено. Но не исключено, что надула их миссис Слони и она же запустила вверх по трубе.
— Ах, да, я и про нее хотела — сказать, — вспомнила леди Мэри. — Декан очень нелестно отзывался о миссис Слони. Он, кажется, считает, что если у молодого человека был роман со служанкой, значит, он потерял рассудок. Ярчайший пример классовых предрассудков. Впрочем, я всегда считала Декана исключительным ничтожеством.
Сэр Богдер посмотрел на жену с нескрываемым восхищением. Ее противоречивость никогда не переставала удивлять его. Демократизм леди Мэри происходил от врожденного чувства превосходства, которое ничуть не уменьшилось даже после замужества. Временами он думал о том, что она согласилась отдать ему руку и сердце не без задней мысли. Уж не вздумала ли она таким образом щегольнуть своими либеральными взглядами? Он отмел мысли личного характера и подумал о последствиях смерти Пупсера.
— Теперь сладить с Деканом будет очень трудно, — сказал он задумчиво. — Он уже твердит, что всему виной сексуальная вседозволенность.
Леди Мэри фыркнула.
— Полная чушь, — бросила она неуверенно. — Если бы в колледже были женщины, такого бы никогда не случилось.
— А Декан считает, что как раз присутствие миссис Слони в комнате Пупсера и вызвало катастрофу.
— Декан, — в сердцах сказала леди Мэри, — закоренелый женоненавистник. Гибкая политика совместного обучения поможет избежать сексуального подавления, следствием которого и является фетишизм. Постарайся внушить это членам Совета на следующем заседании.
— Дорогая, — устало отозвался сэр Богдер. — Ты, кажется, не понимаешь всю трудность моего положения. Теперь я едва ли могу уйти в отставку. Это будет выглядеть так, будто я взял на себя ответственность за случившееся. К тому же у меня теперь появится забота посерьезнее — сбор средств на восстановление здания. Ремонт башни встанет в четверть миллиона.
Леди Мэри кинула на него строгий взгляд.
— Богдер, — сказала она. — Ты не должен сдаваться. Не поступайся принципами. Не бросай оружие.
— Оружие, дорогая?
— Оружие, Богдер, оружие.
В устах убежденной пацифистки такая метафора звучала по меньшей мере неуместно. А что касается оружия, то происшествие с Пупсером выбило из рук сэра Богдера последнее оружие.
— Не знаю, что и делать, — сказал он.
— Ну, прежде всего, распорядись, чтобы в колледже продавались презервативы.
— О чем, о чем?! — закричал сэр Богдер.
— О чем слышал, — огрызнулась его жена. — В уборной Кингз-колледжа даже торговый автомат стоит. И еще кое в каких колледжах. Весьма здравая предосторожность.
Ректор содрогнулся:
— В Кингз-колледже, говоришь? Ну, им полагаю, нужно. Еще бы: притон гомосексуализма.
— Богдер, — предупредила леди Мэри.
Сэр Богдер осекся на полуслове. Он знал, что думает жена по поводу гомосексуалистов. Она испытывала к ним не меньшее уважение, чем к лисам, а охоту на лис она порицала, мягко говоря, несдержанно.
— Я только хотел сказать, что Кингз-колледж их держит для определенной цели, — объяснил он.
— Я не думаю, что… — начала леди Мэри, но тут служанка-француженка внесла кофе.
— Так вот я говорю…
— Pas devant les domestiques[24], — перебила его жена.
— Да, да, — спохватился сэр Богдер. — Я только хотел сказать, что их держат pour encourager les avtres*.
Служанка вышла, и леди Мэри разлила кофе по чашкам.
— Кого это остальных? — спросила она.
— Остальных? — не понял сэр Богдер, который уже потерял нить разговора.
— Ты сказал, что Кингз-колледж установил торговые автоматы, чтобы подбить остальных.
— Точно. Я знаю, как ты относишься к гомосексуализму, но все хорошо в меру, — объявил он.
— Богдер, ты увиливаешь от ответа, — твердо сказала леди Мэри. — Я настаиваю, чтобы хоть раз в жизни ты сделал то, что обещаешь. Когда я вышла за тебя замуж, у тебя было столько светлых идеалов. Смотрю на тебя теперь и думаю, где же тот человек, за которого я вышла.
— Дорогая, кажется, ты забываешь, что всю жизнь я занимался политикой, — запротестовал сэр Богдер. — Поневоле научишься идти на компромисс. Прискорбно, но это факт. Если угодно, называй это крушением идеализма, но, по крайней мере, так было спасено немало человеческих жизней.
Он взял кофе, пощел в кабинет, угрюмо сел у огня и стал размышлять о собственном малодушии.
Когда-то он разделял увлеченность жены борьбой за социальную справедливость, но время притупило… или, скорее, так как леди Мэри с годами оставалась все такой же энергичной, не само время, а что-то еще притупило рвение — если рвение вообще можно притупить. И вдруг сэр Богдер поразился, что озабочен этим вопросом. Если не время, то что же? Неподатливость человеческой натуры. Полнейшая инерция англичан, которые свято чтят прошлое, которые гордятся своим упрямством. «Мы не выиграли войну, — думал сэр Богдер, — мы просто отказались ее проиграть». Воинственность разыгралась в нем с новой силой. Ректор схватил кочергу и стал со злостью ворочать в камине поленья, наблюдая, как искры летят в темноту. Будь он проклят, если позволит Декану себя провести. Не для того он всю жизнь занимал высокие посты, чтобы какой-то дряхлый профессоришка, пристрастившийся к портвейну, нарушил его планы. Он встал, налил себе крепкого виски и зашагал по комнате взад и вперед. Леди Мэри права. Торговый автомат — это шаг в правильном направлении. Утром он поговорит с Казначеем. Он выглянул в окно. У Казначея горел свет. Еще не поздно, может, зайти на огонек? Сэр Богдер допил виски, вышел в холл и надел пальто.
