– Ну, перенесите эту виллу, что ли. Это ваши проблемы – мы платим.
Долгое время сотрудники фирмы с кем-то созванивались, отправляли и принимали факсы, консультировались, советовались, наконец, сказали:
– Мы можем выполнить ваш заказ. Давайте ещё раз уточним детали.
– Давайте.
– Двухэтажная отдельная вилла.
– Так.
– В радиусе пяти километров ни одной живой души.
– Да.
– Шесть метров от берега.
– Да.
– Само собой, всякие прочие аксессуары: вид на пик Тенерифе, чайки…
– Стоп! Чайки? Он не любит, когда птицы шумят.
– Но это же природа, неотъемлемый атрибут отдыха на море.
– Атрибут, говорите? Ладно, чайки пусть будут. Только надо, чтобы они молчали и облетали виллу у берега справа налево, а с другой стороны летели слева направо в двух километрах от виллы.
– Но это же невозможно! Это же дикая природа!
– Дикая, не дикая – мы или платим, или не берём. Мы вам платим большие деньги, да ещё и за срочность добавляем.
– Ладно.
Проходит определённое время. На балюстраду отдельно стоящей виллы на Канарских островах выходит царь в трусах с короной на голове. Потягивается со сна, чешет волосатую грудь и смотрит вдаль. На песок ласково и скромно накатываются барашки лазурных волн, восходящее солнце золотит вершину пика Тенерифе, справа налево летают чайки с завязанными клювами.
– Эх! Природа. Красотища-то какая! Лепота! А мы всё: деньги, деньги! Правильно говорят – не в деньгах счастье.
У царя было трое сыновей. Они были во многом похожи на своего отца. Окончив среднюю школу, они отдыхали – нигде не работали и не учились. Правда, младший – Иван-царевич – пытался поступать в институт иностранных языков, но в школе учился слабовато, знания были слабые; вступительные экзамены сдал, но по конкурсу не прошёл. Можно, конечно, было учиться платно, но денег в царской казне было мало, да и царь опять собирался на Канары – ему деньги были нужнее. А пока что все сыновья ничем не занимались; драгоценное время, лучшие годы проходили зря. Царь бранил их, требовал, чтобы они занялись полезным для державы делом.
– Вот что ты вчера делал? – спрашивал он у старшего сына.
– Я, батюшка, вчера весь день провалялся с температурой. Тридцать шесть и шесть.
Они всё время по-прежнему проводили на охоте и на рыбалке. Придя домой, они во всех подробностях рассказывали о своих успехах, не забывая что-нибудь прибавить от себя. Сидя вечером на скамейке в царском саду с золотыми яблоками, они рассказывали свои истории.
– Поехал я давеча с друзьями на рыбалку, – рассказывал средний брат. – Приехали, шашлычок сделали, водочки выпили и забросили удочки. Через некоторое время у меня начало клевать. Я подсёк, начал тянуть; но что такое? Я к себе тяну, а оно к себе – уже в воду меня затащило, я уже захлёбываюсь. Хорошо, что кореша вовремя подоспели: ухватились за леску втроём, тянули-тянули – насилу вытащили. Оказался осётр, здоровенный – восемь метров.
– Ну, это уж ты врёшь.
– Да не вру, ей-богу. Сам измерял, пацаны измеряли – восемь метров.
– Не может быть, – усомнился старший брат, – я читал, осетры больше пяти метров не вырастают. Так что сочиняешь ты, урежь немного осетра-то.
– Ты что, не веришь? Точно восемь метров. Я за базар отвечаю.
– Да брехня это всё. Давайте лучше я расскажу, в какую историю попал я, – сказал старший брат.
– Пошёл я намедни на охоту, взял с собой канадскую комповушку – она бьёт наповал. Перешёл луг, вышел на дорогу и только зашёл в лесок – глядь, а из кустов высовывается оленья морда с огромными красивыми рогами. Я вскинул карабин и, не целясь, – бах! Олень свалился замертво, даже не дёрнулся. Вдруг из-за стога сена выходит егерь. Я опешил – что делать? Лицензии на отстрел у меня нет – будут неприятности. Я – бах в егеря; он свалился рядом с оленем. Я испугался, прислушался, не видел ли меня кто? Слышу в кустах шорох и возню. Я раздвинул кусты – вижу, там влюблённая парочка развлекается. Свидетели! Я – бах, бах – наповал. Стою и думаю – откуда они здесь? Раздвигаю кусты – вижу: на поляне палатки стоят, туристы отдыхают. Что делать? Я – бах, бах, бах! Всех пятерых замочил. Немного отдышался, успокоился, смотрю по сторонам. И вдруг… Ё-моё! Вижу – на луг сворачивает с дороги «Икарус», в нём туристы, человек пятьдесят! Все смотрят в окна и видят меня. Я прошу тебя, урежь осетра, а то я их всех порешу.
– А я вот вчера ходил на рыбалку, – сказал младший брат, – щуку вытащил, не поверите, двадцать килограмм.
– И где же она?
– Отпустил: всё равно никто не поверит.
Дома от скуки и безделья сыновья развлекались, как могли. Особенно горазд на выдумки был средний брат. Однажды после сытного обеда он сидел на террасе, качался в кресле-качалке, курил «Мальборо». У его ног лежала огромная овчарка кавказской национальности. Звали её Булат. Овчарка была злая, слушалась только хозяина и хорошо относилась только к нему. Сыну было скучно, он лениво покачивался в кресле и думал, чем бы развлечься.
– Ерофеич, подойди ко мне, – позвал он садовника, работающего неподалёку.
– Я слушаю вас, барин, – сказал подошедший Ерофеич.
– Ерофеич, наступи Булату на хвост.
– Что вы, барин! – испугался Ерофеич. – Он меня съест.
Он хорошо знал крутой нрав овчарки.
– Да ты что, Ерофеич? Булат добрый, он всех наших любит. Не бойся.
Ерофеич был взволнован, напуган, отказывался, умолял барина.
– Ерофеич, если ты не сделаешь, что я прошу, ты больше у нас не работаешь.
– Барин, не погубите, я же служил вам верой и правдой; Булат точно меня покалечит, я его знаю.
– Да не бойся, что ты скулишь? Булат тебя любит.
Никакие просьбы и мольбы не помогали – барин был непреклонен. Ерофеич, дрожащий от страха, наступил Булату на хвост и наивно попытался спастись бегством. Булат молнией метнулся вслед за Ерофеичем, в один прыжок его настиг, вцепился острыми зубами в зад и начал отрывать кусок за куском. Ерофеич истошно вопил. Барин, лениво покачиваясь в кресле, сонно произнес:
– Да, Ерофеич, не любит тебя Булат.
Так они жили и развлекались от скуки. Но, надо правду сказать, они сначала пытались заняться полезным делом. Нужно было зарабатывать хоть какие-то деньги. Отец – царь-батюшка – часто пенял им, выговаривал за безделье, тунеядство, бесцельные и бесполезные траты денег: казна быстро пустела. В трудные девяностые, когда все подались в коммерцию, они тоже пытались что-то где-то покупать, перепродавать, обманывать, вовлекая народ в сомнительные азартные игры типа «напёрстков». Но у них ничего не получалось: надо было крутиться, вертеться или хотя бы поворачиваться. Они этого не умели и не хотели, и средств для начала своего бизнеса не было. Однажды такой же начинающий бизнесмен предложил старшему сыну:
– Купи у меня вагон мармелада.
– Хорошо, давай.
Договорились, и первый пошёл искать, где украсть вагон мармелада, а второй – где украсть деньги.
Ничего не получилось. Услышав однажды от Лёни Голубкова про Мавроди и его пирамиду, братья захотели заработать лёгкие деньги. Но всё же прежде они решили посоветоваться с царским казначеем – дипломированным экономистом.
– Скажи-ка, братец, слышал ли ты про «Эм– эм-эм»?
– Не эм-эм-эм, а ме-ме-ме, – ответил казначей, – на это бараны охотнее отзываются.
Царевичи намёк поняли и связываться с пирамидой не стали.
Царь-батюшка, видя, что старший сын пытается что-то предпринимать, возлагал на него какие-то, хоть и слабые, надежды, стремился помочь ему. Он купил сыну «Москвич» для разных коммерческих нужд и поездок. Новый. Почти. Сын годился автомобилем, постоянно хвалился им своим знакомым.
– Какого цвета у тебя машина? – спрашивали его.
– Ты видел догорающий закат?
– Видел.
– Красиво?
– Красиво.
– Так вот такая же, только зелёная.
Автомобиль значительно облегчил жизнь не только старшему сыну, но и его братьям. Теперь на рыбалку и охоту было ездить удобнее. Старший сын разъезжал по своей стране, дома катался с девочками, ездил даже за границу. Съездил за границу один раз, больше не захотел. Для начала он решил поехать в Среднюю Азию. На дороге в Узбекистане его остановил постовой.
– Здравствуй, дорогой, ты правила нарушил, нехорошо это. Вот тебе бумага, пиши объяснение на узбекском языке!
Царевич начал оправдываться:
– Слушай, командир, я ехал аккуратно, ничего не нарушал. А по-узбекски я ни писать, ни говорить не умею!
– Ничего не знаю, – твердит постовой, – пиши объяснение на узбекском – так положено.
Царевич понял, к чему он клонит, вложил в бумагу крупную купюру и отдал постовому.
Тот посмотрел и весело говорит:
– Э! Молодец! Говорил, что по-узбекски не понимаешь, а половину уже написал!
Так же написал царевич и другую половину. Постовой отпустил его с миром.
Царю-батюшке надоела праздная жизнь его сыновей, бестолковое разбазаривание ими казны. И однажды, стукнув кулаком по столу, он сказал:
