— По… похоже на д… дождь, — пробормотал робкий малый, прижимаясь к стене.
— Очень кстати, — сказала Катрина. — Немножко воды никогда не может повредить.
В задней комнате Рили и Мак-Кирк трудились, как бородатые ведьмы, над своими странными смесями. Они слили в большой стеклянный сосуд напитки из пятидесяти различных бутылок, взяв из каждой количество согласно вычислениям Рили, и теперь взбалтывали все это вместе. Затем Мак-Кирк выльет всю бурду с мрачным кощунством в помойку, и они начнут сначала.
— Присядьте, — сказал Кону Рили. — Я вам скажу, в чем дело. Прошлым летом мы с Тимом решили, что открыть американский бар в Никарагуа будет выгодным делом. Там есть город на берегу, в котором нечего жрать, кроме хинина, и нечего пить, кроме рома. Туземцы и иностранцы ложатся спать с простудой и просыпаются с горячкой. Хорошая американская смесь — лучшее природное средство для таких тропических недугов. Мы приобрели в Нью-Йорке изрядную партию питейных товаров, все оборудование для бара и стекло и отправились на пароходе в эту самую Санта-Пальму. Дорогой мы с Тимом смотрели летающих рыб, играли с капитаном и слугой в «семь сбоку» и вообще считали уже себя королями виски-сода на тропике Козерога. Когда мы находились в пяти часах хода от страны, в которой мы собирались проповедовать запой и опохмеление, капитан позвал нас вдруг на мостик. Он что-то вспомнил.
— Я забыл предупредить вас, ребята, — говорит он, — что в Никарагуа с прошлого месяца установлена новая ввозная пошлина: сорок восемь процентов ad valorem со всех товаров в закупоренных бутылках. Дело вышло из-за того, что ихний президент принял по ошибке средство для укрепления волос из Цинцинати за соевый соус к бифштексу, и оно подействовало. Напитки в бочках свободны от пошлин.
— Жаль, что вы раньше не сообщили нам об этом, — сказали мы.
Что было делать? Мы купили у капитана две бочки, вместимостью по сорок два галлона, раскупорили все бутылки и вылили содержимое их в эти бочки. Эти сорок восемь процентов нас разорили бы. Мы и решили попытать счастья и сделать лучше на тысячу двести долларов коктейль, чем побросать за борт все бутылки. По приезде мы открыли одну из бочек. Смесь оказалась душераздирающей. Цветом она напоминала гороховый суп, а вкусом — один из этих кофейных суррогатов, которые вам дает ваша тетя, когда вы продуетесь и жалуетесь на сердце. Мы дали одному негру попробовать рюмочку, так он лежал три дня под кокосовой пальмой, колотил пятками по песку и даже отказался подписать благодарственный отзыв.
Зато другая бочка… Скажите, бармен, приходилось вам когда-нибудь надеть соломенную шляпу с желтой лентой и подняться на воздушном шаре с хорошенькой девушкой, имея при этом в кармане восемь миллионов долларов на мелкие расходы? Вы бы испытали нечто подобное, выпив тридцать капель этой смеси. Проглотив полрюмки, вы просто закрыли бы лицо руками, и плакали бы, и обливались бы слезами, и кричали бы, что разнесчастный вы человек, потому что некому дать по морде в этом мире, кроме паршивого какого-то Джима Джеффри. Да, сэр, смесь во второй бочке оказалась дистиллированным эликсиром борьбы, богатства и высокого полета. Цвета она была как золото, прозрачная как стекло, и сияла она, после захода солнца, словно солнце село в нее. Тысяча лет пройдет, пока вы снова получите такой напиток в баре.
Итак, мы начали дело с одним лишь сортом напитка, и этого оказалось достаточно. Разноцветная аристократия этой страны прилипла к нему, как пчелы к меду. Если бы наша бочка не иссякла, эта страна стала бы величайшей на земле. Когда мы открывали утром торговлю, у дверей стояла очередь длиной в целый квартал, состоявшая из генералов, полковников, экс-президентов и революционеров. Мы начали с пятидесяти центов серебром за стаканчик. Последние десять галлонов легко прошли по пять долларов за глоток. Это была замечательная смесь. Она придавала мужчине мужество, честолюбие и энергию для достижений. Выпив полбочки, Никарагуа отказалась от уплаты национального долга, отменила пошлину с папирос и собиралась уже объявить войну Англии и Соединенным Штатам.
Мы случайно открыли этого короля всех спиртных напитков, и будет большое счастье, если мы снова нападем на него. Мы делаем опыты уже десять месяцев. Маленькими дозами мы смешали уже, слава тебе, тетерев, целые бочки всех зловредных специй, известных в кабацкой науке. Мы могли бы заполнить десять баров всеми виски, водками, джинами, наливками, настойками и винами, которые мы с Тимом потратили даром. Подумайте! Такой божественный напиток — и пропал для людей. Это прямо бедствие и потеря денег. Соединенные Штаты, как нация, приветствовали бы такой напиток и платили бы за него.
Все это время Мак-Кирк тщательно вымерял и смешивал небольшие дозы разнородных спиртных напитков, следуя последним предписаниям Рили. Полученная смесь оказалась дрянного пятнисто-шоколадного цвета. Мак-Кирк попробовал ее и вылил с соответствующим эпитетом в помойное ведро.
— Это странная история, даже если это правда, — сказал Кон. — Ну, я пойду ужинать.
— Выпейте чего-нибудь крепенького, — предложил Рили, — у нас имеется все что угодно, кроме утерянной смеси.
— Я не пью, — сказал Кон, — ничего, кроме воды. Я только что встретил мисс Катрину на лестнице. Она сказала верное слово. «Немножко воды, — сказала она, — никогда не может повредить».
Когда Кон ушел, Рили чуть не сбил с ног Мак-Кирка, ударив его по спине.
— Ты слышал? — воскликнул он. — Мы дураки! Шесть дюжин воды аполлинарис, которые были у нас на пароходе, — ты сам их откупорил, — в какую бочку ты влил их, глупая твоя голова?
— Я думаю, — медленно сказал Мак-Кирк, — я влил их во вторую бочку на которой сбоку была приклеена синяя бумажка.
— Эврика! — закричал Рили. — Вот чего нам недоставало! В воде-то и был весь секрет! Все остальное мы проделали правильно. Скорей, ты, чучело! Тащи сюда две бутылки аполлинариса из бара; я сейчас вычислю на бумажке пропорцию.
Час спустя после ужина Кон подходил к кафе Кинели. Так усердные служащие, под влиянием какого-то таинственного притяжения, бывают влекомы в час досуга поближе к месту своей работы.
Полицейская карета стояла у дверей. Трое дюжих полисменов отчасти подсаживали, отчасти вталкивали в нее Рили и Мак-Кирка. Их физиономии были покрыты синяками и кровоподтеками — следами кровавого и жестокого конфликта. Тем не менее они испускали странные крики радости и торжества и направляли на полисменов остатки своего воинственного безумия.
— Начали вдруг драться в своей комнате, — объяснил Кону Кинели. — Все переломали почти дочиста. Но они хорошие парни: за все заплатят. Хотели изобрести какой-то новый коктейль. Вероятно, завтра утром придут как ни в чем не бывало.
Кон отправился в заднюю комнату, чтобы осмотреть поле битвы. Когда он проходил через коридор, Катрина как раз спускалась с лестницы.
— Еще раз добрый вечер, мистер Лэнтри, — сказала она. — Какие у вас еще новости о погоде?
— Все еще соб… бирается д… дождь… — сказал Кон и проскользнул мимо нее с краской на гладких бледных щеках.
Рили и Мак-Кирк действительно дали великий и дружеский бой. Повсюду валялись разбитые бутылки и стаканы. В комнате стояли алкогольные пары; пол был покрыт лужами спирта.
На столе стоял измерительный стакан в тридцать две унции. На дне его были еще ложки две жидкости — блестящей золотой влаги, которая словно заперла солнечные лучи в своей золотистой глубине. Кон понюхал ее. Попробовал. Выпил.
Когда он проходил опять через коридор, Катрина как раз поднималась по лестнице.
— Ничего новенького, мистерр Лэнтри? — спросила она со своим дразнящим смехом.
Кон поднял ее с пола за талию и удержал в этом положении.
— Последняя новость, — сказал он, — это то, что я вас люблю.
— Отпустите меня, сэр! — закричала она с возмущением… — О, Кон! Где вы набрались наконец храбрости сказать мне это?
Перевод Е. Коротковой
Гарлем.
Миссис Финк на минутку зашла к миссис Кэссиди, живущей этажом ниже.
— Красотища, да? — спросила миссис Кэссиди.
Она горделиво повернулась к подруге, чтобы та могла получше разглядеть ее лицо. Обведенный огромным зеленовато-пурпурным синяком глаз заплыл и превратился в узенькую щелку. Расквашенная губа немного кровоточила, на шее с обеих сторон багровели следы пальцев.
— Мой муж никогда бы себе не позволил так поступить со мной, — сказала миссис Финк, скрывая зависть.
— А я не вышла бы за человека, который бы не колотил меня хоть раз в неделю, — объявила миссис Кэссиди. — Ведь не пустое же я место, как-никак жена. Да уж, ту порцию, что он мне вчера вкатил, никак не назовешь гомеопатической дозой. У меня до сих пор искры из глаз сыплются. Зато теперь он до конца недели будет ублажать меня. Этакий фонарь не обойдется ему дешевле шелковой блузки, а в придачу пусть еще и по театрам меня поводит.
