Ознакомительная версия.
– Три часа?.. – недоверчиво нахмурился отряг. – А по-моему, больше… Темнеет, вон… уже…
– Темнеет?! – задетый за живое – свою способность мага чувствовать время – надулся Адалет. – Да какое это такое «темнеет»?! К твоему сведению, мы еще до обеда не до…
– Запад…
Раздраженно надувая щеки, волшебник дернул головой в указанном направлении и замер.
С запада, как и заметил Олаф, сквозь стремительно редеющий туман на них надвигалась ночь.
* * *
Продавцы наспех вылепленных фигурок великолепной четверки, шариков из бычьих пузырей, раскрашенных патриотично в цвета багинотского стяга, флажков, раскрашенных под цвет шаров, деревянных мечей и витых из прутьев посохов, надувных топоров, значков с пугающими бандитскими физиономиями героев, еле теплых пирожков, подтаявшего мороженого и горячих прохладительных напитков[25] сновали по толпе, собравшейся для торжественной встречи победителей, как окуни меж камышин.
Фигурки бойко расходились по одному кронеру, атрибуты героев – по два, еда – по пол-кронера за два пирожка, по столько же – за одно маленькое мороженое. Предприимчивые предприниматели, предпринявшие предприятие, преприятно прищурившись, просчитывали предсказанные прибыли.[26]
– Едут, едут!!!..
Особо глазастый мальчишка в переднем ряду ожидающих восторженно подскочил, словно пытаясь выпрыгнуть из собственных коротеньких штанишек, заполошно тыкая пальцем в заклубившийся вдруг, как пар над кастрюлей, туман. Труппа музыкантов багинотского цирка, доселе мирно травившая анекдоты под навесом на пригорке, как один заняла положение по штатному расписанию и вскинула инструменты наизготовку.
– Едут!.. – легкой волнительной рябью прокатилось по морю багинотцев, не столько благодарных, сколько любопытных и падких до зрелищ и сувениров.
– Едут! – приподнялся на своем походном раскладном троне, водруженном на компактный переносной помост Август Второй, вытягивая тонкую, закутанную в кружева, шею.
Другой команды музыкантам не потребовалось. Краснощекий дирижер взмахнул величаво пальмообразным бунчуком со страусовыми перьями, и загрохотали, зазвенели наперебой дробной россыпью полные грома ударные, радостно заголосили трубы, взлетела певучим кружевом к пасмурному небу витая мелодия струнных… Король торопливо выхватил из кармана скомканную шпаргалку, дунул в золотой рупор, пробормотал «раз-раз-раз» и, перекрывая плещущий задором и весельем оркестр, помпезно объявил:
– Внимание, речь!!!
Толпа погомонила еще с полминуты и неохотно притихла.
Монарх удовлетворено кивнул.
– Возлюбленный мной народ Багинота! Верные подданные мои! Сейчас вы станете свидетелями эпохального события – узреете триумфальное возвращение со славной победой над мерзким порождением тумана наших дорогих наемных воинов, могучих героев, обошедшихся нам в умопомрачительную сумму, бесстрашных и хорошо оплачиваемых защитников и спасителей багинотского образа жизни! Как изрек однажды по такому поводу наша ум, честь и совесть, наша гордость и отвага, короче, наше всё – Бруно Багинотский…
Увы, что имел заметить на эту тему фонтанирующий изречениями на все случаи жизни великий молчальник – кумир очень маленькой, но денежной страны, осталось неизвестным широкой публике. Потому что именно в этот момент из как будто поредевшей пелены тумана сносящим с ног галопом вылетел сначала мерин Адалета с притороченным к седлу, но медленно соскальзывающим конунгом наперевес, потом сам Адалет, а за ними – Серафима и Иван. Замыкала колонну запыхавшаяся, ощетинившаяся всем арсеналом отряда кобыла с проводником, прилипшим подобно шестиногому семируку к ее взмыленной шее.
Глаза его были плотно закрыты.
Возлюбленные подданные ахнули и откатились предусмотрительной волной с дороги несущейся как горный обвал конно-пешей кавалькады, оставляя после себя шапки, мороженое, собак и детей. Его же величество – в силу ли убежденной веры во всемогущество иноземцев, или по причине наследственной болезни всех монархов – инерции мышления и восприятия окружающей действительности – упрямо пытался продолжить приветственный спич.
– …Как я сказал, то есть, не я, а наш уникальный Бруно Баги…
И тут стена тумана лопнула еще раз – черной кипенью, затхлым холодом и гнилостным смрадом – и на свет божий вымахнуло нечто, по форме и консистенции больше всего напоминающее облитую смолой сахарную вату, а по размеру – дворцовый каретный сарай.
Оркестр сбился с «парада-алле» и принялся играть «какофония до-минор-галоп». Зеваки от ленивого отступления в одно мгновенье перешли к бодрому спринту.[27] Король откусил и почти успешно попробовал проглотить раструб рупора. Кабинет министров в полном составе забился под помост размером с просторную собачью будку и тут же возмущенно загомонил, пытаясь разобраться, кто чьей ногой наступил кому на чье дворянское достоинство…
– Бегите, Хель вас раздери!!!.. – долетело с мерина давно запоздалое предупреждение, не нашедшее ни единого адресата,[28] и черная смоляная туча, трепеща плотоядно длинными щупальцами, как черная комета понеслась к месту несостоявшегося торжества, золотому помосту, жалкому, беспомощному, замершему в попытке спрятаться за надкусанным рупором монарху…
Не увидев – спинами почуяв неладное, Адалет, Иван и Сенька затормозили у оркестрового навеса, оставляя глубокие борозды в утоптанной земле, развернулись и опрометью кинулись на выручку недальновидному самовлюбленному и очень глупому королю.
Усталый маг споткнулся на ходу о брошенный кем-то костыль, потерял равновесие, в последний момент был подхвачен Иванушкой, и неожиданно ощутил – сразу и всё – как долго он скакал, бродил, носился и воевал этим утром, а также сколько ему лет, и как давно он не был в отпуске, настоящем, славном, хорошем отпуске длиной лет в сто-двести…
– Быстрей!!! – яростно и непререкаемо рванула его за рукав Сенька, и старый волшебник со стоном встрепенулся, мучительно собрал в пухлый кулачок остатки воли, магии и упрямства, и вскинул посох, выпуская наугад огненный шар…
Нет, не шар.
Бледно-розовый, едва теплый клубок размером с дешевое яблоко.
Нежно свистя, сморщенный комочек цвета молодого поросенка дотянул до помоста, на излете ударился в спинку трона, повалил его и рассыпался безвредными искрами.
Дрожащие в предвкушении королевской трапезы нити наткнулись на позолоченное дерево, отдернулись, и зашарили сердито в поисках пропавшего обеда.
Лукоморцы ахнули и удвоили прыть, волоча за обе руки почти не сопротивляющегося чародея к месту последнего противостояния.
– Успеем!
– Не успеем!
– Успеем!
Трон отлетел в сторону, как оторванная половинка раковины устрицы, и к бездвижному бледному венценосцу ласково протянулись тонкие щупальца.
– Не успеем!!!..
Адалет жалобно замычал, зажмурился, посох в его руках завибрировал, вспыхнул слепящим белым светом…
Дунул ветер. Застигнутые врасплох облака на небе метнулись в разные стороны, выпуская из своего пушистого плена заскучавшее солнце… И вдруг тварь над королем визгливо вздохнула, надулась, задрожала, стала разъезжаться на клочья, как сгнившая тряпка и, наконец, взорвалась зловонным вихрем рваных сажных хлопьев.
Замершая в отдаленной безопасности толпа вскипела овациями и, несвязно, но весело вопя, ринулась назад.
– Ура чародею!!!..
– Ура колдуну!!!..
– Ура героям!!!..
– А им-то за что?!..
– За компанию!!!..
– Да здравствует!!!..
– Победа!!!..
– Мы ее одолели!!!..
– Нет, мы!!!..
– Сам дурак!!!..
– Холодные пирожки!!!..
– Горячее мороженое!!!..
– Фигурки мага!!! Настоящие фигурки мага!!! Даром!!! За так!!! За спасибо!!! Всего за десять кронеров!!!..
И только четверка бледных от пережитого героев заметила, что белесая стена тумана в том месте, откуда выскочила и попала под солнечные лучи вторая тварь, снова необъяснимо потемнела и стала мутно-серой.
* * *
Маг-хранитель, заложив одну руку за спину и сжимая в другой подаренный каким-то торговцем от чистого сердца пирожок со сливовым повидлом,[29] гневно метался по опочивальне его величества, звонко топоча подкованными сапожками по мраморным плитам пола даже сквозь ковер.
Сенька, Иван и Олаф сидели у окна за накрытым столиком с золотыми гербами по белому лакированному фону и за обе щеки дегустировали дворцовую кухню,[30] стараясь не смотреть в расположившееся напротив них зеркало в человеческий рост, дабы лицезрением своих замурзанных личностей не портить самим себе же аппетит. Сам Август Второй, наряженный в шелковую ночную сорочку цвета растаявшего мороженого и такой же колпак, отлеживался от пережитого ужаса и временного паралича, в изнеможении откинувшись на взбитые, как сливки на клубнике, подушки.
Ознакомительная версия.
