Теперь надо было подумать, какой национальности будет девочка.
— Она, — сказал Сталин, — не должна быть грузинкой, потому что те же враги могут истолковать это как национализм.
С другой стороны, Сталин несколько недолюбливал грузин, остальных он просто не любил, а грузин лишь недолюбливал.
Отказавшись от грузин, Сталин отказался от остальных кавказцев, чтобы грузинам не было обидно.
Сибирь тоже отпадала, чтобы враги не обвинили Сталина в великодержавном шовинизме.
После этого невозможно было заикаться о белорусах и украинцах, чтобы не оскорблять русских.
Оставалась Средняя Азия. Казахи отпали сразу, поскольку Сталин вообще подумывал, а не стереть ли этих казахов с лица земли. Странные они какие-то. Из остальных среднеазиатских республик Сталин запомнил только Узбекистан; Таджикистан, Киргизия и Туркмения как-то выпали из сталинской памяти в тот момент. Сталин предъявлял к этой девочке вполне определенные требования.
Значит, девочка должна быть узбечкой. Она, естественно, должна быть из простой крестьянской семьи декханина. Должна быть отличницей, симпатичной на вид и рекордсменкой.
В лагерь под Ташкентом стали свозить со всего Узбекистана девочек двенадцати лет. Нужную долго найти не удавалось. Либо не отличница, либо в роду были баи, либо некрасивая, либо не узбечка.
Наконец нашли одну умницу, красавицу, отличницу, но не рекордистку.
Ее научили собирать хлопок. И через месяц она, по сводкам, собирала столько хлопка, сколько не могли бы собрать два передовых колхоза.
Ее звали Мухабат.
В НКВД стали поступать письма, в которых указывалось, что в роду Мухабат были и баи, и басмачи. Когда басмачей стало больше, чем населения Узбекистана, доброжелателей нашли и расстреляли.
Заодно посадили и родителей Мухабат на всякий случай, чтобы они в будущем что-либо не выкинули. Но кто-то сообразил, что теперь Мухабат — дочь репрессированных, и родителей тут же выпустили и наградили.
Наконец девочку представили Сталину… Он долго смотрел на нее, потом взял за ухо. Подержал ухо в руке и спросил:
— А ты по-русски понимаешь?
— Да, — сказала Мухабат.
— Молодец, — сказал Сталин.
Он мучительно думал, о чем еще спросить девочку, но придумать никак не мог.
"И зачем это все нужно, — подумал Сталин, — девочка, цветы? И так ведь все боготворят".
Но Сталин был "железный" человек, и все свои действия подчинял служению революции, а именно укреплению своей личной власти. Сталин отлично понимал, что, потерпев в течение нескольких минут девочку возле себя, он тем самым вызовет новый прилив всенародной любви, и поэтому шел на жертвы. Сделав нечеловеческое усилие воли, он спросил:
— Скажи, как тебя зовут, Мухабат?
— Мухабат, — ответила Мухабат.
— Правильно, — сказал Сталин и задумался.
Он вдруг вспомнил, что у него есть дочка такого же примерно возраста, и есть смысл, чтобы она вынесла ему цветы. И надежнее, и приятнее. Но враги могли обвинить его в семейственности, и Сталин отогнал от себя эту политически невыдержанную мысль.
Он еще немного подумал и спросил:
— Хочешь посидеть на коленях у товарища Сталина?
Девочка была непосредственной настолько, что даже не робела в присутствии вождя мирового пролетариата. Она уселась на колени к "отцу народов" и так как привыкла крутить нос своему отцу, одной рукой обняла дедушку Сталина за шею, а другой стала накручивать довольно большой, рябой и маслянистый нос Иосифа Виссарионовича.
Сталину такая фамильярность юной хлопкоробки не очень понравилась, но неудобно было перед подчиненными сбрасывать девочку с колен.
"Экая гадина", — подумал Сталин и улыбнулся девочке, обнажив желтые зубы.
Сталин глянул своим желтым в крапинку глазом в сторону секретаря, и тот, моментально учуяв смертельную опасность, сказал:
— Пойдем, девочка, Иосиф Виссарионович должен еще работать.
— Да, девочка, иди, — попрощался Сталин и, когда она ушла, отряхнул после нее свой мундир так, будто он запылился, и пошел мыть руки.
Теперь Сталин был занят еще одной проблемой. Суть ее была вот в чем. Девочка поднесет цветы, Сталин возьмет ее на руки. Иначе ее никто не увидит на трибуне. И что же, он так и будет стоять и держать ее на руках?
И сколько держать? Сразу не сбросишь, надо чтобы как можно больше народу увидели ребенка в объятиях вождя.
Дано было задание, и целый научно-исследовательский институт, отложив разработку нового отечественного линкора, стал создавать специальное устройство — мухабатодержатель. Получилась жесткая конструкция, позволяющая девочке вроде бы сидеть на руках у Сталина, и в то же время вождь не прилагал к этому ни малейших усилий. При этом конструкция с Красной площади была практически не видна.
Устройство сделали досрочно, и всю бригаду разработчиков наградили Сталинской премией и сослали в лагеря, чтобы не было утечки информации.
Два заседания Политбюро были посвящены вопросу, какие цветы выносить на трибуну Мавзолея. Сначала решили, что Сталину Мухабат вынесет розы, а остальным членам другие дети преподнесут тюльпаны.
Но к следующему заседанию Сталину стало известно, что у роз бывают шипы. И все второе заседание Сталин выяснял, кто же это додумался сделать такое предложение.
Оказалось, розы предложил Буденный, он вовремя сориентировался и сказал, что имел в виду шипы на розах сбрить.
Встал было вопрос вырастить к празднику розы без шипов, но потом Сталин решил: "Пусть будут мне тюльпаны, а вам розы". Он где-то слышал, что есть голландские тюльпаны, но случайно оговорился и сказал:
— Пусть мне дарят монгольские тюльпаны.
И пришлось еще долгие годы возить тюльпаны из Голландии в Монголию, а уж потом из Монголии в Москву. Зато на этом деле два монгола получили по ордену Трудового Красного Знамени, а тридцать расстреляли.
Но вот пришел наконец праздник, и все правительство выстроилось на трибуне, а дети понесли цветы вождям.
Мухабат, которая перед этим всю ночь репетировала, ловко взобралась на сиденье, обняла левой рукой вождя за шею и только хотела по привычке ухватиться правой за рябой нос, как большой друг детворы, улыбаясь, сказал сквозь зубы:
— Если схватишь за нос — расстреляю, а всех узбеков запишу евреями и сошлю в Биробиджан.
Девочка, хоть и была маленькой, но сообразила, чем дело пахнет, отдернула руку и сидела молча.
Сталин улыбался, махал рукой народу, а другой обнимал хрупкое тельце Мухабат. Это продолжалось минут сорок, и где-то на тридцатой минуте Сталин вдруг ощутил, что обнимать девочку приятно. Под рукой было теплое, пусть детское, но тело.
Какие-то воспоминания закружились в голове у продолжателя дела Ленина, и он спросил Мухабат:
— Любишь дедушку Сталина?
— Очень, — сказала Мухабат.
— То-то же, — сказал Сталин.
После парада Сталин разрешил Мухабат посидеть у себя на коленях и угощал ее конфетами, специально для этого случая сделанными на фабрике "Рот-Фронт".
Девочка была даже приятна Сталину. От нее пахло каким-то незнакомым Сталину запахом, скорее всего, хлопком.
— Как тебя зовут, Мухабат? — пошутил Сталин.
— Мухабат, — сказала Мухабат.
Затем Сталин повел девочку за руку и показал ей Ленина.
Они постояли возле мумии. И Сталин вдруг спросил Мухабат:
— А ты знаешь, от чего умер дедушка Ленин?
— От болезни, — сказала Мухабат.
— Нет, — сказал Сталин, — он умер оттого, что недостаточно хорошо понимал марксизм-ленинизм. — Подумал и добавил: — Он умер оттого, что не мог жить.
Расставаясь, Сталин подарил Мухабат целую коробку шоколадных конфет.
— Бери, — сказал Сталин, — у меня еще две коробки остались. Одну сам съем, другую подарю Максиму Горькому, чтобы ему слаще жилось.
Вот так Мухабат стала ежегодно выносить Сталину цветы. И чем становилась старше, тем приятнее и приятнее было Сталину держать ее у себя на руках.
А через несколько лет, когда девочка стала уже девушкой, один из помощников Сталина сказал:
— Иосиф Виссарионович, вам не тяжело ее на руках держать, ведь она уже скоро в институт будет поступать?
Сталин расстрелял помощника, однако приказал, чтобы Мухабат ему больше цветы не выносила.
И это было политически правильное решение.
Как проводили коллективизацию
Однажды грузин Сталин поручил еврею Кагановичу провести коллективизацию в русском селе.
Каганович пригорюнился и пошел советоваться с братом.
Брат Кагановича сказал:
— Лазарь, зачем тебе это нужно? Ты в сельском хозяйстве ничего не понимаешь, тем более ты еврей, а должен заниматься этим в русском селе. Лучше займись метро, это под землей, и никто не увидит, что ты там делаешь.
