— Та шо ж такое? Как же так? — Чуть не плача, приговаривает тетя Маня, растерянно осматривая свою испорченную ценность.
— Ну, вот — говорю я. — Твердый, однако, негр попался!
— Да какой, к черту, негр???
— Ну, вы же сами мне сказали, что вы ударили этой клавишей негра, который хотел вас зарезать и забрать эту клавишу. Вы его ударили так, что он упал. Естественно, клавиша тоже получила удар.
Тетя Маня в сильном волнении ёрзает на своём стуле.
— Да, нет, я его не сильно ударила...
— Как не сильно? Если даже нож проткнул коробку? Это ж может быть...
— Ну, в принципе, да...— неохотно соглашается она.
— Ну, вы не переживайте так, все нормально, — бодрым тоном успокаиваю я её. — В принципе, это все можно отремонтировать при желании. Я не думаю, чтобы это стоило больше, чем 500—600 рублей.
У неё совершенно округляются глаза при такой сумме неизбежных потерь. Тут вдруг опять подает голос дядя Шурик:
— 500—600 рублей???
— 500—600!!! — уверенно подтверждаю я.
— Да, это много... А сколько же тогда остается?
— Ну, тогда... Полторы минус шестьсот, получается девятьсот.
— Девятьсот....девятьсот...девятьсот... — задумчиво бормочет тетя Маня. — ...Ну, девятьсот, так девятьсот! — одним духом выпаливает она, будто прыгая в ледяную прорубь.
Я, впрочем, гну свою линию дальше. Это же еще не предел. Пари с самим собой заключено, контракт подписан, и отступать некуда...
— Только, понимаете, что: я должен еще хорошенько посмотреть. А может, это рублей 700 будет стоить. Ремонт — это же такое дело... Кому она нужна вообще, если там всего 7 нот играет?! Из 3—х октав — одна!
— Ну, хорошо...
— Или, знаете, что?! А если ее вообще не отремонтируют? Вы же знаете, что такое наши мастера... Наши мастера — это же ужас какой-то! Они только влезут руками — она еще вообще поломается. А уж если ее не отремонтируют — он же ее выкинет, он же не сможет играть! Это все равно, что баян порезать пополам: левая половина есть, а правой нет. Ну, кому этот баян нужен?
— Да, —дядя Шурик говорит, — да... Я учился в школе на баяне. Без левой стороны правая сторона никому не нужна.
— Ну, видите! — восклицаю я.
— Так сколько вы даете за нее? — у тети Мани сдают нервы.
— Можно дать за нее...вообще, честно говоря, мне она не нужна, не знаю даже, кому она нужна... Но я постараюсь этого инвалида уговорить на 800 рублей.
— Ну, хорошо. — Нетерпеливо машет рукой тетя Маня. — А он не может сюда прийти?
— Не—е, — отвечаю. — Он же инвалид. Ему же сложно передвигаться, он точно не может.
— Ну, давайте, только завтра, — торопит меня она. — Только завтра в обед, а то вы вечером приходите все время...
Я прихожу на следующий день в обед. Тетя Маня предложила пообедать, я отказался. В этот раз к делу приступает дядя Шурик. Говорит:
— Маня, нам нужны деньги...Так сколько вы даете? — обращается ко мне так веско. А тетя Маня, видимо, сдав полномочия по переговорам, садится за стол и начинает так внимательно слушать.
— Тетя Маня, — начинаю я, — мне стыдно просто предлагать, просто стыдно, и я не могу даже открыть рот, чтобы сказать вам эту цифру. Честно говоря...
Меня перебивает дядя Шурик:
— Так сколько же он дает?
— Вы знаете, он дает 600 рублей. Но только в том случае, если эту клавишу можно будет отремонтировать.
— Так чего же ее нельзя отремонтировать? — Голос дяди Шурика срывается на дисконт. — Вы ж сказали, что ее можно!
— Подождите, вы знаете, что он хочет? Он хочет, чтобы ее отремонтировал я! Лично!
Тете Мане уже явно хочется покончить с торгами, и она говорит:
— Ну, хрен с ним, шестьсот, так пусть шестьсот дает!
Но я, подстегиваемый азартом, продолжаю следовать к намеченной цели:
— Послушайте, я понимаю. Я понимаю, что это вам выгодно. Но и вы поймите, что он требует, чтобы я дал ему какие-то гарантии. А если я возьму ее ремонтировать, то это будет не здесь. Этот мастер живет не в Одессе, он живет в Москве. Инструмент повезут ему в Москву, не дай Бог, он его испортит, поломает. Мне же придется отдавать назад деньги. А кому нужна коробка от клавиш?
Обрисованная мною перспектива трагического будущего многострадального инструмента производит должное впечатление на дядю Шурика.
— Ну, да. Коробка от клавиш никому не нужна! — говорит он.
— Так вот! — Ободренный его пониманием, продолжаю я. —Вы поймите меня правильно: 600 рублей, все-таки, не малая сумма... Ведь, если не отремонтируют, мне придется возвращать ему деньги?!
— Ну, как возвращать? — Приходит в себя тетя Маня. — Он же купит ее!
— Купить-то он купит. Но он-то купит за 600, потому что я ему гарантировал её ремонт! Но я же не могу знать наверняка! Я же рискую!
— Ну, хорошо. А что же делать?
Полная безысходность в её голосе подводит меня к кульминационному моменту нашей встречи:
— На свой страх и риск... Я просто даже не хочу, чтобы так было, но, если вы хотите, идя вам навстречу... Учитывая, что вы с ней так намучились, с этой клавишей, эти негры, этот ужас, номер 112 и все остальное... Я, честно говоря, могу просто за эту коробку, потому что это ж не клавиша, дать вам 400 рублей. Беря во внимание ваш тернистый путь; ваши страдания с приобретением этой клавиши; и то, что вы коренная одесситка; и родственники за границей; и что у вас столько мучений было, и все остальное... Только ради вас!
Мой монолог прерывается горестным воплем тети Мани:
— 400 рублей????
— Вы извините, но, поймите меня правильно, а если я не отремонтирую эту клавишу, куда я дену эту коробку? Огурцы в ней держать или помидоры?
И тут заключительный аккорд, момент истины, магическая фраза:
— И что еще хорошо, что деньги он мне передал с собой, ровно 400 рублей.
Впечатление, как и ожидалось, неотразимое. Волшебная власть денег — наличных денег, действует, как мы все с вами не раз убеждались, безотказно:
— У вас с собой?
-Да.
— С собой деньги у вас?
Я вынимаю деньги и кладу на стол. Тут повисает пауза.
Дядя Шурик, который на протяжении всех наших встреч постоянно находился в одной и той же неподвижной позе, чем вызвал у меня полную уверенность в том, что он не ходит, вдруг резво вскакивает, хватает эти деньги и кричит тете Мане:
— Четыреста!!! Отдай ты ее уже!
— Послушайте, вы знаете, что, — добившись своего, я уже начинаю переигрывать, — может, вы подумаете, может, не надо! А вдруг вам еще удастся ее продать за 4000 рублей...
— Какие 4000??! Кому эта поломанная клавиша нужна??? Я тебе говорил!!! — кричит он на Маню, — я тебе говорил!!! Я тебе говорил: не бери в секонд—хенде!
— Как в секонд—хенде??? — настает мой черед подбирать отвалившуюся челюсть. Но они меня не слышат.
— Я тебе говорил, у русских не бери! У русских никогда ничего не бери! Говорил?
— Так он же сказал, что мы, русские, никогда друг друга не обманываем! — оправдывается тетя Маня.
— Кто? Кто русских не обманывает? Ты веришь этим евреям? Я же тебе сказал, что у Мойши в этой лавке ничего брать нельзя! — разоряется дядя Шурик.
— Подождите, — встреваю я, обращаясь к тете Мане, — вы же рассказывали, как вы в Америке...
— Да, что вы слушаете этого поца? — не дает мне даже договорить разъяренная хозяйка. — Шурик закрой рот!!! Что ты здесь кричишь? Короче...! Забирайте клавишу и идите!
Они продолжили между собой ругаться, а я тихонько стал одеваться, притом очень медленно. Взял тихонько клавишу.
— Ну, ладно, — говорю я, — я вас выручил. Но, знаете что, давайте договоримся так: а вот если все-таки я ее не починю, вы вернете мне 400 рублей?
Тут гнев тети Мани обратился в мою сторону, и она стала кричать на меня:
— Послушайте, почините — не почините, уж как-нибудь продадите ее за 400 рублей!!
— Ну в принципе,— говорю я,— разве что, если вставить туда внутренности от нашей, советской йоники...
