Леонид Яровенко
Так все и было, или рассказы бывалого одессита
В трех частях
Часть II
Одесса · «Астропринт» · 2013
УДК 821.161.1(477)-32(081)
ББК 82(4Ук=Р)7-4я44
Я76
Художник
Борис Лукин
Часть I опубликована в 2007 году в издательстве «Эвен»
(г. Одесса). ISBN 978-966-8169-39-7
Яровенко, Леонид
Я76 Так все и было, или рассказы бывалого одессита : [рассказы] : в 3 ч. Часть 2 / Леонид Яровенко. — Одесса : Астропринт, 2013. — 160 с.
ISBN 978-966-190-764-4
Новая книга Леонида Яровенко, став второй частью, во многом биографических, рассказов – являет собой логическое продолжение повествования о пережитом автором. И, уж поверьте, это не небылицы или сказки. Все события столь же реальны, сколь и герои повествований. В огромной «песочнице», запечатлевшей следы детства, отрочества, юности, вы обязательно найдете что-то свое близкое и, возможно, давно забытое, но от этого не ставшее чужим и отторгнутым. Кому-то захочется улыбнуться, кому-то всплакнуть, кого-то заденет за живое… И все же, дорогой читатель, хочется верить в то, что многое из прочитанного в этой книге не оставит вас равнодушным. Осознание этого – есть высшая награда автору.
ISBN 978-966-190-781-1 (в 3 ч.)
ISBN 978-966-190-764-4 (ч. 2)
© Яровенко Л. А., 2013
© Лукин Б., рисунки, 2013
Мне было пятнадцать лет. Наш ансамбль пригласили играть армяно-еврейскую свадьбу. Ансамблем нас трудно было назвать. Весь наш коллектив состоял всего из трех человек и мы едва знали друг друга. Свадьбу мы играли на окраине Одессы, на Ленпоселке, который имеет такое же отношение к Ленину, как Ленин — к поселку. В группе я был барабанщиком или ударником. Кстати, в то время, слово «барабанщик» ассоциировалось со словом «стукач». Барабанщик «постукивал». Тогда в Одессе его называли «тихарем», т. е. работающим на КГБ. Ударник же — идейный человек с наградным значком передовика производства образца 1975 года, на котором так и писалось «Ударник социалистического труда». Брали меня играть в ансамбль на одну десятую ставки. В наши дни это называлось бы стажером, а тогда, среди музыкантов-лабухов — это называлось «ватёк». А работа на свадьбах — «халтура». Тридцатишестилетний Леня Бурт был у нас главным музыкантом. «Старый» одесский музыкант, который играл на клавишных, ну и Вовка (Вовчик) — гитарист. Вовчик, вообще, играл на всех инструментах, а толком играть не умел ни на одном. Он был такой же «ватёк», как и я, но с большим стажем и получал в два раза больше. На свадьбе ничего интересного не происходило, если не считать того, что свидетель двадцать семь раз подряд заказывал популярную тогда композицию из мультфильма «В траве сидел кузнечик», которую мы с Вовчиком весело перепевали, искажая слова: «В траве сидел кузнечик и грыз свой огуречик…». Гости не заказывали ни армянские, ни еврейские песни. Основную массу заказанных песен составляли — цыганские. Эти песни в основном пел я:
«Мама, я летчика люблю,
летчик высоко летает,
много денег получает,
и за это я его люблю.
Мама я повара люблю,
повар делает котлеты
и готовит винегреты,
за это я его люблю.
Мама портного я люблю,
он костюмы подшивает,
«бабла» много получает
и за это я его люблю» и т. д.
Про портного я пел неоднократно. Дело в том, что свадьба была у Ашота, известного в Одессе профессионального портного, шившего костюмы коммунистическим деятелям областного и городского пошиба, чиновникам и другой «мелИхе», правившей политической властью в Одессе. Свадьба была немногочисленной, собралось всего около шестидесяти человек. Все проходило мирно, без драк, скандалов и выяснений отношений. Где-то в конце свадьбы я стал обращать внимание на человека, который был приглашен в качестве гостя. Ему было лет тридцать пять — тридцать восемь. Он сидел за столиком, ничего не ел, пил вино и курил болгарские сигареты «Opal». На левой руке у него были большие, сверкающие хромом часы «Orient», на безымянном пальце правой руки красовался почти золотой перстень. Этот бросающийся в глаза полный джентльменский набор говорил о солидном благосостоянии одессита, как, в принципе, любого «олигарха» в СССР. Итак, он смотрел на меня весь вечер, не отрывая глаз. Его пристальный взгляд смущал меня. Поздно вечером, когда первый день свадьбы подошел к концу и гости начали расходиться, этот странный, навеселе человек подошел ко мне и прошипел: «Гека». Источая дух перегара, этот ни то Игорь, ни то Гена — заговорил:
— Слушай. Я смотрю, ты такой классный парень, давай завтра встретимся.
— Нет, не могу — ответил я насторожившись, — завтра второй день свадьбы.
Я решил, что он пристает ко мне на тему: мужчина + мужчина = любовь. У меня не было желания продолжать разговор с этим типом и мне хотелось от него побыстрей уйти. В то время среди музыкального «шоу-бизнеса» явление «голубого сияния» было не в новинку.
— Тогда в понедельник, — с располагающей улыбкой предложил он, — Мне нужен помощник, а тем более, ты же хочешь заработать пару копеек? Я смотрю ты парень надежный, тем более музыкант. А я музыкантов уважаю. Сам был «лабухом» когда-то.
Затем он стал рассказывать, как и где занимался музыкой. На чем он играл. Я так и не понял, то ли на саксофоне, то ли на флейте, то ли на скрипке, а может быть, на водосточной трубе. Скорее всего, его рассказ был ему необходим для поддержания разговора. Я согласился с ним встретиться. Никогда не помешает подзаработать «пару копеек».
Мы встретились в понедельник, в центре города, возле винного подвала известного в Одессе по названию — «Два Карла». Такое название закрепилось потому, что эта наливайка находилась на перекрестке двух улиц Карла Маркса и Карла Либкнехта. Увидев его, я слегка растерялся. Он был среднего роста, худощавый, с большой головой и обвисшими щеками. Его кудрявые слипшиеся волосы напоминали паклю. Под опухшими глазами были синяки. Все говорило о том, что передо мной человек, явно уставший от борьбы с зеленым змием, на лице которого отражалась победа змия.
— Ты вино пьешь?
— Пью.
— Тогда пошли, час дня и ни в одном глазу. Надо выпить по стаканчику вина.
Мы спустились в это кафе и расположились. Там было душно и сильно накурено. Запах разбавленного водой и карбидом вина устойчиво щекотал нос моему другу. Гека взял сразу два стакана вина. В народе оно называлось «биомицин». Вы не думайте — это не био-вино, а название незабываемой и всеми любимой винной смеси «Біле міцне». От запаха этой «торговой марки» разлетались мухи, клопы и тараканы дохли. Выдержать мощь этого «биологического оружия» было под силу только человеческой печени. Мы осушили по граненому стакану. После выпитого третьего стакана мой новый знакомый начал рассказывать истории о своей непростой жизни. Оказалось, он веселый человек. Был несколько раз женат. Ходил за границу капитаном. После выпитого пятого стакана оказалось, что он был летчиком-испытателем и разбивался вместе с самолетом. Летал в космос кинологом при собаке Лайке и много всякого другого. В конце концов я понял, что это будет продолжаться бесконечно. А жизненные коллизии моего нового друга будут все краше и ярче, в зависимости от количества опрокинутых стаканов. Воспользовавшись паузой, когда он замолчал во время опрокидывания шестого стакана, я его спросил:
— Гека, ты был таким большим человеком, зачем же тебе нужен я?
— Это мы потом обговорим. Еще не все выпито и не всем нАлито, — рассмеялся он.
Я даже не понял, как мы оказались на Бугаевке, переходя от одной забегаловки к другой по вечерней, а затем ночной Одессе. Бугаевкой назывался промышленный район старой Одессы, в котором в основном находились заводы, предприятия и рабочие бараки с полуразрушенным частным сектором. Об этом месте в городе шла дурная слава. Как говорили в Одессе «короче, туда можно было зайти и никогда больше не выйти». Даже доблестная советская милиция обходила этот район стороной.
Мы подошли к странному сооружению. Непонятно откуда притащенная, металлическая будка, в которой когда-то продавали проездные билеты на остановках, выросла перед нами как из-под земли. На месте стеклянного окошка будки был вставлен кусок фанеры с надписью «Ремонт и строчка обуви». Гека постучал в дверь, при этом будка ответила громким металлическим звуком. Дверь открыл пожилой рыжеволосый сапожник. Он был в засаленном переднике. Мы вошли в будку и Гека представил меня как своего лучшего друга, которого он знает десять лет, хотя на момент этого представления мне было всего пятнадцать. Получилось, что я с ним дружу с пяти лет, но сапожник не обратил на это никакого внимания. Они зашли за ширму, которая делила будку на две части. Я присел на маленькую самодельную табуретку и, будучи изрядно уставшим, задремал. Мою дрему прервала возня, крики и громкая матерная брань. За ширмой шел турнир карточных игроков. Будка наполнилась дымом сигарет и азартом. То сапожник истерически кричал в восторге:
