Довольно скоро он услышал, как его кличет Белинда, и побежал к дому — но так, чтобы его по-прежнему не было видно из кухни. Тихонько забрался по лестнице в спальню и прикинулся, что только-только облачается. И тут вошла Белинда.
— Как спалось? — спросила она.
— Превосходно. Мне снился чудесный сон — о тебе. О том, как мы будем жить, когда поженимся.
Белинда была очарована. Ну какой все-таки милый мальчик.
— Всего два дня осталось, — сказала она и поцеловала его, после чего спустилась в кухню приготовить ему завтрак.
Эсмонд улыбнулся ей вслед. Ей и невдомек. Он ждет не дождется, когда же пролетят эти два дня.
После завтрака он отправился вдоль железнодорожной колеи до самого поворота, за которым вновь оказался за пределами видимости из Щупс-холла. Он уселся на солнышке и прокрутил в голове еще разок все то, что собирался сказать Белинде после того, как они поженятся. И сколько еще ему придется потерпеть, прежде чем он произнесет свои угрозы. Он решил, что нужно выждать неделю — пусть Белинда уверится, что она и впрямь владычица имения. И вот тогда он нанесет удар. Скажет ей, что, если не предоставит ему полный контроль над всем, он предаст ее суду за двоемужие. И за похищение человека. А также, возможно, и за то, что отравила его выпивкой.
Эсмонд не сомневался, что Белинда подчинится. А ну как нет? Вдруг озлобится и станет опасна. Эту вероятность тоже нужно учитывать. Что ж, тогда он сбежит, и пусть она мается над запиской, в которой он ей сообщит, что пошел заявлять в полицию. Точно, так и надо сделать — если ее не проймут его угрозы. Но Эсмонд все равно не мог всерьез допустить, что Белинда может озлиться. В конце концов, она спасла его от этой скотины дяди Альберта, от жуткого отца, от навязчивой матери, и он, конечно, был ей за это признателен.
Эсмонд лежал на солнце и раздумывал, что поделывают сейчас родители. Особого дела ему до них не было. Он отказался от прошлого и устремлял помыслы в будущее — будущее первого Щупса, который станет главой семьи и владельцем имения.
Перспективы открывались захватывающие и дерзкие. Но сначала надо пожениться. Как только они с Белиндой вступят в брак, он заставит ее делать все, как ему угодно.
Через пару часов Эсмонд взобрался по насыпи на холм, густо заросший соснами. Здесь он никогда прежде не был. Интересно, когда посадили эти деревья? Эсмонд прошел еще немного вперед и вдруг наткнулся на широкую прогалину, окруженную каменной стеной. К его изумлению, то оказалось кладбище. Он перелез внутрь и вгляделся в надгробия. Здесь покоились почти все женщины, владевшие Щупс-холлом многие века. Эсмонда посетила мысль: если его план сработает, он тоже рано или поздно окажется здесь, и мысль эта ничуть его не покоробила. Напротив — восхитила. Кладбище заросло полевыми цветами и травами: сюда явно давно не наведывались. Эсмонд задумался, почему тот человек, что похоронен в часовне в длинной могиле, лежит там, а не здесь, со всеми остальными. Тут так красиво, такие виды кругом, и никто не шастает.
Эсмонд глянул на часы: пришло время обеда. Он перебрался за стену и заторопился по роще назад. Через двадцать минут он уже был в кухне. К его удивлению, посреди старого соснового стола высился роскошный свадебный торт. Белинда улыбнулась.
— Я решила, что все устроим как полагается, — сказала она. — Я его заказала вчера и уже съездила за ним в Уэксэм, пока тебя не было. Завтра — пятница.
— Боже милостивый, какой же я рассеянный. Я отчего-то решил, что сегодня среда. Какая красота, — сказал Эсмонд. — Итак, завтра мы станем мистер и миссис Щупс.
— Именно, дорогой, — сказала она и поцеловала его с большим пылом, чем раньше. — Давай-ка поешь. У нас будет шикарный медовый месяц.
— Медовый месяц? И куда мы поедем?
— Никуда, любовь моя, прямо здесь и справим его. Щупсы никуда не уезжали из имения, когда женились. Таковы традиции, и мы их поддержим.
— А, разумеется, — сказал Эсмонд, собиравшийся сделать строго обратное. После обеда он пошел к себе и написал записку о том, что собирается в полицию, — на тот случай, если супруга будет плохо себя вести, когда он станет главой Щупс-холла. Положил записку в конверт, намазал кромку суперклеем и отправился вместе с конвертом искать Старого Сэмюэла. И еще он хотел попросить Юного Джереми быть его свидетелем на завтрашней свадьбе.
Обыскав всю округу, Эсмонд нашел его в часовне и страшно удивился: Старый Сэмюэл пытался поднять домкратом кованую могильную плиту, вделанную в пол. На восемнадцать дюймов плита уже отстала от пола, и Сэмюэл набивал в образовавшийся просвет камни с насыпи узкоколейки.
— Ты глянь, — сказал он. — Я так и знал, что с этим надгробием что-то не то.
Эсмонд поглядел вниз и увидел ноги скелета, а рядом — лопату.
— «Не то» — это не то слово, — пробормотал он. — Он даже не в гробу. И почему он вообще похоронен здесь, а не на кладбище, где все остальные Щупсы? Как думаешь, он был кем-то особенным?
— Может, и был, хотя зачем его сверху накрыли таким куском железа — ума не приложу.
— Наверно чтоб не вылез, — сказал Эсмонд.
— А может, попросил его тут спрятать, чтоб женщины Щупс до него не добрались, — осклабился Старый Сэмюэл.
Эсмонд не был уверен, что понял шутку, но продолжил:
— В общем, Юный Джереми, я пришел просить тебя быть моим свидетелем на свадьбе.
— Буду. Лучше уж ты, чем я. Не женился бы на Щупс, будь она хоть писаной красавицей. И называй меня Старым Сэмюэлом, когда женщины рядом, иначе несдобровать тебе.
— За меня не волнуйся. Я ж тебе говорил — у меня есть план.
— Ага, у этого малого тоже планы были, видать, — сказал Старый Сэмюэл, ухмыляясь и тыкая пальцем в могилу. Он спустил домкрат, плита улеглась на свое место. — Вот что. Приберусь-ка я тут поскорее к завтрему, иначе следом придется себе могилу копать.
Наутро прибыл гонец от преподобного Хорстона: на сегодня намечено шесть свадеб, и к мистеру Щупсу и мисс Пэрри он поспеет не раньше девяти, а то и позже. Он пространно извинялся за такую заминку.
— Сплошное расстройство, — сказал Эсмонд, когда спустился в кухню облаченным в костюм и новые ботинки, но его тетя-невеста не согласилась:
— После шести свадеб он будет такой уставший, что нашу не запомнит вообще. Все к лучшему.
— Не понимаю, с чего бы.
— Потому что он будет торопиться и не станет задавать лишних вопросов о нашем вероисповедании — англиканской ли мы церкви или атеисты. Такого вот. Ну, то есть, ты-то сам знаешь, крестили тебя или нет?
— Господи, да нет, конечно. Я бы все равно не запомнил. Сама-то помнишь, что с тобой было, когда ты только родилась? Если да, у тебя великолепная память. В общем, пойду прогуляюсь.
— Вечно ты прогуливаешься, — прокомментировала Белинда. — Почему, интересно?
— Потому что мне тут нравится. Обожаю природу и сельскую жизнь. Я много гулял с отцом по лесам в Кроэм-Хёрст — пока он не стал алкоголиком, не свихнулся и не попытался меня заколоть. Там была очень крутая каменистая тропа с холма Брейкнек, мне нравилось по ней скатываться. Отцу тоже нравилось, как я по ней скатывался. — Эсмонд замолчал, завороженный воспоминаниями о прошлом, которое было теперь так далеко, а потом добавил: — В общем, мне надо больше физической нагрузки. Я умру от скуки, если буду торчать весь день в доме.
— Ну и погуляй тогда. Я не желаю тебе смерти от скуки. Я бы сама с тобой прогулялась, но у меня масса дел по дому.
Эсмонд ушел, страшно обрадовавшись, что Белинда осталась дома. Он прошагал через луг к изгороди и сосновой роще, но, как только исчез из поля зрения невесты, поспешил к домику Джереми. Его друг и сообщник (так он теперь считал) сидел на крыльце и попивал чай, облаченный в парадный твид.
— Похоже, свадьба до девяти вечера не состоится, — сообщил Эсмонд. — Священник женит сегодня шесть пар. Извини.
— Да ничего страшного. Я как раз закончил убираться в часовне и даже плиту натер, — сказал Джереми. — На ней странная штука написана. Ни в жисть не угадаешь.
— Как звали этого скелета?
Джереми помотал головой:
— Мимо. Нет там ничьего имени. Пробуй еще разок.
Теперь Эсмонд помотал головой:
— Понятия не имею. Так что же?
— Сказать?
— Ну конечно. Не томи.
— Изволь. Там написано: «Тот, кто меня из могилы подымет, пусть его адское пламя не минет. Кто потревожит мой вечный сон, смерти спокойной будет лишен. Ад настигнет всех чужих. Руки прочь от земель моих». Лихие угрозы, верно?
— Очень странно. А почему мы вчера этой надписи не заметили, когда ты плиту подымал? — спросил Эсмонд.
— Потому что ее не чистили бог знает сколько веков. Я извел прорву политуры, покуда до надписи добрался.
— Ну дела, — сказал Эсмонд и немедленно выкинул это из головы.
