— Это еще что такое?! — в ярости кричала она.
— О… — растерялся продавец. — Да, теперь припоминаю. Мы заказали один экземпляр. Простите. Где вы ее нашли?
— В отделе анекдотов! — вопила Эмбер. — Какого черта она там делает?
— Прошу вас, мадам, не трогайте витрину, — умоляюще произнес продавец.
Проигнорировав его мольбу, Эмбер подошла к витрине и поставила книгу в самый центр, на видное место.
— В этих книжных супермаркетах работают одни недоумки, — злобно прошипела она, когда мы выходили из магазина. — Не могут Арчера от Элиота отличить. Приходится по буквам диктовать.
— К-о-с-о-в-о, — продиктовала я.
— Вазве не с двумя «с»? — удивилась Мелинда.
— Нет, с одной.
— Нельзя делать овфогвафические ошибки, да, Минти?
— Какая разница, — сказала я.
— Что значит «какая вазница»? — похоже, я сбила ее с толку.
— Мы же на радио, — объяснила я.
— Точно. — Наконец-то до нее дошло. Нахмурив брови, Мелинда сосредоточенно изучала пухлую папку с вырезками. — По-моему, нет ничего скучнее новостей, — раздраженно произнесла она.
— М-м-м… я так не думаю.
— Хотя, — добавила она, — когда Клинтон вляпался в истовию, было очень забавно.
— М-м-м.
— Я вада, что он выпутался.
— Да уж.
— Знаешь, почему Никсон не смог выпутаться? Потому что он совевшил очень севьезный пвоступок.
— Да что ты говоришь…
— О да, Минти. Куда уж хуже. Только пведставь, огвабление в Белом доме!
— М-м-м…
— Может, поможешь мне с вепвиками пво палату ловдов? — не отлипала она. — У меня интеввью в пвя-мом эфиве с бавонессой Джей.
— М-м-м… Вообще‑то твои реплики должен проверять Уэсли. Он же выпускающий программы.
— Он сказал, у него нет ввемени. Он все еще в студии, монтивует веповтаж. Пво-о-о-шу тебя, Мин-ти-и-и, — заныла она. — Помоги. Мне чевез два часа в эфив выходить.
Я тяжело вздохнула. Как всегда, а ведь у меня своей работы по горло.
— О'кей.
Стуча по клавишам компьютера Мелинды, я покосилась на ее огромную тушу. Сегодня на ней был утягивающий комбинезон ядовито-малинового цвета и столько золотых цепочек, что любого штангиста давно бы уже придавило к полу. Копна пружинистых кудряшек выкрашена хной. На ногтях лак двух оттенков голубого. Она взяла свою большую сумку от Луи Вюиттона и достала вязание.
— Помогает сконцентвивоваться, — пояснила Мелинда, позвякивая спицами.
— Вяжешь для малыша? — спросила я, исправляя реплики.
— Нет, для себя, мохевовое платье.
— Ну и как, Мелинда? — в комнату заглянул Джек.
— Пвовязала еще двенадцать вядов.
— Я имею в виду сценарий, Мелинда. Сценарий.
— О, все новмально. Очень ховошо. Не волнуйся — все отлично, Джек! — Похоже, ей показалось, будто она отмочила что-то смешное, потому что ее здоровенная туша затряслась от хохота.
— Мы пишем веплики для интеввью с бавонессой, — пояснила она. — По-моему, неспваведливо, когда у людей есть особые пвава и пвивилегии только потому, что они чьи-то водственники!
— Полностью согласен, Мелинда, — резко бросил Джек. — Вернусь через час, проверить сценарий.
— Какой‑то он в последнее ввемя неввный.
— Да, немного.
— Вообще, я его тевпеть не могу, — прошептала Мелинда, перекидывая петлю.
— Мне кажется, он замечательный, — возразила я. Она скорчила рожу:
— Ладно тебе, Минти, можешь не пвитвовяться.
— Мелинда, — взъярилась я. — Ты хочешь, чтобы я помогла тебе с репликами, или нет? — Она была поражена резкостью моего тона. И сама я, кстати, тоже. Такое новое ощущение. И приятное. Мне понравилось, что я сама уже не такая… приятная. — Хочешь? — повторила я.
— М-м-м… Да, — промямлила она. — Конечно, хочу, Минти. У тебя так ховошо получается.
— Софи! — рявкнул Джек из кабинета. — Разбери, наконец, эти чертовы факсы. Вдруг там что-то важное!
Софи тайком болтала с кем-то по телефону и тихонько хихикала. Я встала и разобрала факсы, которых накопилась уже целая куча. Пресс-релизы дефиле и предпремьерных показов, приглашения на новые спектакли и кинофестивали, сообщения от агентов третьесортных звездочек и горы рекламы от издательств. Пока я разгребала эту кучу, факс пронзительно запищал, и показалось новое сообщение: «Суббота, бар „Кенди», вечеринка только для девушек! Вход в вечерних платьях». Вечеринка только для девушек? Наверняка там будет весело. В моем состоянии, когда шарахаешься от мужчин как от чумы, нет ничего лучше. Может, Эмбер пойдет со мной. Записав адрес бара, я опять принялась за реплики Мелинды.
— О'кей, все готово. Еще я придумала пять вопросов о праве голоса наследственных пэров.
— Спасибо, Минти, — просияла она. — Ты соквовище.
Вернувшись на место, я принялась за свои записи. Темой очередного репортажа было усыновление детей. Просматривая статьи, мысленно перебирая полезные контакты и кандидатов для интервью, я вспомнила о Хелен, которая никогда не скрывала, что ее удочерили. Не согласится ли она выступить в программе? Я позвонила в магазин. Трубку взяла Анна, помощница.
— Извините, — сказала она. — Хелен только что вышла.
— Хорошо, перезвоню завтра, — ответила я.
— Завтра ее не будет, — сообщила Анна. — Она уезжает на выходные. Поэтому и ушла пораньше.
— Здорово.
— Да. Она едет в Париж.
— Что ж, прекрасно. — Положив трубку, я подумала: «Так и есть. Хелен и Джо встречаются». Но мои размышления прервал Уэсли, который звонил из студии. Он был в отчаянии:
— Ты не подойдешь помочь мне?
Настроение мгновенно испортилось, окончательно. И тут я сказала себе: «Все, хватит! Довольно помогать другим. Больше я этого делать не буду. Надоело. Конец!»
— Уэсли, я очень занята.
— Но у меня завал. Не укладываюсь.
— Как-нибудь справишься.
— Без тебя я не смогу, — проныл он. О боже!
— И сколько у тебя лишнего времени? — смягчилась я.
— Немного.
— Сколько?
— Ну… примерно полчасика. — Полчасика? Господи! Программа длится всего сорок пять минут.
— Слушай, мне некогда, — ответила я. — Мне нужно обзвонить тысячу человек. Готовлюсь к репортажу.
— Пожалуйста, Минти, — канючил Уэсли. — Это в последний раз. Обещаю. И ничего не говори Джеку. У него стресс. Целый день крутит пленку в руках.
— Господи… Послушай, Уэсли. Я только что закончила исправлять реплики для Мелинды, а ведь это твоя работа.
— Знаю, Минти. Но я ничего не успеваю. Прошу тебя, Минти… — затянул он, — у тебя так хорошо получается.
— Но…
— Ты так быстро монтируешь.
— Слушай, мне нужно…
— Мне без тебя не обойтись.
— О… — Проклятье! Проклятье! Черт! — Хорошо, — прошипела я. — Но это в последний раз, Уэсли, — голос мой приобрел необычную твердость. — Ты слышишь меня? В последний раз! — И я швырнула трубку, а, подняв глаза, заметила, что все уставились на меня так, будто видят впервые.
— О, Минти, я знал, что ты не откажешь, — проблеял Уэсли, когда через пять минут я открыла дверь студии. Его блеклые голубые глазки затуманились от благодарности. — Ты такая милая, Минти, — повторял он, а я с упавшим сердцем оглядывала гору не отредактированной пленки. — Правда, Минти, из всех моих знакомых ты самый милый человек.
— Пожалуй, он на самом деле был милым человеком, — послышался голос Эмбер.
Я сняла пальто. Как обычно, она висела на телефоне. Наши телефонные счета сравнимы с государственным долгом Вануату.
— Понимаю, — серьезным тоном продолжала она. — Ужас какой. — Ужас? О чем это она? Обычно я не подслушиваю, но тут мне стало любопытно. Я пошла на кухню и поставила чайник.
— Да-да… ужасная трагедия, — сказала она. Трагедия? Да что стряслось? О чем она говорит?
— Да, точно, — подтвердила кузина. — Насмерть. — Кто-то умер? Что произошло? — На шоссе Ньюпорт-Пагнелл, — спокойно уточнила она. — Да-да, рядом с «Маленьким поваром». Врезался в аварийный грузовик. Зазевался, наверное, и все. Да… кошмар. Ну, я всегда говорила, что он не умеет водить машину. Хорошо, что не вышла за него, ведь там могла быть и я!
Чарли? Она говорила о Чарли. Это же ужасно. Ужасно.
— Да, жуткая трагедия, — повторила она. — Но чего в жизни не бывает.
— Эмбер, Чарли… погиб? — в ужасе спросила я, когда она положила трубку.
— М-м-м, нет, — виновато созналась она. — Не совсем.
— Но ты только что кому-то говорила, будто он умер. Я слышала.
— Ну… — она хитро прищурилась. — Я немного преувеличивала.
— Он пострадал?
— Нет-нет, я так не думаю.
— Попал в аварию?
— М-м-м… на самом деле нет.
— Эмбер, тогда почему ты сказала кому-то, что Чарли мертв? — Я была в шоке.
— О, просто притворилась, что он умер, — раздраженно бросила она. — Мне так легче пережить разрыв, понимаешь.
