— Она должна убраться, — злобно прошипел он.
— Она и так уходит.
— Я имею в виду — немедленно! Сегодня. Не потерплю ее в лечебнице ни минутой дольше.
— Ради бога, Джеймс, — устало проговорил Малкольм. — Что за ребячество.
Но Джеймс уперся. Теперь нет причины церемониться с Салли. Вред нанесен, и она уже не сможет его исправить. Он хотел удалить ее с глаз как можно дальше и как можно быстрее.
Когда он вошел в приемную, Салли болтала по телефону. На стуле сидела какая-то женщина с понурым котом в корзинке. Джеймс уперся в Салли взглядом, и она его наконец заметила.
— Зайди на пару слов.
Ему было все равно, с кем она говорит.
— Я хочу, чтобы ты немедленно собрала свои вещи и освободила место, — сказал он, когда она через пару минут зашла к нему в кабинет.
— Но я не понимаю… — У нее задрожали губы, словно она готова была заплакать, и Джеймса кольнула совесть, но он быстро справился с собой — она была сама виновата.
— А я уверен, что ты все понимаешь. Не сомневайся, я догадался, что это ты донесла на меня в налоговый департамент.
— Что?!
Салли явно была талантливой актрисой. Выглядела совершенно ошарашенной.
— Ты же знаешь, что я никогда не сделала бы этого, — с трудом выговорила она.
— Я предупредил тебя об увольнении, и два дня спустя это случилось. Что скажешь?
— Джеймс! — Он заревела уже по-настоящему. — Что бы ни случилось, я тут ни при чем. Клянусь тебе!
Черт, он не мог видеть, когда женщина плачет, это всегда выбивало его из колеи. Но не теперь.
— Я хочу, чтобы ты ушла немедленно. Будь так любезна освободить место, — сказал он и быстро вышел из комнаты, чтобы не передумать. Когда она уйдет, налоговики могут проверять все, что желают, — они не найдут ничего в подтверждение ее доноса. Ему пришлось с ней так поступить. Ему просто не оставили выбора.
Когда Джеймс велел Салли забирать вещи и уходить, он не подумал о том, что в ближайшее время некому будет заменить ее в приемной. И теперь собирался просить Кати помочь ему — у нее уйма свободного времени, и она всегда готова сделать для него все, что потребуется.
— Но я не могу, — сказала Кати, когда он позвонил ей. — У меня сегодня клиенты.
— Так перенеси их на другое время. Это очень важно.
— Нет, Джеймс, прости, но это совершенно невозможно.
— Да ради бога, — буркнул он и бросил трубку. Придется как-то обойтись. Ничего, они с Малкольмом, Саймоном и Джуди (ветеринарной медсестрой) как-нибудь справятся.
С Кати что-то происходит, подумал Джеймс. Она в последнее время была не похожа на себя прежнюю — милую, уступчивую Кати. Наверное, это из-за той встречи с его родителями — она до сих пор сердится, что он скрыл от нее их приезд, дело конечно же именно в этом, хотя она и не говорит ему прямо. Он решил быть к ней особенно внимательным. Он чудесно провел прошлые выходные в Лондоне и даже почувствовал близость к Стефани, чего давно не позволял себе — после того, как прошел шок, который он получил, увидев ее в том джемпере…
Почему это женщины обязательно хотят одеваться похоже? По правде сказать, выглядела она в нем шикарно, и ему даже захотелось обнять ее и сказать ей об этом, но последнее время между ними это было как-то не принято. Они отвыкли от проявлений нежности.
У него появилось гадкое чувство, что он предает Кати. Но жестокая правда заключалась в том, что, хотя Джеймс и верил, что любит ее, все же предпочел бы сейчас быть в Лондоне со своей семьей. Там все было намного проще.
Когда Кати позвонила Стефани рассказать о том, что она сделала, та не поверила своим ушам.
— Ты сообщила в налоговое управление? Боже мой, Кати, наверное, лучше было бы сначала посоветоваться со мной!
Но Кати не находила в себе раскаяния.
— Он сам напросился. И мы ведь затеяли все это, чтобы не чувствовать себя втоптанными в грязь. Ты первая это сказала.
— Просто налоговая инспекция — это уже… крупное дело, — проговорила Стефани. — Подстраивать ему мелкие пакости — одно, но налоги — совсем другое. Это может иметь для него действительно серьезные последствия.
— И что с того? — спросила Кати, и Стефани вдруг показалось, что она говорит совсем с другим человеком.
— Не знаю. Мне просто стало как-то не по себе.
— А что страшного может случиться? Ну, они спросят его — правда это или нет, он ответит — нет. А если они как-то и докопаются до правды, он просто заплатит налог, ну, может, еще и штраф. Брось, Стефи, ну не поспит несколько ночей, только и всего.
Стефани понимала, что Кати в общем права. Ей просто не понравилось, что Кати стала действовать на свой страх и риск, не советуясь с ней. Именно это всерьез ее обеспокоило.
— Ну ладно, — сказала она. — Ты правильно сделала. Но бедной Салли не повезло.
Кати хихикнула.
— Да! Только к этому времени он уже уволил ее. Если бы он велел ей убираться из-за этого случая, я бы непременно заставила его передумать. С Салли все будет в порядке.
Стефани опаздывала. Когда она закончила говорить с Кати и на скорую руку подкрасилась, было уже десять минут одиннадцатого, а в половине одиннадцатого ей надлежало быть в одном частном клубе на Манчестер-сквер, где предстояла фотосъемка для журнала. Она позвонила Наташе и попросила начинать без нее. Объектом фотосессии сегодня стала одна молодая сценаристка, которую засыпали наградами за ее первую телепостановку, где она отразила историю собственного неудачного брака. Сегодня авторша рассказывала о себе корреспонденту одного глянцевого еженедельника, а Стефани с Наташей отвечали за костюмы. Наташа, к счастью, успела забежать в офис и захватила два саквояжа с отобранными накануне нарядами.
Когда Стефани подошла к георгианскому особняку, на котором предусмотрительно отсутствовала вывеска — Стефани из-за этого дважды обежала площадь кругом, прежде чем сообразила, где находится искомое место, — она была вся красная, растрепанная и нисколько не походила на преуспевающего стилиста. Но Наташа успела взять ситуацию под контроль. Писательницу, молоденькую приятную женщину по имени Каролина Уэлл, удалось убедить надеть строгое черное платье, и выглядела она великолепно.
— Извините, — бормотала Стефани, пробираясь между осветительными приборами и отражателями в заднюю комнатку, где Наташа рылась в саквояже, выбирая следующее платье. — Ну, как тут дела? — проговорила она, переводя дыхание.
— Все хорошо, успокойся, — ответила Наташа. — Одежда сидит на ней как влитая, все ей к лицу, кругом тишь и благодать. И фотограф просто душка.
Стефани выглянула из двери. А Наташа права, решила она, увидев забравшегося на стул фотографа, который собирался снимать Каролину сверху. Очень кстати, так и день пролетит быстрее.
— Как его зовут? — спросила она у Наташи, скрываясь за дверью прежде, чем он успел ее заметить.
— Не то Марк, не то Майкл, я не разобрала.
— Майкл Сотби, — сказал Майкл, а не Марк, протягивая руку. Каролину пока отправили переодеться в другой наряд.
Стефани улыбнулась. А он, пожалуй, даже красив. Ему слегка за сорок. Карие глаза. И мальчишеская улыбка.
— Стефани Мортимер. Извините за опоздание.
А его полное имя похоже на звук колокола. Кажется, она уже встречала его в журналах. Она всегда прочитывала подписи под фотографиями, ища фамилию стилиста. И почти никогда не находила.
Они немного поболтали — о знакомых журналистах и визажистах, об открывавшейся на днях и вызвавшей резкие разногласия в оценках выставке работ фотографа Яна Хокинса, который запечатлел своего отца на разных стадиях прогрессирующего алкоголизма.
— Это потрясающе, — сказала Стефани. — Я так люблю его, а вы — первый, кто о нем слышал.
— Когда вы туда собираетесь? — спросил Майкл. Стефани увидела, как он покраснел, словно только что пригласил ее на свидание.
— Ну… пока не знаю точно.
— А вдруг мы там встретимся? Случаются вещи и более удивительные.
Стефани засмеялась так, словно он сказал нечто в высшей степени остроумное. Тут она поймала себя на том, что, кажется, немного с ним флиртует и это просто автоматическая ответная реакция, потому что Майкл делает то же самое. Она смутилась, и мгновение пролетело. Тут появилась Каролина в ярко-синем платье до колен от Дианы фон Фюрстенберг, и Стефани преувеличенно засуетилась вокруг нее, подкалывая подол и сознавая, что выглядит смешно. Она уже так давно ни с кем не флиртовала, что и забыла, как это делается, да и, строго говоря, она все еще была замужем, хотя в последующие несколько недель это могло оказаться весьма некстати. «Может, Джеймс и наплевал на моральные принципы, но мои по-прежнему при мне», — подумала она самодовольно.
— А он положил на тебя глаз, — сказала Наташа по пути домой.
