— Привет! — сказал молодой человек. — А я вас и не видел. Тут после солнца совсем темно.
— Да, тут царит приятный полусумрак, — согласился Псмит.
— Лорд Эмсуорт где-нибудь поблизости?
— Боюсь, что нет. Он в сопровождении всех своих чад и домочадцев упорхнул надзирать за открытием памятника в Бриджфорде покойному, если мне не изменяет память, Хартли Реддису, эсквайру, мировому судье и члену парламента. Не могу ли я быть вам полезен?
— Ну, я, собственно, приехал в гости. -Да?
— Леди Констанция пригласила меня погостить, как только я приеду в Англию.
— А! Так вы приехали из чужеземных краев?
— Из Канады.
Псмит чуть вздрогнул. Дело явно осложнялось. Пополнение дружеского круга в Бландингсе гостем, знающим Канаду, совсем его не устраивало. Ничто не могло более смутить его душевный мир, чем общество человека, которому того и гляди приспичит обменяться с ним взглядами на эту быстро развивающуюся страну.
— О, из Канады? — сказал он.
— Я послал телеграмму, — продолжал новоприбывший, — но, наверное, ее доставили, когда все уже уехали. А, вот, видимо, моя телеграмма — здесь на столике. От станции я прогулялся пешком. — Он прохаживался по вестибюлю, как человек, осваивающий новые места. Потом остановился у столика, за которым мисс Пиви имела обыкновение вкушать послеобеденный кофе, взял лежавшую там книгу и польщенно засмеялся.
— Одна из моих вещиц, — сказал он.
— Одна из чего? — переспросил Псмит.
— Да вот эта книжка, «Песни пакости». Ее написал я.
— Ее написали вы?
— Ага! Моя фамилия Мактодд. Ролстон Мактодд. Полагаю, вы слышали от них про меня?
Человек, взявший на себя столь щекотливую миссию, как миссия Псмита в замке Бландингс, всегда бдит. С той минуты, как Псмит поднялся в вагон пятичасового поезда с перрона Паддингтонского вокзала, то есть с той минуты, когда, формально говоря, началась его авантюра, он ступал осторожно, как путник в джунглях, где каждый миг на вас может внезапно броситься нечто непредвиденное и опасное. Поэтому столь хладнокровное заявление худощавого молодого человека хотя бесспорно его поразило, но отнюдь не парализовало. Наоборот, он внутренне весь подобрался. Первым его движением было грациозно подойти к столику, где, ожидая возвращения лорда Эмсуорта, покоилась телеграмма, вторым — спрятать ее к себе в карман. Для начала надо было обеспечить, чтобы телеграммы, подписанные Мактоддом, не валялись где попало в замке, пока он пользуется гостеприимством его владельца.
Покончив с этим, Псмит встал перед молодым человеком.
— Ну-ну! — произнес он спокойно и сурово.
Он испытывал неизъяснимую благодарность к благому провидению, которое организовало эту встречу в час, когда он был в замке один.
— Вы говорите, что вы Ролстон Мактодд, автор этих стихов?
— Да, конечно.
— Тогда ответьте, — бескомпромиссно спросил Псмит, — что такое «бледная парабола Восторга»?
— А? Чего-чего? — слабеющим голосом произнес новоприбывший. Во всем его облике проступила заметная нервозность.
— Или вот, — сказал Псмит. — «Ш… ш…» Погодите секунду, сейчас вспомню. А, да! «Шуршащая, надушенная тишь, тушившаяся вширь, где мы сидели». Не одолжите ли меня комментарием?
— Я… я… О чем вы говорите?
Псмит протянул длинную руку и почти с нежностью потрепал его по плечу.
— Ваше счастье, что вы встретились со мной прежде, чем вышли на остальных, — сказал он. — Боюсь, вы дерзнули без надлежащей подготовки. Они обличили бы вас, как самозванца, в первые же минуты.
— Что значит «самозванца»? Не понимаю, о чем вы говорите!
Псмит укоризненно погрозил ему пальцем:
— Мой дорогой товарищ Икс, должен сразу же предупредить вас, что подлинный Мактодд — мой давний и близкий друг. Еще и нескольких дней не миновало с нашей последней долгой и поучительной беседы. Вот — как мы можем без обиняков указать — так-то. Или я ошибаюсь?
— А, черт! — сказал молодой человек. Он расслабленно рухнул в кресло и утер взмокший лоб, трусливо сдаваясь на милость победителя.
На несколько секунд воцарилась тишина.
— Ну и что, — осведомился гость, подняв влажное лицо, гуманно заблестевшее в тусклом свете, — вы думаете делать?
— Да ничего, товарищ… Кстати, как вас зовут?
— Кутс.
— Ничего, товарищ Кутс. Ровным счетом ничего. Вы можете смыться отсюда в любой момент, когда пожелаете. Откровенно говоря, чем раньше это произойдет, тем мне будет приятнее.
— Вот это по-человечески!
— Отнюдь, отнюдь.
— Вы парень что надо!…
— Ах, довольно! — скромно перебил Псмит. — Но прежде чем мы расстанемся, объясните мне кое-что. Насколько я понимаю, вы приехали сюда с целью стырить брильянты леди Констанции?
— Да.
— Так я и думал. А отчего вы предположили, что вас здесь не встретит подлинный Мактодд?
— Тут-то полный порядок. Я плыл на одном пароходе с этим фрайером, с Мактоддом, и в Лондоне с ним виделся. Он только и трепался о том, как его сюда пригласили, и я у него вызнал, что тут его никто в глаза не видел. А потом встречаю его на Стренде совсем на взводе. Взбесился хуже всякой осы. Говорит, его оскорбили, и ноги его тут не будет, пусть хоть они все на колени попадают. Толком я не понял, но вроде бы он познакомился с лордом Эмсуортом и обиделся. Он мне сказал, что через час уезжает в Париж.
— И уехал?
— А как же. Я сам его проводил с Чаринг-Кросса. Потому-то и казалось, что приехать сюда вместо него проще простого. Откуда мне было знать, что у него в этих краях приятели. Он мне говорил, что никогда прежде в Англии не бывал.
— В этой жизни, товарищ Кутс, — назидательно сказал Псмит, — должно всегда проводить различие между маловероятным и невозможным. Вы правы, было очень маловероятно, что в этой глуши вам повстречается друг Мактодда, и вы опрометчиво построили свои планы на предпосылке, что это невозможно. С каким же результатом? Крик разносится по преступному миру: «Старина Кутс сел в лужу!»
— Хватит проедать мне плешь.
— Я делаю это для вашего же блага. В глубокой надежде, что вы запечатлеете этот урок в сердце своем и извлечете из него пользу. Кто знает, не станет ли это поворотным пунктом в вашей карьере? Через годы и годы вы, седовласый и состоятельный рантье, покинув преступный путь с кругленьким состояньицем, оглянетесь назад, и вспомните этот день, и поймете, что именно он вывел вас на дорогу к успеху. И вы расскажете о нем, когда репортер еженедельника «Медвежатник» возьмет у вас интервью для колонки «Как я начинал»… Но кстати, о путях и дорогах, не пора бы вам пробежаться по той, которая ведет к станции? Хозяин дома и его гости могут вернуться с минуты на минуту.
— Конечно, пора, — согласился нежданный посетитель.
— Да-да, — заметил Псмит. — Мне кажется, вы правы. Вы станете заметно счастливее, когда покинете эти пределы. Едва замок и парк окажутся позади вас, тяжкое бремя спадет с вашей души. Глоток свежего воздуха вернет розы на ваши ланиты. Вы сами найдете выход или вас проводить?
Он довел молодого человека до двери и сердечным толчком отправил его в дорогу. Затем широким шагом взлетел по лестнице, рассчитывая найти Еву в библиотеке.
Примерно в ту же минуту на платформу станции Маркет-Бландингс из поезда, который вышел из Бриджфорда примерно за полчаса до этого, сошла мисс Пиви. Мигрень, результат ожидания под жгучим солнцем, вынудила ее отказаться от удовольствия выслушать речь лорда Эмсуорта, и она ускользнула на удобном поезде с намерением прилечь и отдохнуть. Обнаружив по прибытии в Маркет-Бландингс, что головная боль у нее почти прошла, а дневной зной заметно спал, она направилась к замку пешком, с наслаждением подставляя лицо прохладному западному ветерку. Вышла она из городка точно в тот момент, когда безутешный мистер Кутс оставил позади себя большие ворота, от которых начиналась подъездная дорога к замку.
Серая меланхолия, которая, подобно усердному призраку, сопровождала мистера Кутса, когда он направил свои стопы назад в Маркет-Бландингс, и которую даже восхитительный вечер не мог рассеять, в первую очередь, разумеется, объяснялась тем горчайшим ощущением, кое охватывает человека, чьи заветные надежды рассыпаются прахом в тот миг, когда успех словно уже у него в руках. Каждому человеку минимум однажды в жизни выпадает то, что можно назвать только манной небесной, и мистер Кутс верил, что его экспедиция в замок Бландингс относится к этой категории. Как большинство своих собратьев по профессии, он испытывал в прошлом и взлеты и падения, но наконец-то, заверял он себя, капризница фортуна преподнесла ему на блюде нечто, обложенное кресс-салатом. Стоит ему утвердиться в замке, и найдется тысяча возможностей подобраться к ожерелью леди Констанции. И ведь, мнилось ему, достаточно просто войти, назвать себя и оказаться в положении почетного гостя. Угрюмо плетясь между пыльными живыми изгородями, Эдвард Кутс вкушал полынь и желчь, ведомые лишь тем, чьи планы рухнули из-за одного-единственного шанса «против» при девяноста девяти «за».
