Олег Агранянц - Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди

Ознакомительная версия.

— Я не знаю, кто эта женщина. Но мы ее найдем. Подождите меня.

Он вышел и вернулся через пару минут:

— Женщину мы пока не нашли. Но обязательно найдем. А что касается вашего товарища… Такой благородный поступок! К сожалению, его дело мы уже переслали в отделение, но я вас уверяю: они нам его вернут.

И добавил:

— Слово офицера.

Подполковник сдержал слово. Володя спокойно улетел в свою Голландию.

Ребята из итальянского сектора прозвали меня землемером.

Как-то я нашел список титулов и профессий людей, к которым в Италии нужно обращаться без слова «синьор». Среди них значилась уже достаточно забытая, но когда-то очень важная профессия — землемер, по-итальянски geometro.

Когда я рассказал о своей находке ребятам из итальянского сектора, те дружно стали звать меня geometro. Заведующий отделом А. Адамишин, в прошлом переводчик с итальянского языка, охотно поддержал шутку.

Однажды очень серьезный человек из Отдела международных организаций поинтересовался, почему меня зовут землемером.

— А я могу в уме перемножать пятизначные и шестизначные цифры, — ответил я и, не дав ему опомниться, добавил: — И, что странно, четырехзначные могу, а трехзначные и двузначные не могу.

— Действительно, странно, — согласился он и вздохнул: — Всякое бывает.

Через пару лет он был назначен послом в одну очень большую страну, но долго там не продержался из-за того, что сдал часть территории, принадлежащей посольству, какому-то местному предпринимателю.

Ему явно был нужен квалифицированный землемер!

Для перевода первых лиц государства приглашали ребят из МИДа.

Однажды вечером программа «Время» передавала беседу Брежнева с французским премьером Л. Фабиусом. Переводил Саша Аристов. Я обратил внимание на то, что во время беседы он делает какие-то непонятные жесты: то наклоняется вперед, то откидывается назад.

На следующий день я его спросил:

— Ты что вчера вертелся во время беседы?

— Я купил жене бананы в кремлевском буфете. Во время перевода положил их на колени, а они упали, и я все время пытался ногой подвинуть их к себе.

Однажды А. Громыко поднимался на лифте и услышал доносящуюся из конференц-зала траурную музыку.

— Кого хоронят? — поинтересовался он.

Оказалось, хоронили третьего секретаря из архивного управления.

И он дал распоряжение генеральному секретарю МИДа, тогда это был Борис Федорович Подцероб, навести порядок.

Подцероб передал распоряжение управляющему делами.

Через неделю тот явился к Подцеробу с документом и начал докладывать:

— По первому разряду будем хоронить…

И начал бойко перечислять должности. Но, дойдя до конца списка, понял, что в число тех, кого следует хоронить по высшему разряду, он забыл включить… генерального секретаря. И тут же поправился:

— И вас, конечно, тоже по первому разряду. Не волнуйтесь, Борис Федорович.

Я был на похоронах Б. Подцероба. Естественно, «по первому разряду» — в конференц-зале, с оркестром. Это было 13 или 14 февраля 1983 года. Почему я запомнил эту дату? После смерти Сталина прошло почти 30 лет. А у гроба стояли люди, которые не только знали Сталина, но и которых знал сам Сталин. И они все еще руководили министерством: министр — А. Громыко, замы — В. Кузнецов, Я. Малик, Н. Фирюбин, С. Козырев, Л. Ильичев, А. Ковалев, В. Семенов.

— Я пробил еще пять подписок на «Советский спорт» для МИДа. Одну могу дать на ваш сектор.

Так говорил, придя к нам в отдел, зам. секретаря парткома Ю. Костиков. Тогда с подпиской на популярные газеты и журналы даже в МИДе было трудно.

Костиков поведал нам, что беседовал с самой Ириной Александровной Дроздковой, заведующей сектором пропаганды Киевского райкома партии:

— Она женщина твердая, но я ее убедил. Так что, ребята, можете меня благодарить.

Когда он ушел, я взял телефонную трубку и попросил ребят взять параллельные трубки.

— Это Киевский раком партии? Соедините меня с товарищем Дроздковой.

В трубке строгий голос:

— Дроздкова, слушаю вас.

— Ты что же, Ир, МИД обижаешь, е… твою мать.

В трубке молчание, потом веселый голос:

— Олег! Привет. Куда ты пропал?

И тоже ненормативная лексика.

Дальше разговоры: как тот, как этот. С Ириной мы работали в райкоме комсомола.

Зашел разговор о подписке. О Костикове.

— Этот ваш мудак моченый был у меня сегодня. Сколько тебе нужно номеров?

Особенно моим сослуживцам понравился «моченый мудак». Костиков был высокомерен, и его не любили.

В МИДе можно было получить надбавку к зарплате за знание иностранного языка, по 5 процентов за каждый язык, но не более 10 процентов. Я сдавал французский и итальянский. Если с итальянским языком проблем никогда не было, то французский сдать было трудно, особенно письменный французский. Кафедра состояла из враждующих кланов. Для выработки «типового» текста перевода приглашался француз. Всякое отклонение от предложенного им текста считалось ошибкой. Да и с устным были проблемы. Дамы, принимавшие экзамен, давно потеряли связь с живым языком. Всем был известен парадоксальный случай. Невероятно, но факт: парень, чекист, пять лет проработавший нелегалом во Франции, получил за устный «тройку».

После приезда из Африки я явился на кафедру иностранных языков. Быстро сдал итальянский. Оставался французский. И тут я встретил Марину Стельмах, когда-то работавшую у меня в комсомольской школе переводчицей с португальского языка. Теперь она преподавала язык в МИДе. Мне пришла в голову идея:

— Марина, прими у меня экзамен по португальскому.

— Никаких проблем.

— Языка я почти не знаю. Но мне нужна «тройка».

И опять «никаких проблем».

Через день я явился на экзамен. Но Марины не оказалось.

— Она очень занята, — объяснила мне девица в очках, — но сказала, что нужно принять у вас экзамен.

Я написал перевод. Ответил на вопросы. Чувствую, девица мнется, смущается. Потом извинилась и ушла. Отсутствовала долго. Вернулась веселая и поставила мне «четверку».

Вечером мне позвонила Марина. Смеется:

— Я действительно не смогла прийти: должна была присутствовать на совещании, но наказала Лене поставить тебе «тройку». Вдруг меня отзывают с совещания: Лена хочет со мной поговорить.

— В чем дело?

— Я решительно отказываюсь ставить «тройку».

Я начинаю объяснять, что к чему. Вдруг она говорит:

— Может быть, у тебя к нему какие-то личные претензии, но ставить «тройку» человеку, который знает на твердую «четверку», я не имею права.

— Миленькая ты моя, — говорю, — ставь «четверку». Ставь.

Через год всю французскую кафедру разогнали, и возглавил ее мой хороший знакомый Саша Платов. Когда-то, несмотря на возражение отдела кадров, я его принял на работу в комсомольскую школу. Это был прекрасный переводчик. Переводил автоматически. Он мог во время перевода решать кроссворды, а после перевода лекции не вспомнить, о чем шла речь.

Придя в МИД, я решил поменять кепку на шляпу. Мы с Ларисой пришли в ГУМ, и я начал примерять шляпы. Примерял долго, все не нравились.

— В шляпе ты похож на американского гангстера, — качала головой Лариса.

Наконец молоденькая продавщица не выдержала:

— Может быть, померите кепку.

Но шляпу я тем не менее купил и в МИДе ходил в шляпе.

Прошло лет десять. Однажды я потерял шляпу и пришел на работу в кепке. Это вызвало веселый восторг сотрудников.

— Сними немедленно, — распорядился Володя Гневашев. — В кепке ты похож на одесского бандита.

Как-то, когда я учился в Военной академии, мы с однокурсниками зашли в фойе гостиницы «Москва». Там стояла модно одетая дама, по всему, актриса или балерина. К удивлению ребят, я подошел к ней:

— Здравствуйте, тетя Зина.

Она обрадовалась:

— Олежка! Здравствуй. Как мама?

Она когда-то танцевала вместе с моей матерью и помнила меня еще ребенком. Мы поговорили несколько минут.

— Я завтра маме позвоню, — сказала она на прощание.

— До свиданья, тетя Зина.

Ребята смотрели на меня с уважением. С такой дамой — и «тетя Зина»!

Прошло очень много лет.

Я руководил направлением в Первом европейском отделе. Спустился в вестибюль министерства. Там стояли ребята из моего отдела и их жены. Увидев меня, одна подскочила ко мне:

— Здравствуйте, дядя Олег.

Это была дочь моего приятеля.

— Оленька! Здравствуй. Как папа?

Ознакомительная версия.