Олег Агранянц - Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди

Ознакомительная версия.

— И пообедали?

— Куда там! Кто я такой? Нищий дипломатишко. А она заправщица на заправке в центре города! Она в день зарабатывает больше, чем я за месяц.

Кроме Пугачевой, Рылов почему-то так же люто ненавидел Высоцкого.

Когда тот умер, Рылов возмущался, почему столько шума вокруг его похорон.

— Высоцкого решили в Москве не хоронить, — сообщил я ему.

— Правильно, — обрадовался он.

— Увезут в какую-то деревню и там втихаря похоронят.

— Очень хорошо, — радости Рылова не было предела.

Володя Гневашев сразу понял, в чем дело, и спросил:

— А название этой деревни ты, случаем, не знаешь?

— А как же! — отвечал я. — Знаю. Михайловское…

После Олимпиады в мидовский буфет завезли продукты из Финляндии: сыр, колбасу, конфеты.

Все настолько привыкли к тому, что продукты в буфете финские, что однажды я принес в общую комнату бананы и заявил:

— Финские.

И никто не среагировал. Только минут через десять дотошный Витя Кулешов сказал:

— Я не знал, что в Финляндии есть оранжереи.

Как-то в буфете я показал моему приятелю Саше Ровнову на лежащие на витрине куриные тушки:

— Какая поза тебе нравится?

Действительно, ноги у кур были подняты и развернуты по-разному, и намек был настолько очевидным, что следившая за нашим разговором и искоса поглядывавшая на кур буфетчица Лида густо покраснела.

Саша потом часто вспоминал эту историю:

— Надо же, Лидку в краску вогнал.

Однажды я не заметил Лиду, несущую поднос для какого-то начальства, и первым прошел в лифт.

Идущий сзади субъект вежливо уступил ей дорогу, а когда лифт поехал, начал распространяться:

— Я вам приношу извинение за дипломатов, которые не уступают дорогу даме. Есть еще такие у нас.

Естественно, всё в мой адрес. Я не выдержал и спросил Лиду:

— Куриных тушек у тебя сегодня не будет?

К удивлению вежливого субъекта, Лида толкнула меня в бок и захихикала.

Через пару дней я узнал, что субъект, который отчитал меня в лифте за невежливое отношение к даме, недавно приехал из Португалии и обретается в нашем отделе в португальском секторе.

— Ваш новый сотрудник утонченно вежлив, — доложил я ребятам из сектора, а они дружно засмеялись:

— Подожди, мы тебе покажем.

И точно, через два дня прибегает кто-то из их сектора и зовет: «Иди к нам».

Я пошел и увидел этого вежливого субъекта, разговаривающего по телефону. Речь привести не могу, потому как не решаюсь употребить нецензурные слова. Чаще всего он использовал слово на «п». Главными героинями его разговора были «молодая п.» и «старая п.» Он говорил сначала с «молодой п.». Потом с «п. старой».

Удивлению моему не было границ, когда ребята мне объяснили, что разговаривает он со своей супругой и дочерью и что так он их обычно называет.

Этот тип прославился через полгода тем, что потерял ноту с агреманом на посла Португалии. Португальцы нервничали, они не могли понять, почему советский МИД в течение трех месяцев не дает согласие на прием их посла. Ввиду необычности инцидента его скрыли от Громыко. А главный фигурант отправился посланником в Анголу. Через полгода его оттуда выгнали.

МИД — это большая деревня. Анекдот или шутка распространяется по всем зданиям молниеносно.

Однажды меня назначили временно курировать Голландию.

— Я ничего не знаю про Голландию, — отбивался я. — Знаю только, что голландскими бывают: сыр, х… и высоты.

Через час мне позвонил Леня Теплинский из управления на Гоголевском бульваре.

— А про высоты ты по делу.

Позже один из моих коллег рассказывал:

— Когда я был в Израиле, мне предложили посетить Голанские высоты. Я отказался и сказал, что если речь идет о чем-то голландском, то я предпочту сыр. Меня не поняли.

Около входа в метро «Смоленская радиальная» висела доска «Не проходите мимо». Там помещали фотографии пьяниц, дебоширов и прочих хулиганов.

Мы, великовозрастные шутники из Первого европейского отдела, прилепили туда фотографию нашего товарища Юру Гаганова, добродушного веселого парня, и написали: «Злостный алиментщик. Если его встретите, сообщите по телефону…». И дали телефон одного нашего парня.

Гаганов, ничего не подозревая, в течение двух месяцев пять раз в неделю ходил мимо этой доски. Однако бдительных людей не оказалось. Никто не звонил, и мы фотографию сняли.

В конце года каждое посольство представляет в Центральный аппарат политический отчет. После знакомства с ним работники Центрального аппарата должны направлять в посольство «заключение на отчет». Быстрота направления этого заключения контролируется Генеральным секретариатом, поэтому мы писали его заблаговременно, зачастую до получения отчета, ибо всё, что будет сказано в отчете, легко прогнозировалось; да и выводы наши мало кого интересовали, мы не читали отчет, и наше заключение в посольстве не читали.

Заключение должен был подписывать заместитель министра. На мою беду заместителем министра, курирующим наш отдел, был А. Ковалев, человек капризный и неумный. Подписать у него бумагу было крайне трудно. Придирался по пустякам. Однажды он вернул мне справку безо всяких объяснений, только на одной странице на полях было написано «ха-ха».

— Что делать? — спросил я у своего непосредственного начальника А. Адамишина.

— Посмеяться, потом подождать, пока Ковалев уедет в командировку, и подписать у другого зама.

К счастью, в командировки Ковалев ездил часто. Однажды он куда-то отбыл как раз во время написания заключений; мои коллеги, получившие отчеты от своих посольств, шустро подписали свои заключения, но посольство в Швейцарии с отчетом затягивало.

Наконец отчет пришел, звоню в секретариат Ковалева. Мне говорят: Ковалев будет после обеда. Я срочно бегу к заместителю министра И. Земскову.

Добрейший Игорь Николаевич спрашивает:

— Когда вернется Ковалев?

— Сегодня после обеда, — признаюсь я.

И Игорь Николаевич подписывает заключение. Он тоже очень хорошо знал, что такое Ковалев.

У Ковалева была слабость: он писал стихи, писал много и плохо. Но очень хотел, чтобы его приняли в Союз писателей. Он отправлял на длительную стажировку в Италию поэтов, посылал во Францию композиторов, которые писали песни на его стихи. Но в Союз писателей его не приняли.

Именно Ковалева выбрал Горбачев для получения от его имени Нобелевской премии. Вот уж поистине права французская пословица «Помощник черта тоже с рогами».

А поэт был у нас в отделе. Толя Пшеничный. Член Союза писателей, настоящий поэт. Ковалев об этом не знал. Толя скрывал свою причастность к литературному цеху, а мы ему помогали, ибо понимали: если Ковалев узнает, что какой-то третий секретаришко — член Союза, то в МИДе Толе не удержаться.

Мы с Толей часто дурачились, переходили на белый стих и иногда так заговаривались, что не могли остановиться. В лифте объяснялись стихами:

— Не знаю я, что взять мне на второе?

— Как в прошлый раз, возьми котлеты с рисом.

— Как надоели эти мне котлеты…

На нас смотрели, как на сумасшедших.

Толя всегда куда-то торопился, где-то что-то писал, где-то выступал. Прибегал в отдел, запыхавшись, и еще из дверей спрашивал:

— Мне кто-нибудь звонил?

Однажды я решил над ним подшутить:

— Тебе звонили. Просили приехать в воскресенье.

— В воскресенье! — взвыл Толя. — Во сколько?

— В семь утра.

— Ну это слишком! Утром в воскресенье. Куда?

— На Черную речку.

Толя не был москвичом и сразу не врубился.

— Кто хоть звонил? Как фамилия?

Я под общий хохот ответил:

— Какой-то Дантес.

Недавно Толе исполнилось 60 лет. Он по-прежнему пишет замечательные стихи.

Работая деканом Центральной комсомольской школы, я командовал кандидатами и докторами, а сам ученой степени не имел. Среди тех, кто настойчиво предлагал мне свою помощь, был некто Спиридон Спиридонович, как нетрудно догадаться, Спиридонов, великий сын не то марийского, не то чувашского народа. Он защитил докторскую по своему национальному акыну, которого представил как мыслителя и демократа.

— Ничего нет проще, чем защитить диссертацию по гуманитарным наукам, — наставлял он меня. — Пишешь чего-нибудь и рассылаешь рецензентам. В научном мире не принято говорить, что ты дурак, поэтому пришлют тебе с пару десятков замечаний. А ты не торопишься, внесешь все замечания и через год снова пошлешь. Лет через пять они поверят, что ты действительно не считаешь себя умником, и твое дело сделано.

Ознакомительная версия.