Олег Агранянц - Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди

Ознакомительная версия.

Я его увещеваниям не внимал, да и вскоре перешел в МИД.

В министерстве к степеням относились косо, однако занимать какие-то должности на международной стезе с дипломом химического факультета МГУ было не очень уютно. И снова возник Спиридонов. К тому времени он получил назначение на должность заведующего кафедрой философии в Калининградском университете. Это дало основание моим друзьям судить о качественной эволюции заведующих этой кафедрой «от неустойчивого идеалиста Канта» до «стойкого марксиста Спиридонова».

И я сдался.

Экзамены на кандидатский минимум я сдавал в Экономико-статистическом институте.

С политэкономией (это был экзамен по профилирующей дисциплине) получилось весело. Заведующий кафедрой за неделю до экзамена сообщил мне, о чем попросит рассказать, и набросал пять дополнительных вопросов. Когда я изложил основную тему, а это был второй том «Капитала», и он начал задавать дополнительные вопросы, после третьего кафедра возмутилась, преподаватели решили, что он меня заваливает. «Так нельзя! — возмутилась какая-то дама. — Неужели недостаточно того, что он изложил!» Мой благодетель сначала не понял, в чем дело… потом в ресторане мы долго хохотали.

Когда я пришел на кафедру иностранных языков сдавать французский, то после первой же произнесенной мною фразы на языке Мольера преподавательница со словами: «Что же вы не предупредили раньше!» — перешла на русский язык. Минимум по философии я сдал приятелю Спиридонова в ресторане.

Руководителем мне назначили Эноха Яковлевича Брегеля. Тогда ему шел девяностый год. Он до революции ругался (причем письменно!) с Лениным, но его тем не менее не посадили. Он был автором обстоятельных трудов по мировой экономике, отрасль знания самая для дипломата подходящая.

Я получил от него, кроме напутствий, массу заданий и благополучно отбыл в командировку в Алжир.

Когда через год я приехал в Москву в отпуск, естественно, не написав ни одной строки, то отправился в институт на встречу с руководителем. Отправился без энтузиазма. Первым, что я услышал, было: «Эноха Яковлевича уже нет среди нас». Что поделать. Годы. Я принялся ходить по кабинетам и представлять себя как «любимого ученика» великого человека. Но заметил, что на меня смотрят косо. Ошибку свою я понял не сразу. Оказалось, что Энох Яковлевич не только не умер, а очень даже жив и проживает в Израиле, куда эмигрировал.

Осознав, что для государственного служащего и коммуниста, как бы теперь сказали, «позиционировать» себя в качестве любимого ученика такого человека, более чем небезопасно, я ушел. Ушел из большой науки навсегда.

Утешился я высшими вечерними дипломатическими курсами, где заниматься было необременительно, ибо я сам читал там лекции. А что касается зачетов в виде бесед, то их надо было сдавать друзьям-коллегам. И кроме того, если бы мне вздумалось сдавать зачет по Швейцарии, то сдавать его мне бы пришлось самому себе.

Я уже выходил из дома, когда раздался телефонный звонок.

— Спасай.

Это звонил мой знакомый по работе в Конго Володя Романский.

— Меня забрали в армию.

История была простой. Володя работал в посольстве в Бурунди, приехал в отпуск, а начальство решило не возвращать его в Африку и определило работать в отдел. Человек малоопытный, он забыл встать на учет в военном отделе министерства, и поэтому не получил полагающейся брони. А коли нет брони, то готовься к переподготовке на два месяца.

Сначала ему, разумеется, посылали на дом повестки, но он ушел от жены и снимал квартиру. Жена все повестки выкидывала, а когда к ней пришли с милицией, с радостью назвала его новый адрес.

Словом, утром за ним пришли. Он успел позвонить только мне.

Через час я уже беседовал с подполковником из военного отдела. Тот, назвав Володю мудаком, с чем я согласился, выразил уверенность, что таким, как он, полезно пару месяцев послужить в армии. Однако после того, как я ему объяснил, что все произошло из-за стервы-жены, которая прятала повестки, он заметно смягчился и со словами: «Парню надо помочь» — принялся что-то писать. Потом сказал, что пару-тройку недель послужить Володе все-таки придется.

Трудно найти столь неприспособленного для несения воинской службы парня, чем Володя. Неуклюжий, несобранный, вечно опаздывающий. Я решил ему помочь и отправился к моим друзьям из штаба Военно-морского флота. Через час я уже стоя пил коньяк в закусочной на Дзержинской с моим другом каперангом Львом и другим каперангом Олегом. Лев, как всегда, сетовал по поводу неудач ЦСКА, а Олег долго слушать про Володю не стал:

— Не волнуйся, поможем.

Олег служил тогда первым помощником командующего флотом.

Володя позвонил мне через четыре дня:

— Я теперь моряк. Меня перевели во флот.

Договорились встретиться у метро «Кировская».

Я его не узнал. Это было нечто невообразимое. В солдатской абсолютно бесформенной шинели с полевыми офицерскими погонами, в огромных сапогах и с добродушной улыбкой на широком лице, он был похож на Швейка, точная копия Швейка.

И он мне рассказал, что с ним произошло.

В первый же день воинской службы ему выдали обмундирование и отправили на автобусе в воинскую часть под Липецком, где с другими призванными на переподготовку переводчиками он начал отрабатывать военный перевод. Два часа строевой подготовки в день, солдатская столовая и казарма. Но худшее оказалось впереди.

На четвертый день его сняли с занятий и приказали явиться к командиру. Тот сообщил:

— Тебя откомандировывают в Военно-морской флот.

От удивления и страха Володя не мог произнести ни слова. А командир продолжал:

— Завтра отбудешь.

— Куда? — пролепетал насмерть испуганный Володя.

— Сначала в Москву. А потом куда-нибудь на корабль. На Дальний Восток или на Крайний Север.

Но все оказалось не так страшно. В своей несуразной шинели Володя явился в штаб ВМФ, где его определили работать в бюро пропусков. Жить отпустили домой. Являлся он на службу к семи утра и помогал выписывать пропуска.

Машина получения брони работала медленно, и Володя проработал на флоте три недели.

Потом он долго меня благодарил:

— Когда я узнал, что меня отправляют на флот, очень испугался. Я ведь не умею плавать.

Красный свет. Торможу. Машина останавливается, но передние колеса уже на переходе. Подходит лейтенант.

— Документы.

Лезу в бумажник. А там рядом с документами — пачка денег, которые я только что вместе с билетами получил в валютном управлении. Увидав такое, гаишник быстро принимает решение:

— Вы управляете машиной в нетрезвом виде.

Это было неправдой. Ни в этот день, ни накануне я не пил даже пива. Сидящая рядом со мной Лариса пытается подтвердить, что я трезв. Но лейтенант не отстает:

— Вам надо пройти медицинский осмотр на наличие алкоголя. Пройдёмте в отделение милиции.

По дороге в милицию лейтенант особо не мудрит: пугает письмом в МИД, жалуется на то, что мало зарабатывает.

Перед самым входом в отделение останавливается:

— Может быть, разойдемся по мирному?

— Я трезв.

— Нарколог обязательно найдет, что вы пьяны.

— Не найдет.

Лариса уже ждала меня в милиции, ее туда привез другой гаишник на моей машине.

Лейтенант доложил дежурному майору:

— Водитель ехал пьяным. Отвезите к наркологу.

Второй гаишник отдал ключи от моей машины майору, и оба гаишника уехали.

— Что будем делать? — спросил я майора.

— К вечеру соберем таких, как вы, и повезем к наркологу.

— Но вы же видите, что я не пьян.

— Вижу. Но у меня нет свободных людей.

Потом нашел какого-то сержанта:

— Повезешь к наркологу.

Сержант спросил:

— Он пьяный?

Майор разозлился:

— Ты что, трезвого от пьяного отличить не можешь!

По дороге в районный медпункт сержант рассказывал мне, какие сволочи гаишники и как они, милиционеры, их ненавидят.

Нарколог, ленивая толстая дама, спросила у сержанта:

— Он пьяный?

— Нет! — ответил сержант.

Она заставила меня дунуть в трубку и написала: «Следов алкоголя не обнаружено».

Мы вернулись в отделение. Майор отдал мне ключи от машины и на прощание посоветовал:

— Не пишите на них жалобу. Это же сволочи. Вас будут останавливать на каждом светофоре и потом извиняться. Знаю я такие случаи.

Во время пребывания в отделении я наблюдал такую сцену. Какой-то парень привел пожилого человека в шерстяном свитере. С тем пришла жена. Парень распорядился посадить человека в обезьянник:

Ознакомительная версия.