— А кто это? — удивились на том конце провода.
— Майор Папкин.
— А я могу не отвечать?
— Нет.
— Я была у преподавателя русского языка Михаила Анатольевича Стогова в его кабинете. Что-нибудь еще?
— Спасибо, — сказал Жуков и повесил трубку.
Он вернулся к бабке. Марья Сидоровна положила трубку параллельного телефона и заинтересованно спросила:
— И кто врет?
— Возможно, оба, — мрачно заметил Жуков и налил себе полстакана коньяка.
Допив третью бутылку, Жуков услышал какой-то трезвон у себя в голове.
— Ой! — вскрикнул он.
— Мишенька, это же телефон, — успокоила его Марья Сидоровна и поползла из комнаты.
Еще минут через 20 она вползла обратно и кивнула Жукову на выход. Он подошел к двери, открыл ее, сделал шаг, ударился лбом о косяк, взял немного правее и вышел в коридор. В трубке раздался призывный голос Кротова:
— Жуков, это ты, Жуков?
— Кротов! А это ты? Кротов? — возопил в ответ Михаил Васильевич.
— Я, — сказали там, — я Инну нашел.
— Допросил уже? — Жуков прислонился к стене и сполз по ней на пол.
Телефон сполз вслед за ним.
— Нет! Не допросил! Она еле дышит. Передозировка!
— Чего пере? — не понял уже немного протрезвевший Жуков.
— Не важно! Подъезжай к институту! — прокричал Кротов.
— Так ведь лекции уже закончились, — пробормотал Михаил Васильевич.
Но в трубке начались короткие гудки, поэтому Валера, наверное, его не услышал. Жуков лег на пол и закрыл глаза. Когда открыл, увидел перед собой ножки. Милые хорошенькие ножки. Цепляясь за них, Жуков встал и оказался лицом к лицу с евреем Канцельбаумом.
— Да-с, — сказал Канцельбаум, — я вам кого-то напомнил?
— Одного моего покойного друга, — огрызнулся Жуков и, накинув на себя куртку, вышел из квартиры.
У института он еще издалека приметил Валеру Кротова. Тот подбежал к Жукову и забормотал:
— Я зашел в парадную, ну, просто так, а она там лежит. Я сделал ей искусственное дыхание и донес до пятой аудитории.
— А массаж ты ей не делал? — полюбопытствовал Жуков.
Кротов ничего не ответил и, надув губы, вбежал в здание. Сыщики поднялись на 2 этаж и зашли в пятую комнату.
— Ну, — сказал Жуков, — и где тело?
Инны Прик в аудитории не было.
— Черт, — выругался Валера Кротов, — она не могла далеко уползти! — и бросился вон.
Жуков сел за парту, уронил голову на грудь и заснул. Проснулся от легкого похлопывания по плечу. Сзади стоял старик-вахтер. Вахтер улыбнулся и заметил:
— Восьмой час, молодой человек! Не пора ли домой?
Жуков согласился и вышел. Кроме Инны Прик, пропал еще и Валера Кротов. Жуков прошел через полукруг. И вдруг, повинуясь какой-то новой привычке, спустился на первый этаж в коридор, где сегодня утром нашел труп Сафроновой. Так же, как и утром, он повернул налево и дошел до всегда закрытой двери. Так же, как и утром, дернул ручку. Дверь открылась. Жуков зажмурился. На него ничего не упало, и, облегченно вздохнув, он открыл глаза. Жуков закрыл дверь, радуясь, что пока никого не убили, и повернулся, чтобы идти на выход. И в глубине коридора у поворота направо заметил спину.
Спина была в кофте. Кофта была Инны Прик. Жуков бросился следом, но на полпути какие-то руки схватили его и вдернули в нишу в стене.
— Черт, — прошептали руки голосом Кротова, — не мешай следить, алкоголик.
— Я не алкоголик! — запротестовал Жуков, но Валера заткнул ему рот, а через пару секунд прохрипел: — Пошли!
Они вышли на улицу. Спина Инны маячила вдалеке. Они ускорили шаг. Кротов на ходу объяснил:
— Она спряталась на полукруге, но я ее нашел и следил. Она не хочет встречаться с нами, так как знает, что мы ее подозреваем! Понял? Это она убийца! Точно!
— Ну-ну, — сказал Жуков.
Они вышли на Средний проспект. Инна зашла в какую-то арку.
— Странно, — сказал Кротов.
Сыщики притаились за углом. Жуков закурил. Инна вошла в третью парадную. Они бросились за ней. Лифт с девушкой уже начал подниматься. Кротов бежал вслед за ним по лестнице. А Жуков, отдуваясь, пытался не отстать. На пятом этаже лифт остановился. Инна вышла и позвонила в самую левую квартиру. Кротов ойкнул.
— Ты чего? — удивился шепотом Жуков.
Но он сам понял — чего. Дверь Инне открыла двоюродная сестра Кротова Таня Булычева.
— Привет! Проходи, — сказала она.
Дверь за подругами захлопнулась.
В полдесятого Жуков привез к бабке кричащего и дергающегося Кротова. Марья Сидоровна налила Валере валерьянки с пивом, и Кротов улегся на единственный диван, где вскорости и захрапел. Жуков подошел к окну и обреченно пробормотал:
— Ничего не понимаю… Кто ж убийца-то? За что убили-то ее?
Марья Сидоровна погладила внука по голове и ласково заметила:
— Тебя майор Папкин ищет, Мишенька. Он, вроде, арестовать тебя хочет.
Жуков захрюкал. Старуха понеслась за валерьянкой. Когда же вернулась, Жуков, сопя, спал рядом с Кротовым, а на полу валялась пустая бутылка «Русской» и две бутылки пива жигулевского, тоже пустые. Марья Сидоровна пошла к телефону, куда-то позвонила, потом вернулась, уселась на пол. Лицо было такое, как будто ждала кого-то.
Через полчаса в квартиру позвонили. Старуха побежала открывать.
— Проходи, Танечка! Братец твой у нас, спит!
Таня Булычева вошла в комнату, увидела лежащих вповалку сыщиков, всплеснула руками и, повернувшись к старухе, возмущенно вскрикнула:
— Что это?
— Ничего, — сказал, поднимаясь, Жуков, — просто Вы обвиняетесь в убийстве!
Кротов захрапел еще громче.
— Как? — Таня Булычева была само негодование, — я?
— Вы, — сказал Жуков. — Если Вы не докажете, что были с 11 до 12:30 у Стогова.
— Я была у него!
— Он отрицает.
Жуков закурил и, глянув на спящего Кротова, произнес:
— Итак…
— Я была у него, — твердо повторила Булычева и прикурила от протянутой Жуковым зажигалки.
Раздался звонок в дверь. Бабка побежала открывать, а Жуков, подойдя к окну, еще раз посетовал:
— Ничего не понимаю…
В комнату вошел Михаил Анатольевич Стогов. Он уставился на Булычеву, Таня — на него.
— Ну, — сказал Жуков, — поздоровайтесь, дети мои!
Стогов молчал.
— Михаил Анатольевич, где вы были с 11 до 12:30?
— В кабинете. Стогов смотрел в пол.
— Вы были один?
— Да.
Булычева раздавила окурок об угол стола и, поправив прическу, произнесла:
— Он лжет!
Стогов, не поднимая головы, повторил:
— Я был один!
— К черту! — заорал Кротов, перестав храпеть и спрыгивая с дивана. Его нога описала дугу и врезалась Стогову как раз чуть ниже середины живота.
— Валера! — вскрикнула Булычева, бросив гневный взгляд на Кротова, и бросилась к поверженному преподавателю русского языка и литературы.
Стогов поднялся и, смущенно улыбаясь, сказал:
— Я не хотел Таню впутывать. Но раз она сама… Что ж… Она была со мной.
— И что произошло сегодня утром? — без особого интереса спросил Жуков, закуривая следующую.
Стогов помолчал минутку, с неудовольствием глянул на Кротова и начал говорить:
— В 11 я пришел в институт и направился в свой кабинет. По дороге на полукруг я встретил Таню, и мы решили провести полтора часа вдвоем. Дверь в мой кабинет была открыта (он в конце полукруга). Я вошел и увидел Юлю Сафронову, она лежала на диване, а рядом валялся шприц. Она была мертва.
Жуков ожидал чего угодно, но этого не ожидал вовсе. Он широко открыл рот, краем глаза заметил Кротова, который был ошарашен не меньше самого Жукова, и слушал далее.
— Я испугался, все-таки труп, сами понимаете… Я вместе с Таней перетащил тело в коридор и спрятал тело в подсобке. Это заняло не более 10 минут. Потом я вернулся в кабинет, а Таня ушла в кафе рядом с институтом. Вот и все.
Жуков поинтересовался:
— Вас, конечно, никто не видел?
Стогов согласно закивал и приобнял Таню за плечи.
— Забавно.
Жуков налил себе вермута и, повернувшись к Кротову, спросил:
— Ну?
Кротов пожал плечами. Жуков перевел взгляд на бабку. Марья Сидоровна невозмутимо допивала бутылку портвейна Карданахи.
— Да-а-а, — протянул Жуков, — идите и подумайте, Стогов!
— О чем? — вопросил Михаил Анатольевич, но Кротов уже выставил его за дверь.
— А я? — вздернула носик Таня.
— А ты пойдешь с братом, — сказал Жуков, вынимая из пачки последнюю беломорину.
Они ушли. Жуков усмехнулся и сказал:
— Если Стогов врет, то убийца — он, а Булычева — сообщник, или ни о чем не догадывается. Также возможно, что Булычева — убийца, а Стогов — или сообщник, или ничего не знает. К тому же есть еще и Инна Прик. А, может, это и самоубийство.