жаргон, я специально хожу на рок-группы. Я узнаю,
что их волнует, я напишу об этом.
— Пиши, может, и тебе передастся.
Из Ростова после успеха, слишком хорошо отдохнув-
шие, прямо попадаем на конкурс артистов эстрады, под-
тверждая железное правило, что невыспавшемуся, без-
различному, наплевавшему на все — везет. Разделяем
первое и второе места с Кокориным, которого сейчас за-
служенно никто не знает, потому что не надо письма Ле-
нина с эстрады читать, мы до сих пор в них разобраться
не можем. Отныне участвуем в идиотской конкуренции.
С одной стороны — герои и лауреаты, которых никто не
знает, с другой стороны — беспородные, которых знают
все. Вернулись на ридну Украину в Киев. Я был персо-
нально приглашен к директору Укрконцерта.
— Товарищ Жиманецкпй! Крайне рад за вас. Зна-
чит, чтоб вам было ясно, сразу скажу: такое бывает раз
в жизни. Сейчас это у вас будет.
— Конкурс, что ли?
— Та нет. Мы ж не дети. Кому той конкурс здався…
Щас я вам скажу. Петр Ефимович Шелест лично вы-
черкнули из правительственного концерта Тимошенко
и Березина и лично вписали вас. Я вижу, вы плохо
представляете, что это значит… Это значит: мы з вами
С рем карту города Киева. Вы, писатель Жиманецкий
и ваши подопечные Карченко и Ильцев, ткнете мне
пальцем в любое место карты и там будет у вас кварти-
ра. Такое бывает раз в жизни.
А мы поехали в Одессу, где посторонние люди нам ме-
няли концовки, где заменяли середину, где вычеркивали
и вычеркивали и снова ехали в Киев, умоляли не трогать.
А зампред Одессы по культуре Черкасский говорил:
«А я министру говорю, что ж ты все режешь, чем ты
хвалишься. В Херсон поехал, снял программу, в Одес-
се запретил, во Львове срезал, где ты хоть что-нибудь
разрешил, скажи. Счас мы з вами зайдем. Вы увидите,
какой это жлоб».
Секретарь обкома Козырь: «Что такое, что вы бье-
тесь, какие проблемы? Записываю целево максималь-
но для исполнения, лично держу на контроле. У нас
сейчас горячая пора, орден должны области давать. Мы
все света белого не видим. Так что после пятнадцатого
лично займусь. Не надо меня искать, сам найду».
Он искал нас несколько лет.
Одно знаю точно: не просите начальника о под-
держке. Конкретно: нужны столбы, провода, гвозди…
Пусть он обещает «создать атмосферу», «усилить вли-
яние» — но вы-то не дурак.
Мы помним точно: никогда при подаче заявления
об увольнении нам не сказали — оставайтесь, и мы
стартовали третий раз. В Москву, в Москву…
Москва известна тем, что там можно потеряться.
В Ленинграде и Одессе ты никуда не денешься. И если
в Москве ты ходишь по проволоке, то на Украине по
острию ножа. Откуда там собралось столько правовер-
ных? Что они для себя выбирают? Что такое антисо-
ветчина, что такое советчина? Поставь палку — здесь
будет советчина, здесь антисоветчина, передвинь пал-
ку — уже здесь советчина, здесь антисоветчина. И кто
кричит «антисоветчина»? Воны. 3 пайками та машина-
ми. Для нормального зрителя правда или неправда. Он
ни разу не сказал «антисоветчина», это говорили толь-
ко там, на коврах в кабинетах. Что же они защищают?
В голове вертится: «Сила партии в каждом из нас».
Да здравствует Советская власть — покровительница
влюбленных, защитница обездоленных, кормящая
с руки сирот и алкоголиков. Как в капле отражается
солнце, так в каждом из нас…
«Прошу, товарищи, высказываться. Действительно
ли это юмор, как утверждают авторы, или мы имеем
дело с чем-то другим? Прошу, Степан Васильевич, на-
чинай…»
Москва. Разгул застоя.
«Марья Ивановна, приезжайте ко мне домой, тут
один одессит читает, это очень смешно, и Федора Гри-
горьевича берите обязательно…»
Или: «Сейчас, Михаил, секундочку, чуть пива. До-
бавим пар, сразу хлебом пахнет, эвкалиптика. Давай,
Михаил, читай…»
У него аж портфель запотел.
— Товарищи, я извиняюсь, управделами здесь? Мне
срочно подписать…
— Вы что, с ума сошли, в костюме, в пальто в парную…
— Я извиняюсь, я в таком белье… жена где-то купила…
— Все снимайте и лезьте вон туда на полку, берите
бумагу свою и ручку, он там голый. Степан Григорье-
вич, к вам тут срочно.
— Ох, ах, ух… Пусть войдет, житья нет.
Эх, застой, ух, застой! Веничком спину давай! По
пяточкам. Ух, застой — о — о — горячо! Ух, профессор!
Или: Степан Григорьевич привел юмориста. Он
в обед почитает. У меня виски-тоник. Кабинет на за-
мок — читай. Эх, референты — короли застоя. Какая
разница между министром и референтом? — Никакой,
только министр об этом не знает. Съезд партии…
…Сюда помещаем группу скандирования. Она ра-
ботает, в это время армия, пионеры, в одиннадцать
ноль-ноль передовики производства, Пахмутова
и обед… После перерыва звеньевая колхоза «Рассвет»,
две перспективы, одно критическое замечание, две
здравицы и пошел ветеран. Затем два воспоминания,
один эпизод с первым на фронте, одна поддержка мо-
лодежи, связь поколений, здравица и плавно молодой
солдат. Опять связь поколений, благодарность коман-
дирам, боевая подготовка, слава партии — перерыв…
— Не забудь скандирование по десять человек через
четыре ряда.
А ну, профсоюз, скажи.
— А чего, за родину нашу, за нашу заботливую мать!
— Верно, профсоюз, сначала ты о ней заботься, по-
том она о тебе. Верно заметил, профсоюз, глаз острый.
— А как же Леонид Иваныч, ему рабочие интересы
защищать.
— От кого их защищать в рабочем государстве?
— Не, не, Леонид Иваныч, хватает еще бюрократов.
— Ну, бить бюрократов — святое дело, говори ты,
комсомол.
— Мы за вас, Леонид Иванович, за ваш ум и муд-
рость, за волю и целеустремленность, за радость победы,
которую только под вашим руководством и чувствуешь.
— Браво, браво, точно…
— Садись, комсомол, ну, партия, что, партия?
— Поднимаем страну, Леонид Иванович, укрепляем
наши ряды. За всех присутствующих!
— Давай, армия.
Шепот:
— Леонид Иванович…
— Не-не… Искусство потом, искусство нас посме-
шит, верно, искусство?
Артисты:
— Верно, Леонид Иванович.
— Володя!
Володя:
— Слушаю, Леонид Иванович!
— Скажешь этой новенькой, чтоб осталась с Федо-
ровым.
— Где, здесь?
— Ты что. Мы ж ей дали квартиру.
— Ясно, а если упрется?
— Не упрется, я с ней беседовал. Милиция здесь?
— Здесь, Леонид Иванович.
— Скажи, милиция, как ты нас бережешь? Что моя
Мария жалуется, где наша Муська рыжая?
— Задание дано, полковник с уполномоченными
прочесывают окрестности, соседи оповещены. Муська
найдется.
— Найди, найди мне ее, ласковая она, жена любит,
мурлычет приятно. За что пьем?
— Милиция всегда за порядок и спокойствие.
— Ну, давай, искусство, хватит наворачивать.
— Час расплаты настал?
— Давай, давай, выдай чего-нибудь, искусство.
— Алкоголь в малых дозах безвреден в любом коли-
честве.
— А-ха-ха! А ну еще раз.
— Алкоголь в малых дозах безвреден в любом коли-
честве.
— Владимир, завтра мне перепишешь, я в Совмине
скажу. Ну, за сказанное.
Да, разгул расцвета застоя и разгула застолья. Не
работали мы, как обычно, но гуляли чрезвычайно. Как
никогда не работали, как никогда гуляли. Как обыч-
но — говорил один и ему вторил второй. Веселье ли-
лось, анекдоты давали второй и третий урожай. А то,
что мы выедали, объедали, распродавали страну, мы не
знали. Да и что мы там распродавали? Наружу мы не
показывались, мы бушевали внутри.
— Не надо ждать вечера, вы в обед ему сыграйте.
— Кому?
— Начальнику. А пусть подавится. А пусть подавит-
ся. Прекрасная мысль. Чего ждать праздника?
— Мы хотели для коллектива.
— Значит, так, здесь Москва, да? Вы на десяти стадио-
нах будете танцевать, ничего не будет, ему понравится —
все! Никаких отказов. Я ему сказал. Они с замом ждут.
Виски, сигареты, закусочка, все туда несут из спецбуфета.
— Ты начнешь.
— У нас программа.
— Он начнет. Хватит ваших лиц в таком количестве.
Он уже бурчал: «Кто над нами смеется? Люди какой
национальности?» Ему это интересно.
