Старт назначили на воскресенье. Добровольцы на участие в «Огненной Лисе» на Королева, 12 выстраивались тысячами. Шутка ли, миллион баксов!
Отобрали самых молодых, сексапильных. Среди Аркадий Гулыгин чувствовал себя аксакалом. 44 года, всё-таки.
Каждому дали подъемные, по пять тысяч доларей, и пожелали счастливой дороги. И за каждым двинулась автономная творческая группа. Оператор, осветитель, звукорежиссер, ассистент.
Конечно, эта группа слегка мешала, путалась под ногами. Но надо было научиться ее не замечать.
Куда же двинуть Аркадию Гулыгину? Решил в Барселону. С туманной юности мечтал оттянуться на испанской фиесте.
И вот он в Испании. Пьет из бурдюка молодое вино. По-братски делит обед с молодым матадором Родриго Санчес Ферейра. А ночью сливается в огненной любовной схватке с обаятельной и слегка развращенной путанкой, Кармен.
Погода стояла благодатная. «Бабье лето». Хотелось просто кричать от беспричинного счастья.
Ближе к вечеру на узенькой улочке мелькнул алый наряд смертоносной Лисы. И походка лисички показалась Аркадию очень знакомой. Но он не придал этому ровно никакого значения.
На вторые сутки, переплыв на яхте с алыми парусами Гибралтар, он оказался в Марокко. Африка! Тут с наслаждением покатался на верблюде. Скорешивался с местным шейхом, Али Пашой. Так скорешивался, что тот даже предложил ему лучшую наложницу из гарема, красавицу Алсу. Но Аркадий еще был сыт ласками барселонской Кармен. Вежливо отказался.
А вот на третий день он с головой нырнул в пучину любви на Филиппинах. Предался самому разудалому сексу с молоденькими филиппинками. Его даже хлестали плеткой-семихвосткой. А он сам укусил в плечо одну смуглую бестию. И опять Аркадию почудилось, что за витражным окном борделя мелькнул алый силуэт Огненной Лисы. Смерть даже погрозила ему пальцем. Но с плеткой-семихвосткой в руках Аркадий Гулыгин лишь улыбнулся.
На четвертый день он полетел в Китай, к буддистским ламам. Он горестно оплакивал напрасно прожитую и такую грешную жизнь. Он, буквально, валялся в ногах у лам, вымаливая прощение. Один лысый лама так посочувствовал, что даже подарил серебряный колокольчик.
На пятый день он оказался в Стокгольме. Он вдосталь познал радости шведской семьи. Шведские блондинки неутомимы, как скандинавские викинги. Раздражали только шляющиеся там-сям шведские обнаженные мужики. Аркадию иногда казалось, что он находится в мужском отделении Селезневской бани.
На шестой день он отправился на Южный полюс. Насладился полным одиночеством, если, конечно, сбросить со счетов творческую телегруппу. Кормил с руки королевских пингвинов. Играл в снежки. Погладил усатого моржа. Спугнул с кладки яиц альбатроса. Свежевал тушу белого медведя.
На седьмой, решающий день телешоу, Аркадию Гулыгину было предписано оказаться в Москве. И он в ней оказался, прикидывая, куда прежде всего потратит наградные полмиллиона баксов.
4.
В Москве, как и в Барселоне, и даже Стокгольме, стояло «бабье лето». В теплом ветерке деревья размахивали рыжими кудрями. По липам скакали очаровательные синички. Аркадий счастливо шлялся по Арбату. Зачем-то заглянул в ГУМ. Пробежал по великолепным залам Пушкинского музея.
В душе он одновременно чувствовал радость и тоску. Радость оттого, что скоро станет богат. А тоску по дочке Настеньке. Целую неделю ее не видел. По жене он не тосковал. Она дура.
Ближе к вечеру, на Чистых прудах, из пустого гулкого переулка к нему вывернула Огненная Лиса. Алый балахон, отороченный по краю лисьим мехом. Красные, на высоком каблуке туфельки.
Лиса достала внушительный револьвер.
Аркадий Гулыгин умиротворенно вздохнул. Всё закончилось!
Он ободряюще оглянулся на устанавливающую штативы телевизионную группу. Мелькнул тучный профиль генпродюсера, Прохора Рылова.
Меж тем, Огненная Лиса отбросила с лица алое покрывало.
– Настенька, ты?! – широко улыбнулся Гулыгин.
Лисичка улыбнулась:
– Здравствуй, папочка!
К Аркадию шагнул Прохор Рылов:
– Решил дать подзаработать твоей дочурке!
Аркадий обнял Настеньку:
– Как же я по тебе соскучился!
Прохор Рылов обернулся к технарям:
– Мотор, ребята! Следите за картинкой и звуком. Эта съемка войдет в историю телевидения.
Настенька вывернулась из объятий отца, передернула затвор револьвера:
– Извини, папочка! Условия игры изменились.
– О чем ты?
– Зачем нам с тобой делиться? – пыхнул сигарой Прохор Рылов.
– Кому нам?
– Мне и Настеньке. Медовый месяц мы решили с ней провести на Гавайях.
Аркадий сглотнул слюну:
– Друзья, признайтесь, вы меня разыгрываете. Ведь, если я помру на самом деле, вы не получите ни копейки. Настенька взяла отца на мушку:
– Повторяю, условия игры изменились. Приз получает тот, кто погибнет от пули Лисы.
Настенька выстрелила. Капсула с ядом впилась в тело отца. Вызвала мгновенный инфаркт.
Аркадий упал.
Три камеры усердно снимали. Режиссер зорко глядел на маленький монитор. Звукорежиссер в наушниках не отрывал взгляда от осциллографа.
– Баста! Снято! – потер руки Прохор Рылов. – Вызывайте скорую. Спасти его уже невозможно. Сгорел на работе.
Телевизионщики упаковывали технику, вспрыгнули в «Газель».
Прохор Рылов взял Настеньку за талию:
– Признайся, тебе жаль папочку.
– Не особо… Всё только начинается!
– Умница.
– Слушай, Проша, у нас не будет проблем с уголовным кодексом?
– Яд мне дал бывший фээсбешник. Стопроцентная гарантия.
Настенька впилась наманекюренными коготками в руку Прохора:
– У меня есть идея нового телевизионного шоу. «Неравный брак». Тоже со смертельным исходом.
– Хорошо, милая. Только я в этом шоу участия принимать не буду. Договорились?
– Конечно, дорогой! – Настенька крепко поцеловала Прохора Рылова в губы. – Только условия могут поменяться. По ходу игры.
– Ай-да, дочурка! И Прохор Рыло хорош. Вызывай к ним машину с бортовой рекламой прокладок. Диалог продолжим в подвале. Кстати, у наших инквизиторов плетки-семихвостки есть?
– Не знаю, Сережа. Вроде этот инструмент слегка устарел…
– Это я так. Из праздного любопытства. Теперь, знаешь, кого зацепи? Останкинских дрессировщиков. Профессия редкая, необычная. Любопытно, что там накопаешь.
Компромат № 29
Чёрный человек
1.
Жил-был дрессировщик телевизионного центра Останкино Владислав Шмаков. Дрессировал он волков, слонов, носорогов и прочую тварь, получал приличные деньги и был вроде бы упоительно счастлив.
Но однажды всё изменилось.
А случилось это после того, как в гости к Владику стал захаживать Чёрный человек. И приходил он только в полнолунную ночь, при закрытых на все засовы дверях.
И откуда он брался?
Росточка небольшого. Лицом мертвенно бледный. И вечно закутан в чёрный плащ, по краям отороченный мехом шиншиллы.
– Чего тебе нужно? – при первой встрече строго спросил Владик.
Он привык обращаться с дикими хищниками и ничего не боялся.
– Хочу рассказать историю твоей жизни, – без всяких интонаций произнес Черный человек.
– Ты что, фээсбешник, что ли? – взорвался Владик.
– Я – Чёрный человек, – печально отрекомендовался гость.
– Нет, это даже интересно! – дрессировщик сел на постель, до хруста расправил плечи. – Рассказывай!
– Трагична твоя жизнь, Владичка, – Чёрный человек неслышными шагами пересёк комнату. Чёрный плащ, отороченный шиншиллой, художественно развивался. – Ой, трагична!
– Ты, брат, погляжу, комик! – широко улыбнулся дрессировщик. – В чем же трагизм?
Чёрный человек, сощурившись, взглянул на дрессировщика:
– Взять хотя бы твою любовницу Люсеньку.
– И про неё проведал?
– Со всем Останкино она живет, Владичка. А ты её чуть ли не за жену держишь. Над тобой все смеются очень.
Дрессировщик не любил оскорблений. Стальной рукой схватил Чёрного человека за горло. Но тот лишь слегка толкнул дрессировщика, и Владик мячиком отлетел к стене.
– Где доказательства? – вытирая у рта струйку крови, спросил Владислав.
– Вот! – Чёрный человек из внутреннего кармана выхватил пачку фотографий и метнул дрессировщику.
О, в каких развратных, немыслимых позах на них была изображена Люся! Казалось, она с наслаждением пробует все позы Камасутры. И не брезговала даже низшим звеном Останкино – осветителями, реквизиторами, дворниками.
– Сука! – с полным правом прошептал Владик.
– Всех благ, – усмехнулся Чёрный человек и растворился в кирпичной стене.
2.
На работу Владик пришел разбитым. А тут еще Люська нарисовалась, внезапно обняла сзади, ткнулась в ухо.
Дрессировщик отодвинул ее, как вещь, и указал на дверь.
Владика поташнивало, голова кружилась, руки дрожали. И его подопечные – слоны, носороги и прочая живность, сразу это почувствовали. Волк Никифор пытался укусить за ягодицу. Удав Пётр хотел задушить. А любимый ворон Карл стырил серебряную луковицу часов Буре.
