- Техника! - уважительно галдели Генкины легионеры.
- А кто вам мешает технику завести? - отвечал Герасимыч.
- Вот на пенсию выйду - заведу,- веселился Генка.
- Ни хрена ты не заведешь... Нет у тебя к себе уважения...
Он отдраил машину догола, долго и вдумчиво шпаклевал ее, будто писал картину Рембрандта, и наконец стал ладить красильный пистолет. Маляр Тимофей смотрел на его работу, как на фокус.
И вот автомобиль загорелся, как с конвейера.
Кузьмич, чистенький, в вылинявшей спецовочке и в новом картузе, сладко пригорюнясь, стоял перед машиной, сложив руки на животе. Генкины легионеры, вытирая руки ветошью, ходили вокруг, ласково матерясь.
- Хоть целуйся с ней, елкин корень! - сказал Борис.
- Теперь первое дело - не тушеваться,- добавил Генка.
И я понял, что надо доставать кошелек. И я достал его и роздал имение свое, которое нажил тем, что заблаговременно заложил душу в одном издательстве. Душа была оценена невысоко, денег не хватило бы и на закуску, несмотря на то, что в таких случаях закуска бывает скромнее даже, чем на дружеском рауте в посольстве, куда лучше всего приходить немедленно после плотного обеда.
Я роздал имение свое под дружное одобрение ближних своих, стараясь думать главным образом о том, что все суета сует и всяческая суета, как говорил царь Соломон Давыдович, а также о том, что деньги - дело наживное, как мог бы сказать другой Соломон Давыдович, заведующий магазином номер двести три. Я раздавал имение свое, шепча бессмертные стихи знаменитого мудреца из Рустави:
То, что спрятал - то пропало.
То, что отдал - то твое...
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Карпухин подошел к Анютке и, увидав перед собою довольно миленькую голубоглазую особу, снял кепку:
- Извините... Как вас зовут?
- Я не знакомлюсь на улице,- нервно перебила Анютка.
- Хорошо,- отступил Карпухин,- я подожду. Мы познакомимся в кафе.
Анютка засмеялась:
- В каком еще кафе?
- Если угодно, в кафе «Лира». Это здесь рядом... Хотите, я вам скажу, зачем вы здесь?
- Ну зачем?
- Сейчас вас показывают из окна одному человеку. Вашему свидетелю.
Анютка насторожилась:
- Какому еще свидетелю? Не знаю, о чем вы говорите...
- Не бойтесь меня, - сказал Карпухин.
- А я вас не боюсь. Чего мне вас бояться? Не знаю, о чем вы говорите.
- Вас зовут Анна Ивановна Сименюк?
- А вам зачем?
- Видите ли, - сказал Карпухин, - вы мне понравились еще тогда, когда я вас впервые увидел во время аварии. Помните? Вы стояли такая растерянная, когда мой товарищ принес вам свою визитную карточку... И этот несчастный старик, которого увезли на «скорой помощи»... Ужасная встреча...
Анютка облизнула губы. Она попала в весьма затруднительное положение. Может быть, этот бородатый нахал подослан следователем. Как быть?
- Как вас называют друзья? - не унимался Карпухин.- Нюра? Аннет? Анечка?
- Анюта,- ответила она, оттягивая время.
- Вы меня боитесь, - просительно сказал он, - а я вас не могу забыть с того момента...
«С какого момента, - подумала Анютка, - никакого момента не было, чего он привязался?»
- Никакого момента не помню,- сказала она осторожно.
- Это естественно,- взбодрился Карпухин,- вы были в таком состоянии!.. Моя фамилия Карпухин... Вы, пожалуйста, будьте совершенно спокойны. Я готов под присягой доказывать, что вы не были виноваты. Я все видел!
«Неужели видел? - засомневалась Анютка. - Что же это - сон какой-то?»
- Пойдемте отсюда, - сказал Карпухин, беря ее под руку, - я думаю, на вас уже посмотрели. Я сам скажу Роману Романовичу, что увел вас...
Анютка попыталась отвести локоть:
- Какому еще Роману Романовичу?
- Роману Романовичу Кроту,- ответил Карпухин, не отпуская ее.
- Вы опасный человек,- сказала Анютка, вспомнив слова, вычитанные в какой-то книге, и охорашиваясь.
- Не так уж я опасен, - защитился Карпухин, чувствуя, что дело на мази,- с тех пор, как я вас увидел, я потерял покой.
Карпухин понравился Анютке не сразу.
Отведя ее от конторы, в которой Крот беседовал с Яковлевым, Иннокентий Викторович продолжал развивать мысль о чувстве, которое способно вспыхнуть с первого взгляда, имея дальнейшую задачу не погаснуть никогда. Анютка слушала его и приятно дивилась: вот заливает!
- Весь ужас в том, - говорил Карпухин,- что перед лицом закона мы должны будем сделать вид, что не знали друг друга никогда... Не знаю, как вам, а мне это будет ужасно трудно.
Анютка испугалась.
- Как так - трудно? Что же вы - расколетесь на самом суде?
- О нет,- сказал Иннокентий Викторович. - Даже на дыбе я буду утверждать, что вы невиновны. - И, наклонившись к ней, добавил загадочно: - Тем более теперь это в моих интересах.
Он упирал на слово «теперь».
Анютка вспыхнула - до того хорошо он сказал. А вспыхнув, успокоилась.
- Куда же мы пойдем? - спросила она беспечно.
- Почему пойдем?! - переспросил Иннокентий Викторович. - Мы поедем! Мы поедем за город, в луга и заберемся в лесные чащи, где сумрак деревьев скроет нашу тайну от нескромных взоров...
- Чудной вы, - застенчиво вставила Анютка и даже слегка прижала локотком карпухинскую длань.
С этого момента он и начал ей нравиться...
От автора
О наступлении страшного суда я был извещен заранее. В извещении указывалось, что явиться нужно со своей сковородой, имея при себе список грехов в четырех экземплярах.
Я явился к чистилищу и увидел, что оно до отказа набито грешниками. Ангелы-общественники прогуливались в партикулярных кепочках, спрятав до поры крылья под мятыми Пиджачками. Ангелы приняли с утра успокоительного зелья, ибо предстоял горячий день.
Главный судья писал за темным столом судьбу человеческую, и было ясно, что есть время грешить, но нет времени каяться. И еще было ясно, что никакое раскаянье не превысит греха, ибо автомобилист рожден в грехе, в грехе же и погибнет, а раскаянье - это одни разговоры.
Взыскующие очищения гудели наивным гулом, как пчелы, перепутавшие улей. Иные щупали душу - на месте ли - и, если не находили, отправлялись искать ее в окрестные земли.
Нет, не однороден род человеческий, ибо человеки делятся на два табора - на тех, у кого новые автомобили, и на тех, у кого старые. Береги честь смолоду, а машину - снову, сказано в скрижалях завета. И если предстанешь перед выбором, что беречь в первую очередь, прилепись к машине, ибо честь - дело наживное. Машина же невозвратна.
Те, у кого новые, ходили, поцокивая каблучками, суетно мотая ключиками, полные гордыни. Ах, гордыня, лютое наказание неразумных! Не из новых ли машин происходят старые и не был ли старец вью-ношей? Время кормится легкомыслием, и не было дня, чтоб ему не хватило пропитания...
Те же, у кого старые, смотрели на недавнее прошлое свое с завистливым удовлетворением, ибо знали, что все проходит.
Машины вытянулись вдоль тротуара, лоснясь румяным марафетом, густым гримом перезрелых девиц, не оставляющих надежды. Этот грим, наведенный во дворах и подворотнях, в случайных гаражах и редких косметических заведениях, был недолговечен и обманчив. Богиня Показуха, наскоро подведя ресницы, цокотала свои громогласные глупости, витая над колонной.
Грешники переговаривались вполголоса:
- У тебя мотор дымит?
- Дымит...
- Слей масло, чудило...
- Как же без масла?
- Слей, чтоб не горело! Пройдешь осмотр - дольешь...
- А без масла не дымит?
- С чего же ему дымить!
- А мотор не поплавится?
- За пять минут не поплавится. Пока смотреть будут. Я всегда так делаю.
- А сейчас?
- Сейчас я мотор перебрал. У меня не дымит.
- Где ты мотор перебрал?
- Где перебрал - там перебрал! Слей масло.
Откуда он свалился, оригинал? Не решается сливать масло!
- Слушай, а можно так, чтобы он не смотрел? Что ему смотреть? Что он, машин не видал?
- Договорись...
Грешник средних лет с печальной иронией, застывшей навсегда на его бледном обличье, неприкаянно толкался меж кучек народа, выискивая собеседника. Ему нужна была родственная душа, и поэтому он безошибочно выбрал меня.
- Это смешно,- горько произнес он, отыскав меня среди всего человечества,- это смешно.
- Да, - учтиво согласился я, - никогда еще мне не случалось так весело смеяться.
Он приблизился ко мне вплотную и заговорил совершенно конфиденциально:
- Поймите, это нелепо... Ведь на машине езжу я... Следовательно, я буду содержать ее в исправном состоянии... Иначе я разобьюсь... Я сам, лично, поймите меня. Следовательно, забота об исправности есть мое личное дело... Мое, а не чье-нибудь... Почему же мне не доверяют? Кому еще так нужна исправная машина, как не тому, кто на ней ездит?
От него хорошо пахло - тонкой смесью бензина, лаванды и логики. Я проникся к нему уважением.
