Егор победоносно ухмыльнулся:
– Все футбольные и хоккейные тренеры России подкуплены. Секретные списки у Пашки Сивого. Поэтому наш канал в прогнозах никогда не ошибается. Не верите? Вот телефон! Звоните!
Рябоконь крупно начертал цифры на стикере, прилепил его к стене.
Старичок с фурункулом на носу стал тут же звонить.
– Неужели, Егор Тимофеевич, – горячо задышала секретарша Людочка и перебрала тонкими ножками в нейлоновых чулках, – у вас-таки не было ни одной женщины?
– Ни единой! – изумленно поднял брови босс. – Кто бы научил меня этой науке страсти? Денег отвалил бы по-царски.
– Ну, ведь это же легко! Запросто! – вплотную к шефу подошла редактрисса Ангелина и, как бы случайно, расстегнула пуговку блузки на высокой груди.
– Когда? – схватила руку шефа Людочка.
– Где? – страстно прошептала Ангелина.
– Можем, обучить на пару, – трепетно прижалась к боссу Людочка.
– Ну, что ж! Так даже веселее!
4.
После обучения азам соития, Егор Рябоконь пустился в чудовищный разврат.
Людочка и Ангелина преподали ему лишь первые уроки.
Цепляя цыпочек в самых злачных местах столицы, Рябоконь оттачивал свое мастерство.
Через какой-то месяц Егорушка был абсолютно счастлив, правда, несколько смущал триппер, которым его наградила дамочка со Страстного.
Но эскулап Пафнутий Эммануилович заверил его, что это суета, тлен и при современном развитии медицины лечится на раз.
На личном фронте всё хорошо, а вот дела на канале не очень.
В офисе он почти не бывал, и сотрудники ринулись, кто в лес, кто по дрова. Дедушка с фиолетовым фурункулом на носу пытался даже организовать свою фирму, войдя в преступный сговор с одноклассником Егора, но у него из этого пока ничего не вышло.
А бутылочка с сывороткой Правды, меж тем, подходила к концу.
И, главное, Егору бы в пору задуматься, почему микстура Безмолвия вызывает у него такой бурный поток речи. Но Рябоконю было недосуг. Он резвился с кралями, да врачевал потихоньку свой триппер.
И вот в один солнечный апрельский день сыворотка Правды закончилась, Егорушка потопал в поликлинику.
5.
А там уж Пафнутий Эммануилович все выдал ему строго по назначению – сыворотку Безмолвия.
Рябоконь стал молчалив, как замшелый пенёк.
Но поведение-то свое сразу не исправишь, поперек инерции поступков не попрешь.
В таком угрюмом и молчаливом виде он отправился в круиз по самым развратным притонам Таиланда.
А там, на острове, подумывал даже о смене пола. Так, для хохмы.
А дела в фирме пошли хуже некуда.
Дедушке с фурункулом на носу с помощью щедрого отката удалось-таки уломать одноклассника Егора – Пашку Сивого.
Старичок враз организовал свою телевизионную контору, «Новый спортивный канал» и, буквально, испепелил бизнес Рябоконя.
Деньги на пластиковых карточках Егора исчезали со свистом.
Егор срочно вернулся в Москву.
Ошалело побродил по пепелищу своей некогда процветающей фирмы.
Хотел было найти поганого дедушку и взлупцевать его, но вовремя остановился. Зачем ему проблемы с Законом?
Прямиком кинулся к заветному лекарю, седобородому гному Пафнутию Эммануиловичу.
Заикаясь от волнения, поведал горькую историю своей катастрофы.
– Как, говорите вы, вторая бутылочка подействовала? – терапевт поднял серебряные брови.
– Болтал, как пятнадцатилетняя девка!
– Что же вы сразу не пришли!
– Неужели теперь ничем не поможешь?
– Есть тут одна новейшая разработочка, – замялся Пафнутий Эммануилович. – Боюсь денег у вас на нее не хватит.
– Последнее отдам!
Врач придвинул листок.
– Пишите расписку, что обещаете мне в ближайший месяц выплатить указанную сумму.
Егорушка намарал.
– Вот и отлично, – улыбнулся гном и спрятал расписку поближе к сердцу. Нырнул в тумбочку стола. Достал бутылку. – Принимайте по наперстку.
– Что это?
– Сыворотка Хитрости. Её пьют агенты ФСБ, перед отправкой на Запад.
6.
Выпил этой сыворотки Егорушка и обалдел.
Как же он свою жизнь испоганил!
Ничего, он еще за себя поборется!
Через корешей-приятелей, а таких он успел нажить в период бурной сексуальной жизни, он вышел на скрывающегося от него Пашу Сивого и с помощью аргументации семизарядного кольта попросил не продавать секреты дедушке с чирьем на носу.
Гадкому старцу устроил небольшую автокатастрофу.
Его мерседес краном вытаскивал из помойной Яузы.
Секретаршу Людочку и редактриссу Ангелину, вымогавших деньги за науку нежной страсти, сплавил в самый жуткий притон Бангкока.
Поднял свой телевизионный бизнес с колен, широко развернул, наполнил карманы звонкой монетой.
Теперь Егорушку Рябоконя с кондачка не возьмешь. Ученый!
Когда нужно быть хитрым, он пьет сыворотку Хитрости.
Когда молчаливым – Безмолвия.
Когда хочется потрепаться за жизнь, принимает на грудь наперсток сыворотки Правды.
Пафнутия Эммануиловича за разглашение государственных тайн, он посадил в Матросскую Тишину.
Взял на мушку деверя эскулапа – фээсбешника медицинского отдела.
Теперь сывороток у Егора сколько угодно.
Наперсток выпил и на коне.
После сорока лет всё только начинается.
– Слушай, да это наш человек! Надо его пригласить к нам на службу. И выясни, каким образом на люди попали наши секретные сыворотки. Найди этого деверя эскулапа, который торгует тайнами Родины в розницу и на вынос. Всё это поручи кому-нибудь. А то в сроки не уложимся. Для закрытия российского телевидения нам отведено, напоминаю, ровно квартал. Возьми-ка на прицел какого-нибудь коммерческого директора. В этом тихом омуте столько чертей! Лови хвостатиков!
Компромат № 33
Алхимия слова
1.
Леша Остриков уныло тянул лямку телевизионного коммерческого директора.
Нет, деньги он получал большие, даже очень большие… Но когда тебе скоро стукнет 38, а ты кроме «бабки направо, бабки налево, откат по прямой» ничего не знаешь, – это грустно.
Вдруг осенило! Коммерция коммерцией… Но именно этого требует его сиротливая душа.
Писательство!
Он станет инженером и властителем душ. Его крылатые фразы будут напечатаны в газетах и журналах, зазвучат по ТВ. Не только на родном канале! Сам Президент РФ будет ему вручать позолоченные ордена и медали. Поэты с композиторами со всех ног кинутся сочинять о нем оратории и шлягеры. Гимназистки будут закидывать его росистыми ирисами и ландышами, предлагать целомудренный секс.
Ну, хорошо, писательство…
Но как?
Рванулся к специальной литературе. Как поднять творческий градус?
Вольтер, например, когда ваял нетленки, опускал ноги в тазик с ледяной водой. Кровь ударяла в мозг, и писатель строчил, как бог.
Леша срочно достал из морозилки лёд, слегка растопил и опустил в чавкающую жижицу нежные ступни.
И… не написал ни строчки!
Этот способ явно не для него… Лишь появился легкий насморк и кашель.
Вот! Мопассан вдохновлялся женщинами. Менял их, как перчатки. Красотки приходили всё лучше, рассказы всё блистательней.
Шерше ля фам! Ищите женщину!
Леша закатился в ресторан «Бригантина». Снял божественную цыпочку, Настеньку. Тоненькую, нежную, но с внушительными грудями.
Секс вышел вулканически бурным.
Настя до крови прокусила ему губу, Леша же орал, как токующий вепрь.
После коитуса тут же ринулся к столу, расчехлил ручку с вечным пером, выхватил лист белоснежной бумаги. Сглотнул сладкую слюну предвкушения и… застрял.
Нарисовал рожицу с рожками. Стреляющий танк. Баста!
– Лешенька, я еще хочу! – нарисовалась в проёме двери обалденная Настенька, приподняла и погладила свои груди с темно-коричневыми сосками.
– Брысь, шелапутная!
– Ты чего? Послеоргазмный кризис?
– Отстань!
– Отстану. Только у тебя есть шампанское? «Брют»?
– В холодильнике. На нижней полке, – сквозь зубы процедил Алексей.
Только бы нажираться! Никакой духовности!
2.
Что-то он делал явно не так!
Фантастического траха, как у Мопассана, явно недостаточно для созидания мирового шедевра.
Может быть, Настенька не тянула на роль Музы?
Да, нет же… Грудки – люкс, глаза – бирюза, от всего облика исходит эманация ураганного секса и какая-то завороженная потаённость.
Ага! Ну, как же! Ошарашило, наконец!
Он хочет писать о жизни, а жизни самой и не знает.
Что он кроме этого пропитанного деньгами Останкино знает?
Другую ему надо натуру! Другую!
Как это писал Есенин: «Как жену родную, обнимал березку».
Нет, ты, батенька, сначала природу в себя втяни всеми лёгкими, всеми фибрами, а уж потом жди гимназисток с росистыми ирисами и оральным трахом. Только тогда появится и Президент РФ с алмазными орденами наперевес.
